Произведение «Трудное детство...» автора Пилипенко Сергей Андреевич

Когда мне было чуть больше трёх лет, на зависть всем детишкам моей улицы, мой отец сделал мне собственную, личную песочницу. Он договорился с бесшабашным водителем самосвала ЗиЛ-130, возившего песок из карьера на строительство деревенского коровника. Тайно вручил ему чекушку «Московской» водки, и тот в один из рейсов развернул на улице грузовик кузовом к воротам и высыпал у нашего двора огромную пирамиду белого и мелкого, как манная крупа, речного песка. По идее, этот песок впоследствии был должен послужить подсыпкой перед воротами нашего дома, а пока, до осени, был отдан в полное моё распоряжение. Куда такое богатство, да мне одному? В течение получаса подтянулись, конечно, и мои соседские друзья. Вовка Беловол, Райка, жившая в доме напротив, Колька толстый. Все они были немного старше меня, им было уже по четыре, по пять лет, но это не мешало нам дружить, тем более я был обладателем такого богатства – собственной песчаной пирамиды! Кто не захочет иметь такого хорошего друга? Песок был мелкий, прозрачный и чистый, поэтому почти не пачкал одежду.

Мы сразу же занялись строительством тоннелей, горных дорог и пещер. И тут выяснилось, что мне совершенно нечем играть на этом песчаном Клондайке. Те немногие игрушки, которые были у меня, совершенно не подходили для этой цели. Механическая божья коровка сразу же забилась и перестала жужжать, лошадка, резиновый мячик, совершенно не гармонировали с играми на песке. А других игрушек у меня почти не было. Бедновато в ту пору с игрушками было в деревне. Тут нужна была хотя бы машинка, как у моего друга, или, на крайний случай, ведёрко с лопаткой, как у соседской Райки. Я очень загрустил. Нет, нельзя сказать, что мои родители были жадными и жалели денег на меня, но просто ассортимент в нашем магазине был настолько беден, что выбирать было не из чего. Зато там было много кукол, и девочкам в этом плане было проще. Вот поэтому и приходилось искать всяческие замены. Я, например, как это ни странно, очень любил бабушкину прялку. Когда она не видела, я мог несколько минут с ускорением раскручивать колесо так, что казалось, ещё немного, и она развалится от вибрации. Или воображал, что колесо прялки – это штурвал пиратского корабля! А что, издалека они очень похожи, только ручек не хватает. Правда, если она замечала мои игры, то мне могло и влететь.

Я вот сидел я на песке и с тоской вспоминал, что у одного мальчика есть шикарный, весь металлический самосвал с опрокидывающимся кузовом, стоило только покрутить заводную рукоятку впереди. Или машинка «Победа», которая сама едет и поворачивает, если вращать рычажок, который находился в коробочке, прикреплённой тросиком к машинке. Но мне такую не купят – дорого очень. Мой старший брат, проходивший мимо, сам ещё был пацаном, но он был намного меня старше и поэтому уже умел работать ножовкой и молотком. Озабоченно постояв у песочной горы и почесав вихрастый затылок, он удалился в сарай, бывший одновременно и отцовой столярной мастерской, что-то там целый час пилил и строгал и, наконец, вышел оттуда, обметая опилки с рукавов, и направился к нам.

Я не поверил своим глазам, когда он протянул мне неимоверно красивый гусеничный трактор! Это был шедевр. Ну и пусть весь трактор состоял всего из трёх частей. Корпуса, выпиленного из цельного куска плахи в виде гипертрофированной буквы «г», и двух овальных гусениц по бокам, прикреплённых к корпусу маленькими штукатурными гвоздиками. Несмотря на простоту конструкции, это было сделано так замечательно, что я долго не мог оторвать глаз. На гусеницах были вырезаны узкой стамеской почти настоящие траки. Двигательный отсек был открыт, и оттуда выглядывала грубо обработанная труба коллектора. Чёрной тушью и авторучкой были нарисованы двери и стёкла, и даже сзади был обозначен фаркоп. Это был прекрасный трактор! Как только брат вручил его мне, он сразу же стал моей самой вожделенной игрушкой на всю неделю. Мне завидовали все! И Вовка, и Колька, и даже Райка, которая была до этого равнодушна к технике. Машинки всё же кое у кого были, а игрушечный трактор был единственным на всю улицу. Так я и возил его по горным дорогам целую неделю – всем на зависть. Конечно, и отец, и брат раньше делали мне какие-то игрушки. Хорошо помню свистульки сделанные из веток тальника или акации. Для начала отрезался кусочек ветки, длиной сантиметров десять и толщиной чуть больше сантиметра. Обрезок тщательно обстукивался рукояткой ножа и с него аккуратно, целым цилиндром снималась кора. На самой веточке вырезались выемки под свисток и цилиндрик коры возвращали на своё место. Свисток был готов. Вырезали кораблики и лодочки из сосновых досточек, с мачтой-штырём и парусом, сделанным из тетрадного листа или промокашки. Я пускал их по весенним ручейкам, текущим из-под высоких сугробов. Но такой шедевр брат мне сделал впервые.

В следующий раз, прибежав из школы, он вручил мне не менее интересную игрушку. Это был грузовичок. Сработанный в той же манере, он понравился мне не меньше трактора. Приколоченные гвоздиками колёса темнели черным протектором, нарисованным тушью, а сзади на борту химическим карандашом даже был написан номер. И, о чудо, открывался задний борт, и почти настоящая радиаторная решётка, и бампер с фарами были любовно вырезаны и прибиты гвоздиком. Что и говорить, в делах столярных моему брату не было равных. Тут он был весь в отца. Много ещё потом он наделал мне игрушек, были и машинки, и подъёмные краны, и даже самолётики, но те, первые две, мне запомнились больше всего. Я запомнил, как однажды он принёс показать мне игрушечный домик, который он сделал в школьной мастерской на уроках труда. Это был истинный шедевр. Настоящая деревянная изба, сделанная по всем правилам плотницкого искусства! Небольшие, гладко обтёсанные брёвнышки, посаженные по-настоящему, в замок, доски на крышах, печная труба. Были вставлены даже рамы с крошечными стёклами, и внутри к потолку была приделана лампочка от фонарика. И если включить свет, то в окнах была видна побеленная печка и стол с табуреткой, стоящие у окна. Я так хотел, чтобы он оставил мне эту избушку, но она была приготовлена к выставке детского творчества и поэтому безвестно сгинула в районном Доме культуры.

Ещё помню лук со стрелами, который он сделал по моей просьбе. И снабдил его вручение, короткой лекцией о том, что лучше всего для этой цели подходит жёсткая и волокнистая древесина, например рябина или на крайний случай берёза. Ни тополь, ни черёмуха не дадут приличного результата. Его словами я и руководствовался впоследствии, когда собирался примкнуть к какому нибудь индейскому племени.
С той поры всё моё детство было заполнено деревянными игрушками, которыми время от времени удивлял меня мой брат! Я очень хорошо запомнил маленький деревянный мотоцикл, вырезанный из цельного куска дерева, кажется, это был кедр, он был настолько тщательно и с любовью сделан и до мелочей повторял настоящий, что я даже не рисковал играть им, я им любовался. Ставил перед собой на стол и рассматривал. Взрослел и рос не только я, но и мой брат, и мастерство его вызревало и совершенствовалось. Причём, в ту пору ещё не было таких инструментов, как сейчас. Электродрелей, фрезерных станков, шлифовальных машинок. Единственные солидные инструменты, бывшие в наличии в мастерской у отца, это какой-то совсем уж древний токарный станок, с названием, выписанным крупными немецкими буквами, и самодельная электрическая циркулярная пила со строгательным валом, которая, если включалась для работы, то в доме сразу на несколько секунд пригасал свет. Все остальные инструменты были самыми примитивными: тиски, деревянные рубанки, фуганки, ножовки и всевозможные стамески. Вот этим набором инструментов брат и творил чудеса!

Помню, я уже пошёл в школу. И наш класс должен был принимать участие в игре «Зарница». Погоны и форменные звездочки на шапки делались сообща и были одинаковыми для всего класса, а вот оружие было индивидуальным, и если судить по вооружению, то мы больше походили на партизанский отряд или банду народных мстителей! У кого-то были металлические пистолеты, стреляющие пистонами, у кого-то с пробками вместо пулек, кто-то вооружился редкими в ту пору пластмассовыми автоматами. А мне по моей просьбе брат вырезал в мастерской почти настоящий ППШ. Этот автомат был в натуральную величину и так окрашен черной тушью и покрыт лаком, что произвёл настоящий фурор среди отважных воинов. Всё было сделано мастерски, он был отполирован и выточенный на токарном станке диск и даже прорези охлаждающей рубашки были один в один как у настоящего. И до этого он часто делал раньше из дерева пистолеты, почему-то он предпочитал маузеры. И они у него получались очень удачно, он прорезал всё до мелочей, порой видны были даже болтики неизвестного мне назначения. Обычно он сначала играл ими сам, а когда надоедали, то вручал их мне. Я был счастлив. Но вот автомат он для меня сделал впервые. К сожалению, у меня не осталось фотографий с тех времён. Но вот однажды, посетив свою деревенскую одноклассницу, я с удивлением обнаружил у неё несколько фотографий с той игры. Меня на фотографиях не было, а автомат был. С ним сфотографировались почти все пацаны, мои одноклассники.

И ещё я очень хорошо запомнил самодельный самокат. Настоящий велосипед мне купили только классе в шестом-седьмом, а задолго до этого, тоже классе, наверно, во втором, однажды ранней весной, брат вышел из мастерской и вручил мне самокат на подшипниках. Это был прекрасный агрегат. Сделанный из полированной лиственной доски и обитый для прочности металлической полосой, он так притягивал и манил, что, получив его в руки, я уже, кажется, не выпускал его до самых холодов. Асфальта в деревне почти нигде не было, и поэтому при езде он громыхал всеми двумя большими металлическими подшипниками по дороге, производя шум, так похожий на треск отцовского мотоцикла, и это грело душу ещё больше. Руль брат подогнал мне по росту, прямо на моих глазах отпилив вилку и заново поставив её на место. И ещё я помню, что каждое лето он обязательно вручал мне две удочки, вырезанные им по моей просьбе из высушенного и ошкуренного черёмухового прута. Это были самые лучшие удочки среди всех моих знакомых. Потому что они были самыми лёгкими и уловистыми.

И вот теперь, когда кто-нибудь спрашивает меня о моём детстве, я говорю всем известную фразу: «У меня было трудное детство и деревянные игрушки», - а сам вздыхаю и улыбаюсь, с тёплой ностальгией вспоминая об этом.