Пролог.
Он мог подолгу стоять, прижавшись щекой к гладкой холодной коре: слушать, как звенят, стекая по желобу, капли сока в прилаженной стеклянной банке. Он помнил их кривоногими в пояс высотой, и зимние снега засыпали березки по самую макушку. Семь десятилетий прошло с того дня когда Семен Нечаев впервые увидел хрупкие деревца в заросшей терном балке. Целая жизнь! Для березы семьдесят лет пора расцвета силы, век человека втрое короче. Прошлой осенью отметил Семен свой восемьдесят пятый год рождения. Тогда, в июне сорок первого, нелепой казалось эта цифра рослому парню из деревни Борщево. Деревенские старики они сколько прожили?! Помнили трех царей, японскую войну, где Филипп Калашников потерял кисть на левой руке. Разве может он Сенька стать таким сморщенным и беспомощным? С трясущимися руками, подолгу скручивающими «козью ножку»? Он молодой и сильный, деревенские девки, и даже молодые бабы, заглядываются на него. Вон солдатка Ганя, ее муж Ефим служит срочную, почти без стеснения заигрывает с ним, и сегодня предложила пойти к развалинам собирать землянику. Ее в это лето полно везде по логам, даже там где и листвы раньше не было: крупная, душистая, темно-красного цвета. Старуха Акулина говорит: « Это нехорошо!». Ей все плохо! Грибов было полно прошедшую осень: « К войне!», ягода уродилась – нехорошо: вредная бабка. Ее все Борщево побаивается, сплетничая меж собой, бабы говорят, что Акулина колдует, хотя обращаются к ней почти все, даже с соседних деревень. Лучшей знахарки выливающей испуг, заговаривающей рожу и золотуху в округе не найти…..
Глава 1
Семен и Ганя сговорились идти за земляникой рано утром, чтобы успеть набрать лукошки до полуденного пекла. Июнь выдался в этом году сухой и жаркий, к полудню горячее солнце распаляло воздух, становилось трудно дышать. Сегодня день летнего солнцестояния, самая короткая ночь. Семен проснулся, он спал в риге на свежескошенном сене, бросив сверху лоскутное одеяло и подушку. Запах полыни щекотал ноздри. Еще темно, только на востоке, над дубовым лесом, робко загоралось зарево нового дня. В сараюшке прокричал петух, громко закудахтала чем-то встревоженная курица. И снова все затихло до звона в ушах, только где-то на улице далеким эхом продолжали вести утреннюю перекличку деревенские часы - петухи. Семен лежал с открытыми глазами, думал о Гане. Ей двадцать пять: ладная не рожавшая баба, острая на язык. В деревне о ней ходила не хорошая молва, как о гулящей. Врут наверно старушечьи языки. Она очень красивая и глаза голубые-голубые, словно васильки в поле. Любит поговорить, пошутить и что с того? Муж Ганы Ефим служит действительную в Белоруссии на границе, недавно прислал жене карточку. Он в обнимку с другом, в сбитой набекрень форменной фуражке, и посередине сидит овчарка с широким ошейником на шее. Смотрит, высунув язык, умными глазами. Молодая женщина почти всей деревни показывала эту карточку, после чего бережно заворачивала в газету, нежно гладила и даже целовала. Вот и верь после этого сплетням деревенских старух! Семена Ганя заметила еще с зимы, когда вместе работали в колхозных амбарах, готовили зерно к весеннему севу. Раньше она обращались к нему словно к маленькому, и называла, как и всех деревенских недорослей по имени – Сенька. Прошлым летом, с мая по октябрь, Нечаев работал табунщиком. Жили с дедом Мартыном в Заполье, на специально оборудованном полевом стане. За лето Семен подрос, заматерел. Голос сломался, стал грубым и будто чужим, даже черные усы густо проросли над пухлой губой. Приехав осенью домой, младшая сестренка Поля не узнала брата загорелого и возмужавшего, испуганно убежала в избу. Зимой Семен Нечаев по разнарядке бригадира помогал бабам в колхозном амбаре:
- Сенька! Ты когда вырос чертенок?! - развела руками увидев Нечаева Ганя- Настоящий мужик! Язык не поворачивается тебя Сенькой назвать!...
- Вот еще – смутился Нечаев,- А как поворачивается?
Семен ловко взвалил завязанный мешок на спину, понес на весы, где кладовщица Зоя Усачева взвешивала просеянную рожь.
- Семен Павлович – в спину уходящего парня улыбнулась Ганя.
С того дня, если им доводилось работать вместе, Семен всегда ощущал на себе взгляд пронизывающих насквозь глаз молодой солдатки. Острая на язык баба не упускала случая пошутить с ним:
- Семен Павлович сбрей растительность.
Нечаев гордился растущими усами на юношеском лице, каждый день смотрел в зеркало, насколько подросли. Его ровесники еще не брились.
-Тебе какое дело? – грубо пробурчал Семен. - Хочу и отпускаю.
-Успеешь еще стариком быть. Молодость это счастье.
* * *
Люди говорят: стареет только тело, душа остается молодой. Враки! Душа стареет вместе с человеком. Черствеет, словно панцирем покрывается коркой. Все реже трепещется в груди, покрытая нарастающей с каждым годом оболочкой. Все меньше чувствует боль даже свою, чужую перестает слышать совсем. Жена Антонина стонет в своей комнате, часто всхлипывая, плачет.
- Господи - тихо прошептал Семен,- Прибери ее, смилуйся.
Три месяца назад у жены ампутировали вторую ногу. Привез с больницы беспомощную будто колоду, только живую. Лежит целыми днями стонет и плачет. Кажется, с ума можно сойти, слушая ее с утра до вечера. Ничего привык. Даже не слышит ее, под толстым панцирем душа. Будто не родной человек, с которым прожил больше пятидесяти лет, а артистка в киношном сериале. Просит Бога, в которого никогда не верил, чтобы прибрал ее, закончил муки. Три года назад Антонине ампутировали левую ногу. Прыгала на костылях, пусть помощи по хозяйству никакой, но поговорить можно было, высказаться, или послушать ее мнение. Правда, какое мнение у деревенской бабы! Но все одно живой человек в доме. Теперь лежит только стонет и плачет.
Жену Семен, наверное, не любил, хотя, что такое - это любовь? У Нечаева с юношеских лет были женщины: и у холостого, и когда женился на Антонине. Сколько их прошло, не считал.
« Мужику нужна баба!». В эту затертую фразу он вкладывал смысл всех его отношений с женщинами. После демобилизации Семен пошел работать на Огнеупорный завод электриком, поступил заочно в энергетический техникум. К земле его тянуло, но какая работа в колхозе? За трудодни? Ходить числиться? Работал сменным электриком, потом энергетиком цеха. Всегда женщины искали с ним близости, и никогда он первым не делал шаг к сближению. Его жена Антонина восемнадцатилетней девчонкой пришла в цех. Словно тень ходила за ним всюду, он почти вдвое старше. Прощала ему его многочисленные романы, и даже откровенные унижения. Став женой осталась такой же преданной и тихой. С годами конечно Семен приостыл, меньше стало женщин, да и дети подросли. Двух дочерей выходили, сына, внуков, дождались правнука Серегу. Но это быт. Так принято. Так живут все. Причем здесь любовь? Только Ганя заставляла учащенно биться сердце в груди, чувствовать сухость на губах в ожидании свидания. Но это по молодости. Первая она его женщина. Но разве такая она любовь?
Глава 2
Росы почти не было. По народным приметам это первый признак близкого дождя. Наверное, не успевала остыть раскаленная земля за короткую июньскую ночь. Уже месяц на небе не облачка. Ганя с непокрытой головой в красивом платье, хотя на ее стройном теле все сидело нарядно, догнала его перед самой развилкой заросшего терном оврага.
- Семен Павлович…. Запалил ты меня совсем….- тяжело дыша, грудным мягким голосом тихо проговорила женщина.- Пошли в балку. Там я видела полно листьев, и никто из деревенских туда не ходит.
- Что так? Кустов боятся наши бабы ? – пошутил Нечаев.
- Говорят место нехорошее…. В старину в этой балке удушельников хоронили. На общем кладбище нельзя… Самоубийство самый большой грех….
- Вот как …. А ты не боишься нечистого духа? – улыбнулся Семен приобняв молодую солдатку за упругую талию.
- Я с тобой ничего не боюсь – тихо прошептала Ганя.
Словно во сне это было. Только память под тяжестью прожитых лет не стерла не одной минуты того утра.
… Жаркие влажные губы Гани… Руки, ловко расстегивающие пуговицы его рубашки… Гладкое, нежное, трепещущее тело. Упругие дрожащие груди…
- Родненький мой … Никому не отдам – шептала женщина, извиваясь в его объятиях, и волосы пахнущие полынью. Или это запах от свежескошенного сена?...
Солнце поднялось высоко над балкой, стерло черную тень густого терновника, пустые лукошки сиротливо лежали на боку, терпеливо дожидаясь ароматных ягод.
- Смотри, спрятались! – первая увидела Ганя и указала рукой. Тоненькие прутики берез притаились в стороне от колючих зарослей. Она лежала на спине, раскинув руки, оголив белые крепкие ноги, не моргая, смотрела голубыми озерами глаз.
- Семен Павлович, ты настоящий мужик! … Сколько в тебе силы! - восхищенно шептала молодая женщина, нежно поглаживая маленькой мягкой ладонью запястье Семеновых рук. - Ты не бросишь меня? Будешь любить? …
Семен, молча, встал, на дрожащих, непослушных ногах подошел к березкам, погладил резные листочки.
- Надо же куда занесло.
Ганя подошла сзади, обняла его за плечи, прижавшись упругими грудями к спине Семена.
- Ты не бросишь меня – тихо повторила она.
- Нет - неуверенно , сухими губами пробормотал Нечаев и резко перевернувшись сжал в объятиях обмякшее, послушное тело женщины…
Они вернулись только к вечеру. Усталые, с полными лукошками сочных, крупных ягод. Их никто даже не заметил. Страшная весть ждала их в деревне. Война!!!
Глава 3
К 65- годовщине Победы Семена Павловича Нечаева пригласили в районный Дворец Культуры на торжественное собрание. Выступали глава районной администрации, военком. Поздравляли, говорили теплые слова, дарили подарки: наборы постельного белья, дорогие часы. Человек шестьдесят ветеранов со всего района робко крутили седыми головами, озираясь на блеск и великолепие недавно отремонтированного Дворца Культуры. Сколько деньжищ потрачено!!! Вчера пришло письмо от президента и пять тысяч рублей. «Примите мои сердечные поздравления. Вы выдержали тяжелейшее испытание и освободили нашу Родину от фашизма. Ничто не могло сломить силу Вашего духа…» Сколько их осталось? Теперь уже не делят, как раньше, на участников ВОВ и боевых действий. Совсем единицы осталось тех, кто прошел всю войну в окопах на передовой. Время всевластно. Победители в страшной войне беспомощны над ходом времени. К чему теперь эти железки медалей? Вон их, сколько скопилось за эти годы; и ордена «Отечественной войны», и «Красной звезды», полученные уже после Победы. Что с них? В их роте у двоих было по два ордена - у командира капитана Зуева, и старшего сержанта Закоры. Они прошли всю войну, пол Европы освободили. Высока была цена ордена. Теперь раздают, словно подарочные сувениры. Правда фронтовиков не забывает правительство, и пенсия у Семена Павловича хорошая и проезд бесплатный. Но куда ездить? Дальше своих березок он уже несколько лет не уходил от дома.
* * *
К зиме в Борщево мужиков не осталось. Почти каждый день почтальонка Рая разносила повестки и уже через месяц принесла первую похоронку на Матвея Меркулова. Вся деревня собралась у дома Меркулова. Бабы выли, причитая. Потом похоронки стали обыденностью.
