тени того, что ещё не случилось.
– У Ванды дочь замуж выходит… – бормотала Мод, углядывая в узоре и платье, и тонкие черты женской фигуры, и саму Ванду, стоящую рядом, счастливую. – У Лораса… чёрт, не могу разобрать что это?
– Похоже на круг, госпожа, – Эдмунд мгновенно пришёл на помощь.
– Болван! Какой ещё круг? – возмутилась Мод, – зачем ему круг?
но ответа получше у неё не было, а меж тем трещали поленья, разгораясь и отсвечивая всё ярче, креп мороз, время шло, иней спадал и снова проступал на окнах, показывая новые судьбы.
– Рисуй же! – крикнула Мод и Ривер покорился. – Так… что тут?
– Похоже на собаку. Или волка.
– Волк. Видишь, это коровы? Волчья болезнь или голодный волчий год поразит стадо.
Они переговаривались, существуя лишь вдвоем: госпожа Мод и её ученик Эдмунд. И Ривер, и Линда были всего лишь вспомогательными инструментами – перьями и чернилами, которые сегодня должны были молчать и записывать, либо зарисовывать. Для Линды и Ривера в этом не было ничего обидного, они жили так не первый год и знали – эта ночь и правда кормит их…
А то, что творится в душе, так это уже не так важно. Забудется!
– Ящик? Коробка? – бесновалась Мод, встретив очередную замёрзшую загадку на стекле. Время шло, и сегодня она с ужасом подмечала про себя, что образов, неразгаданных сразу, стало больше. Глаза ли подводят? Воображение? Или всё Ривер виноват – не натопил комнату как следует?
– Гроб, – отозвался Эдмунд. Он был напряжён. От напряжения лицо его сделалось красным.
– Кто-то умрёт! – всколыхнулась Мод. Смерти всегда были прибыльным знаком. Нет, самому изображенному они не приносили никакой выгоды – какая польза от того, что ты умрёшь? Но всегда были наследники, работники… и они, зная о будущем, спешили взять в долг, уговорить на вложение, обезопасить наследство, выйти замуж, вызвать какое-то умиление у того, кому суждено было умереть. Алчность была сильна. За неё люди платили. Платили госпоже Мод, чтобы она могла остаток года лечить и помогать тем, кто беден или же вовсе нищ.
Так кто же умрёт в будущем году?
У госпожи Мод были надежды… она знала, что как человек исцеления не имеет права даже думать о подобном, но ведь смертны все. И она не помогала смерти прийти скорее, наоборот, исцеляла как могла и когда могла.
Иными словами, госпожа Мод оправдывала себя так, как умела. За годы этот навык плотно и надёжно впился в её сердце ржавым крюком и сидел плотно. Она не чувствовала никакой вины за собой и полагала, что каждый должен уметь крутиться, и даже благие дела не гарантируют того, что идти к ним не придётся грязными методами.
Оставалось понять кто умрёт.
– Трое стоят подле, – сказал Эдмунд. Азарт госпожи Мод передавался и ему. Он чувствовал, что это его призвание, и хотел просить дозволения в будущем году самостоятельно разгадывать какое-то окно целиком. Это было дерзко, но он полагал, что справится и не подведёт. – Видите? Видите?
– Да, да, – подтвердила госпожа Мод, лихорадочно ища в троих, стоящих у ящика, знакомые черты. – Трое стоят…
Она осеклась. Увидеть знакомые черты было легко, просто она боялась признать это. Людской страх, который, как ей казалось, навеки покинул её, поразившись её оборотистой наглости, вернулся липким чудовищем.
Она каждый день видела эти черты. Это хмурое лицо Линды, задумчивую печаль Эдмунда и простоватое добродушие Ривера. Она видела их каждый день, а теперь видела у гроба, вырисованного рукой судьбы инеем на её же собственном окне. А догадаться кто в гробу было легче лёгкого.
– Это же мы…– ахнул Эдмунд, не умея справиться с собой.
У Ривера задрожали руки. Линда дёрнулась против воли и впервые проявила настоящий интерес к инею и окну, не замечая, что руки её в чернилах.
– Это я, это ты…– Эдмунд не смог договорить. Он тоже понял. Его взгляд – не взгляд взрослеющего юноши, а мальчика, совсем ещё ребенка, обиженного на то, что его оставили беззащитным в непонятном мире, метнулся к госпоже Мод.
– Нет, нет…– Ривер уже был у окна. Он смотрел то на госпожу Мод, то на окно. Она стала ему всем, стала ему семьёй, которую он уже и забыл, благо, плохое и бедное не запоминается в детские годы, и он ничего почти не помнил о несчастьях. Сейчас же Ривер не видел того, что разглядели Эдмунд и Мод, но по их словам, по их бледности…какая одинаковая то была бледность! – он понял, что случается что-то непоправимое.
Линда, не сумев сдержаться, заплакала. Она спрятала лицо в ладонях, её плечи затряслись от рыданий, сотрясающих всё её тельце.
Госпожа Мод отвела взгляд от окна. Спокойствие возвращалось к ней огромной силой воли. Она знала, что иней не врёт, что это тени судьбы, которыми она так лихо торговала, тянутся к ней, и спорить уже смысла нет.
Её взгляд коснулся бледного Эдмунда, рыдающей Линды, растерянного Ривера, и их испуг и ужас придали её сил. Госпожа Мод погладила Линду по голове, а затем сказала спокойно:
– Эдмунд, мальчик мой, сделай в комнате теплее, хватит с нас знаков. Линда, не рыдай, нос распухнет и глаза покраснеют, а я на тебя травы не буду переводить. Ривер…
Она задумалась. Это было мгновение, тихо мгновение, когда можно было ещё поспорить с судьбой, когда можно было начать отрицать и злиться, но к чему бы это привело? К растрате сил? К ещё большей панике её любимых учеников?
И она сдержалась.
– Ривер, ты знаешь господина Дюрне?
– Журналиста? – поразился Ривер. Спокойствие госпожи Мод было заразительным. Казалось, если она спокойна, то и знак её смерти истолкован неправильно.
– Да, его, – подтвердила госпожа Мод, – иди к нему и спроси, сколько он заплатит за уникальную статью в газете?
– Надо что-то делать! – с Линды спала тень отчаяния. Пришло безумие, но госпожа Мод и не взглянула на нее:
– Я и делаю. Так вот… спроси, сколько он даст за эксклюзив?
Спотыкаясь, не веря ещё в происходящее, Ривер покорился и побрёл прочь, надеясь, что всё произошедшее лишь дурной сон и назавтра всё будет как прежде. Будут записки и визиты, будут гости и туго набитые кошели.
– Какой ещё эксклюзив? – не понял Эдмунд. Печаль омрачала его лицо. Он знал силу судьбы, её теней.
– Одна гадалка, – усмехнулась госпожа Мод, – целительница и просто хорошая женщина, нагадала себе умереть в будущем году.
Госпожа Мод взглянула на Линду и Эдмунда, а затем, не сдерживаясь, незачем было больше, порывисто обняла их обоих, расправляя руки для объятий как крылья. Ещё никогда она не была так отвлечена от работы, как в эту святую ночь.
– Не плачьте, – уговаривала госпожа Мод, – уж вас без наследства я не оставлю. Заработаете на моей смерти. Не плачьте.
Они не слушали её. Не могли послушать. Да и уговаривая их, Мод не верила даже себе. Слёзы подступали к её глазам, слёзы обиды, несправедливости и злости. Но она держалась – знала, что от них также мало толку, как от инея на стекле почти весь год. За исключением одной ночи, повторить которую ей уже не придётся.
| Помогли сайту Праздники |