Алексан ощутил резкий перепад температур — из промозглой тьмы лабиринта его швырнуло в обжигающую жару. Глаза ослепило полуденное солнце, а в ноздри ударил солёный запах океана.
Он стоял на песчаном пляже, но это явно было не воспоминание. Всё вокруг обладало той особой, почти болезненной чёткостью реальности.
В двадцати шагах от него — девушка. Она совсем недавно увела мужа у своей лучшей подруги. Сейчас она выглядела нелепо счастливой: смеялась, запрокидывая голову, брызгала водой на спутника — того самого, ради которого предала, которого долго и упорно добивалась, ради которого лгала.
Алексан сжал кулаки от негодования. В ладони пульсировал узор — теперь он горел не багровым, а ледяным синим светом. Голос из лабиринта молчал, но Алексан и без подсказок знал: перед ним — ещё одна нить судьбы. Только на этот раз всё иначе. Не абстрактная боль в лабиринте, а живое воплощение чужой расплаты.
И Алексан решился...
Девушка вскрикнула от восторга, заплывая всё дальше и дальше в бирюзовую воду. Её спутник лениво плыл рядом, поглядывая на часы — видимо, торопился вернуться к делам.
И тогда Алексан увидел то, чего не замечали они: тёмную тень, скользящую под поверхностью воды. Плавную, бесшумную, смертоносную.
Акулы не нападают без причины. Но здесь не было случайности. Это было возмездие — холодное, расчётливое, неизбежное...
Сначала она почувствовала прикосновение — не ласковое касание волн, а что;то плотное, скользкое, холодное, движущееся против течения. Девушка замерла, сердце пропустило удар.
«Это рыба», — попыталась успокоить себя она, но инстинкт кричал: беги.
Она попыталась плыть назад, к берегу, но было слишком поздно.
Акула сделала последний круг...
Вода вокруг внезапно потемнела, словно кто;то вылил чернила в лазурь.
— Что… — она хотела позвать спутника, но голос застрял в горле.
Тень выросла, обрела форму — огромный плавник разрезал поверхность воды в метре от неё. Время замедлилось до тягучей патоки.
Она увидела глаз — холодный, безэмоциональный, глядящий сквозь неё. Пасть, приоткрытая в беззвучном рыке, обнажающая ряды треугольных зубов.
Это конец.
Паника накрыла волной — не просто страх, а первобытный ужас, разрывающий сознание на части. Она хотела кричать, но воздух застрял в лёгких.
Вода вокруг окрасилась розовым — её кровь смешалась с океаном ещё до того, как она осознала боль.
Последнее, что увидела девушка — ослепительно яркое солнце над головой и силуэт человека на берегу. Он стоял неподвижно, его глаза светились ледяным синим огнём.
**
Алексан отшатнулся, хватаясь за грудь. Боль была иной — не его собственная, а чужая, но прожигающая насквозь. Он чувствовал, как рвётся плоть, как обжигает солёная вода, как тьма застилает глаза.
Он упал на колени, судорожно глотая воздух. Узор на ладони теперь пылал багровым — не холодным, как прежде, а раскалённым, словно клеймо.
— Ты видел? — прошептал голос из тьмы. — Вот цена. Вот расплата.
— Это… неправильно, — прохрипел Алексан, сжимая дрожащие пальцы. — Она… она испугалась. По;настоящему.
Этого должно было хватить.
— Именно так. Страх — последний дар жизни. Ты дал ей почувствовать то, что она принесла другим.
— Но это же… — он запнулся, пытаясь подобрать слова. — Это не правосудие. Зачем нужна была её смерть?
— А что такое правосудие, как не смерть для души? Ты думаешь, она не знала, что делает, когда уводила чужого мужа? Не чувствовала, как ломает чужую жизнь?
За всё нужно платить!
Алексан закрыл глаза. Перед внутренним взором всё ещё стоял образ девушки — не торжествующей предательницы, а крошечной фигурки в огромной пасти океана.
— Я не хотел… — начал он.
— Хотел. Ты хотел справедливой расплаты. Она наступила.
Тишина. Только гул голосов из бездны — теперь они звучали иначе. Не как хор мести, а как шёпот сожаления.
Внезапно картина сменилась. Холод лабиринта отступил, сменившись тёплым полумраком комнаты. Алексан оказался в другом времени, в другом пространстве — в воспоминании, которое хранил глубоко внутри.
**
Третий курс университета. Маленькая съёмная квартира Энрики — захламлённая книгами, набросками, деталями прототипов. На подоконнике — горшок с чахлым кактусом, который она упорно пыталась спасти.
Они сидели на полу, прислонившись к дивану, между ними — открытая бутылка вина и тарелка с нарезанным сыром. Говорили обо всём и ни о чём: о новых алгоритмах машинного обучения, о детских мечтах, о том, как странно пахнет дождь в этом районе города.
Алексан поймал её взгляд — не мимолетный, как обычно, а долгий, изучающий. В нём было что;то новое: не просто дружба, не просто взаимное уважение, а нечто большее, пока ещё неоформленное, но уже ощутимое.
Он потянулся к ней — медленно, давая время отступить. Она не отстранилась. Её пальцы коснулись его запястья, будто проверяя, реально ли происходящее.
Первый поцелуй был неловким — слишком поспешным, слишком робким одновременно. Они рассмеялись, смущённые собственной неопытностью, но это лишь сняло напряжение. Второй поцелуй — уже увереннее, третий — глубже, словно они наконец нашли слова, которые не могли выразить вслух.
Она потянула его за руку, ведя в спальню. В полумраке комнаты её глаза светились, как два маленьких фонаря, освещая путь сквозь неизвестность.
— Ты уверен? — прошептала она, касаясь его лица.
— Да, — ответил он, хотя сердце колотилось так, что, казалось, готово было вырваться из груди. — А ты?
— Тоже, — она улыбнулась, и эта улыбка была теплее любого света.
Их движения поначалу были неуклюжими, полными сомнений, но с каждым прикосновением неуверенность отступала. Вместо неё приходило новое чувство — не просто физическое притяжение, а глубокая, почти болезненная близость, когда каждый вздох, каждое движение становились общим секретом.
В какой;то момент он замер, глядя на неё — её волосы разметались по подушке, щёки пылали, а в глазах — ни тени сомнения, только доверие и нежность. И тогда он понял: это не просто момент. Это начало чего;то нового, чего;то настоящего.
Она провела пальцем по его плечу, словно запоминая каждую линию, каждый шрам — не только физический, но и душевный.
— Я никогда не чувствовала так… — начала она, но не закончила фразу, потому что слова были не нужны.
Вместо этого она прижалась к нему, и они лежали так, слушая биение сердец, синхронизируя дыхание, чувствуя, как мир вокруг становится меньше, а они — больше.
**
Воспоминание растаяло, оставив после себя тёплый, почти физический след — ощущение её кожи под пальцами, запах её волос, тихий смех.
Впервые в лабиринте Алексан улыбнулся.
| Помогли сайту Праздники |