ехать отказывался, рабочее время вышло, но что-то заставило меня поехать, и шофёра смог уговорить. Даже не представляю, как мне это удалось.
Посмотрел о.Роман на небо, на крест на куполе, перекрестился, молитву благодарственную Господу сотворил, да за дело взялся.
Эту, и множество других историй поведал мне о. Роман за нашими неспешными беседами. И давно известное, вдруг открылось мне с иной стороны, с какой, и смотреть, и думать не отваживался. Много дней потом, и много лет, вспоминал я эти его рассказы, и находил в них вновь какие-то чёрточки глубинные. Представлялся мне тогда мир, как единое, сотканное из душ человеческих покрывало, где ничего случайного не бывает, и каждый вздох, каждое движение, каждая встреча отзываются на другом конце его, и возвращаются к тебе...
Но не только благодарные прихожане были вокруг священника, всегда там, где творится добро, находятся люди злые и завистливые. Они распускали о нём грязные слухи, нашёптывали легковерным, что он заслан в их епархию жидовским кагалом, чтобы совращать, яко Сатана, души православных христиан. О.Роман знал этих людей.
Однажды вечером приехал я в село на субботнюю службу. Голос священника как всегда, то взлетал высоко под самый купол Храма, рождая в прихожанах Высокое и Божественное, то опускался до шепота — вкрадчиво, таинственно, проникновенно разговаривая с каждой душой, устремлённой ко Всевышнему. Но показалось мне что-то горестное и печальное в знакомом голосе.
Когда люди разошлись, я спросил его с тревогой:
– Не случилось ли чего, батюшка?
Вместо ответа он показал мне записку на листочке, вырванном из ученической тетради в клеточку:
«Предупреждаем тебя, жидовская морда, что если ты и дальше будешь проповедовать ересь в нашем селе и воровать деньги прихожан, то не сносить тебе головы. Убирайся туда, откуда приехал».
Вечером, сидя у священника дома и запивая душистым чаем вкусные горячие шанежки, испечённые матушкой, я уговаривал о.Романа написать заявление в милицию и приложить к нему эту записку. А он в ответ рассказывал мне о Христианстве и Иудаизме, о Христе, который в бытность свою на Земле, проповедовал только одну религию — иудейскую. Другой он не знал, да и не существовало ещё других. И рождён Христос был иудейкою Марией. Вот послушай, говорил он мне, что отвечал Спаситель, когда ему задавали вопрос о том, для чего пришёл он:
– «Не думайте, что Я пришёл нарушить закон и пророков; не нарушить пришёл Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдёт небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдёт из закона, пока не исполнится всё».*
Христианство родилось не на пустом месте, родилось оно на иудейских корнях. Всё-всё в христианстве пропитано иудейским духом, все праздники и молитвы, все законы и нравственные установления. Большая часть Библии – это часть Священной книги иудеев — Торы. Тысячелетняя ненависть христиан к иудеям — мучительство, притеснения, истребление идут от непонимания и зла, от забвения отцами церкви заповеди Христа — «возлюби ближнего, как самого себя». И от желания выгородить себя, оправдать своё невежество, пороки, жадность и корысть за счёт других, непохожих, упорно сохраняющих четыре тысячи лет свою веру и заветы предков.
– Ну, а сам-то ты батюшка? — задавал я напрашивающийся вопрос, — ведь ты иудей по рождению. А говорить так об отцах церкви действительно опасно.
– Я служу честно и искренне, пришёл к Христу после многих лет метаний и сомнений. А в истории православия есть примеры предания анафеме и притеснение людей, глубоко верующих в Спасителя, соблюдающих его морально — нравственные заветы. Притеснение не за это, а за критику политики Церкви, отклоняющейся от истинности и чистоты веры.
Я приехал в Храм через неделю, в воскресенье на заутреню. Хотел поставить машину на стоянку, но вся территория вокруг была оцеплена милицией.
– Что случилось? — спросил у знакомой женщины, которую частенько видел в Храме.
– Батюшку нашего убить хотели, — вытирая слёзы, ответила она.
Пробрался ближе сквозь густую толпу, и после расспросов передо мной предстала картина происшедшего. О. Роман закончил службу в субботу вечером и, дождавшись, пока все разошлись, собирался закрывать храм. Неожиданно в открытую дверь ворвались двое, с грязными ругательствами и оскорблениями потребовали церковные деньги, якобы, украденные. Батюшка деньги домой не брал, а хранил в церковном сейфе. Ну, он, конечно, приказал немедленно покинуть Храм. Бандиты ударили его по голове несколько раз, после чего батюшка потерял сознание. Сторожа тогда ещё в Храме не было и рыбаки, приехавшие на берег водохранилища из города, остановившиеся недалеко, заметили свет, который о. Роман не успел выключить. Была уже глубокая ночь и это показалось им подозрительным. Войдя в открытые двери, они увидели лежащего без сознания священника и взломанный сейф. Сейчас же вызвали милицию.
Несколько раз я пытался попасть в больницу, где лежал батюшка, однако мне это так и не удалось. Там всегда были люди, но никого к раненому не пускали, только медсестра вывешивала сообщения о состоянии священника.
Случилось так, что вскоре после этого мне пришлось уехать в другую страну. Отца Романа я увидел только через несколько лет, когда приехал в отпуск. Мы просидели всю ночь за беседой, нам было, о чём рассказывать друг другу. Вот, что поведал мне батюшка:
– Через несколько месяцев, после того, как я вышел из больницы и приступил к служению, явился ко мне на исповедь некий человек. А прихожан после нападения на меня прибавилось в несколько раз, словно реклама получилась, — усмехнулся он. Человека этого я едва узнал. Он раскаялся в грехе, признался, что по наущению кого-то распространял клевету на меня.
Тут вспомнил я законы Торы, в которых говорится о большом грехе — злоязычии. Распространяющий явную ложь называется сеятелем зла. Это — гнуснейший из людей, морально прокажённый.
Такое оклеветание может привести к кровопролитию, что и бывало во множестве с народом иудейским, когда ложно обвиняли его в грехах немыслимых. Вот и со мною это случилось.
Тогда я решил привлечь историю из жизни хасидов, как доказательство единой нравственности Иудаизма и Христианства. Я повторил слова древнего раввина, велел этому грешнику вынести из дома несколько подушек, распороть их и пустить перья по ветру. Он удивился этому заданию, но решив, что оно легко выполнимо, обрадовался. Выполнив порученное, он снова пришёл ко мне. А теперь, сказал я ему, пойди и собери все перья. Я верю, что ты искренен в желании искупить свою вину. Но исправить то, что сделали твои слова, так же трудно, как собрать пущенные по ветру перья.
Это была наша последняя встреча с отцом Романом. Вскоре я узнал, что после семнадцати лет служения в сельской церкви перевели его в город областной, в Собор кафедральный, да в звании повысили. И что он теперь лекции в университете читает на факультете теологии, по курсу «Наука и религия».
И даже написал целую серию статей по биологии: "Взгляд учёного на эволюцию и теорию Дарвина в свете Божественного творения".
Вот такой подарок подготовила мне судьба потому, как встречи с людьми этими редко случаются, а у многих — никогда, и люди такие не часто на пути жизненном попадаются.
А знакомый мой, Михаил, всё мечтает увидеться с о.Романом, вспомнить годы молодые в ярославской глуши, но сдаётся мне, что маловероятно это. Жизнь, увы, не только разводит нас, но и делает другими.
*/ ("Еванг. от Матф.", гл.V, ст.17,18.)
