"Полвека мы рядышком - лето, зима…
Ведь ты мне не скажешь - мол, дальше сама?
Сама не сумею. Ведь ты ненароком
Всю жизнь управляешь моим кровотоком,
И пульс мой зависит от ритмов твоих,
И свет в наших окнах - один на двоих".
Лариса Миллер
"Так в нас запали прошлого приметы.
А как любили мы - спросите жен!
Пройдут века, и вам солгут портреты,
Где нашей жизни ход изображен.
Мы были высоки, русоволосы.
Вы в книгах прочитаете, как миф,
О людях, что ушли, не долюбив,
Не докурив последней папиросы.
Когда б не бой, не вечные исканья
Крутых путей к последней высоте,
Мы б сохранились в бронзовых ваяньях,
В столбцах газет, в набросках на холсте". *
Моему старшему брату, связавшему свою жизнь с армией и флотом - ПОСВЯЩАЕТСЯ
«Утомлённое солнце
Нежно с морем прощалось,
В этот час ты призналась,
Что нет любви».
Чёрная пластинка с красным кружком посредине вращалась на заведённом патефоне, и в такт мелодии пара медленно кружилась по едва освещённой танцплощадке. Его звали Илья, её Лиля. Родные и друзья называли его Лёлей, Лёликом, и их имена такие близкие по звучанию, когда произносились вместе, сливались в единый, журчащий звук. Как и их сердца.
Им было по 17. Они праздновали окончание школы. Тёплая, летняя ночь притихшего города окутывала их таинственной дымкой, и только когда они вступали в круг света, видно было, что они ещё здесь, и продолжают своё нескончаемое круженье, не в силах оторваться друг от друга.
- Мы с тобой никогда, никогда не расстанемся, правда?
- Правда.
- А когда мы поженимся?
- В этом году, когда мне и тебе исполнится 18.
- Так долго ждать, я уже больше не могу.
- И я не могу, но потерпи милый.
Он наклонился к ней, коснулся губами её уха под щекочущими волосами и дотянулся до губ. Они прекратили кружение, губы их слились, весёлая компания одноклассников целомудренно отвернулась, встала в кружок и слушала, какого-то разговорчивого рассказчика.
Они целовались до исступления, всё более страстно, обнимая льнущие друг к другу тела. Руки Ильи дрожали, кровь стучала в висках. Его рука скользнула вдоль гибкого девичьего тела.
- Лилечка, Личечка, хорошая моя, - шептал Илья пересохшими губами.
- Я не могу сегодня, любимый.
А …когда…Илья едва сдерживался.
- Завтра.
Лиля отодвинулась, давая ему возможность успокоиться.
Потом они гуляли по притихшему Витебску до той поры, пока первый, зелёный луч солнца не вырвался из-за горизонта, и небо не окрасилось кармином.
А завтра была война.
Она разделила их жизнь на «до» и «после».
Илья помчался в военкомат, он уже видел себя идущим в атаку на врага. А после победоносного боя ему торжественно вручат медаль «За отвагу», на которой изображены в цветной эмали самолёт и танк. И Лилька будет восхищённо любоваться им.
- Парень, что ты здесь ищешь? – немолодой мужчина, приколачивавший доску к ящику с какими-то папками, обратил внимание на крутившегося во дворе мальчишку.
- Я… это, хочу записаться добровольцем на фронт.
Мужчина смерил пацана насмешливым взглядом:
- Считай, что ты уже на фронте, слышишь канонада бухает, не ровён час немцы прорвутся. Давай бегом к мамке, скажи, что надо быстрее эвакуироваться.
Илья со злостью посмотрел на говорившего:
- Я пришёл на фронт записаться, я уже не маленький, - и добавил тихо, - а мамки нет у меня, померла.
- Да ты не обижайся, парень, - мужик обернулся в сторону въезжающей во двор машины, - видишь, нет уже никого, я сейчас последнее догружу и уезжаем.
Только сейчас Илья обратил внимание на то, что все двери были распахнуты, а в здании военкомата – пусто.
- Лилька, Лилька, - кричал Илья, тарабаня кулаками в запертую дверь её квартиры, - Лилька, открывай, это я.
Но молчание было ответом ему. Лиля уже уехала, не попрощавшись, да и где ей было найти своего Лёлика в такой суматохе. Мать торопила: - Скорей, скорей, не успеем уехать – погибнем.
Дверь заперли на все запоры, собираясь вскоре вернуться, но жить в этой квартире Лиле уже не доведётся никогда.
Предприятие, на котором работал отец, эвакуировали в большой город на Волге. С тяжёлым сердцем ехал Илья в поезде, увидит ли когда-нибудь свою любимую девчонку, без которой вчера и жизни не мыслил.
Вдоль унылой стены длинного коридора, выкрашенной грязно-синей краской выстроилась очередь молодых людей, желающих встать на учёт. Райком комсомола работал в эти месяцы с перегрузкой.
- Можно? – Илья приоткрыл заветную дверь с табличкой «Орготдел».
- Заходи, заходи, - усталый человек, по виду не намного старше Ильи, откинулся на спинку стула, - откуда эвакуировался?
- Из Белоруссии.
- Эх, никогда там не был, не довелось, ну какие наши годы, ещё поеду.
- Немец там сейчас, - хмуро ответил ему Илья.
- Сегодня немец, а завтра всё возвернём, не сомневайся.
- Я и не сомневаюсь, потому и пришёл. Там у вас внизу, на доске объявление висит – желающие могут подавать заявления в училище. Так я желаю.
- Сколько тебе лет, восемнадцать есть?
- Есть.
- Ну, тогда пиши заявление добровольцем, мы включим тебя в разнарядку.
- Рота, подъём, выходи строиться, – зычный голос старшины подбросил курсанта военно-политического училища Илью Рябова, уютно устроившегося на дощатых нарах. Так не хотелось выбегать на мороз из казармы, прогретой за ночь «буржуйкой». Но надо…это слово будет преследовать Илью всю войну, да и всю его последующую жизнь. А через месяц младший политрук в должности замкомроты уже принял первое боевое крещение под Ельней.
Первое письмо от Лили нашло Илью в госпитале вместе с первой наградой. В том бою, когда был убит командир батальона, а потом выбыли из строя все офицеры, он принял командование батальоном и удержал с горсткой бойцов важный перекрёсток дорог, через который подходили к фронту войска.
Лиля взяла номер полевой почты Ильи у его родителей. Когда женщина хочет найти любимого, для неё нет преград.
Они переписывались до конца войны. Эти письма были самыми ценными реликвиями для Ильи. Он хранил весточки от любимой в нагрудном кармане гимнастёрки, у сердца. Потом он рассказывал, что выжил в той страшной мясорубке только благодаря Лиле. Он просто не мог погибнуть потому, что она ждала его. А случаев, каждый из которых мог оборвать жизнь, война предоставляла немало, и самый последний – в конце её.
Шли бои за Берлин. Только что был взят мост Мольтке через реку Шпрее – последнее препятствие на пути к рейхстагу. Группа офицеров дивизии расположилась на наблюдательном пункте.
Илья подошёл к окну. За Королевской площадью, распаханной снарядами и бомбами, сквозь тучи дыма и гари просматривалось серое, мрачного и неприглядного вида здание. Это был рейхстаг. Перед фасадом артиллерийские и зенитные орудия, поставленные на прямую наводку, врытые в землю танки, железобетонные ДОТы, противотанковый ров с водой.
- Любуешься, капитан, - подполковник положил руку на плечо Ильи, -
трудновато будет. Ты, вот что, организуй изготовление Красного флага и вручи его двум бойцам, чтоб закрепили на рейхстаге. – И добавил: - знамя-то, которое нам Военный совет армии вручил, мы уже установили первые, как только в Берлин ворвались.
На собрании бойцов штурмового батальона Илья передал флаг двум красноармейцам.
На следующее утро вслед за огневым валом солдаты ринулись в атаку на рейхстаг, но дойти до него не удалось, снаряды тяжёлой артиллерии не брали прочные двухметровые стены. Пехота залегла, придавленная сплошным огнём из рейхстага.
- Сейчас ещё раз проведём мощную артподготовку, - подполковник стукнул кулаком по столу, - надо только будет поднять ребят в атаку.
- Я пойду, - Илья направился к двери.
- Подожди, без тебя есть кому, война кончается.
Но Илья уже спускался вниз по лестнице. Как только начала работать артиллерия, он выбрался на площадь и осторожно пополз, лавируя между каменными надолбами и воронками. Бойцы лежали, невозможно было поднять головы. Полчаса, пока рвались снаряды, ему хватило добраться до тех, кто был впереди. Как только наступила тишина, он вскочил:
- За мной, за Родину!
Мощное ура, атакующие устремились вперёд, до рейхстага всего несколько метров. И тут что-то ударило Илью в грудь, он споткнулся и упал, ударившись головой о железную балку. Угасающим взглядом увидел, как бойцы закрепляют флаг на колонне рейхстага, и потерял сознание.
Очнулся вечером в медсанбате. Ужасно болела голова, жгло в груди. Пришедший вскоре врач рассказал, что осколок на излёте ударил Илью в грудь, аккурат в то место, где у сердца, в нагрудном кармане хранилась толстая пачка писем от Лили, записная книжка и офицерское удостоверение. В них-то и застрял осколок, едва зацепив кожу и ткани под ней. Но, падая, Илья сильно ударился головой и получил сотрясение мозга. Проведя ночь в медсанбате, утром он уже был в дивизии. Так Лиля, не ведая того, спасла ему жизнь. А может быть та энергия любви, что была в этих письмах, остановила смерть.
Уже не дымились развалины, не взрывались снаряды, не свистели пули - война кончилась, наступила тишина. Согбенные жители поверженного города, понуро разгребали битый кирпич и щебень. Не верилось, что ещё вчера эти же люди вскидывали руку, приветствуя чудовище в человеческом облике.
Илью - молодого, боевого офицера, который уже служил на командной должности, оставили в действующей армии, в Берлине.
В письме он писал ей: «Любимая, я так скучаю по тебе, ждал встречи с тобой всю войну. Думал о тебе постоянно, знал, что не могу погибнуть, не повидав тебя. Я готов на крыльях полететь к тебе…попрошу у начальства отпуск».
Но отпуска ему не дали. Казалось, сама судьба чинит им препятствия.
- Ты не суетись,- подполковник хрустнул огурцом,- что-нибудь придумаем, только к немкам не ходи, не хватало ещё венерической заразы подхватить.
В армии резко увеличилось количество случаев венерических заболеваний, вследствие неразборчивых связей с немецкими женщинами. Это, впоследствии, и послужило причиной для разрешения приезда жён офицеров.
Илья с подполковником – начальником политотдела дивизии сидели за столом в просторном кабинете и потребляли «фронтовые сто грамм».
- Я поговорю с комдивом, он, конечно, самостоятельно не решит этот вопрос, но подскажет, что делать.
- Понимаете, ведь она ещё не жена мне…
- Понимаю, всё понимаю, да не переживай ты так.
На следующий день начальник политотдела вызвал Илью и сказал:
- Пиши рапорт на имя командира дивизии с просьбой о приезде невесты, а я напишу своё положительное мнение, комдив приложит характеристику и отправит наверх по команде.
Через несколько дней Илью вызвали к комдиву:
- Ну и закрутил ты карусель, капитан, - улыбнулся комдив, - до самого верха твой рапорт дошёл.
Оказалось, что рапорт передали командующему армии, но поскольку это было не в его компетенции, он отправил его командующему фронтом маршалу Жукову.
Жуков, мельком взглянув на рапорт, недовольно бросил секретарю:
- Не хватало мне ещё и этими делами заниматься, что там некому решить этот вопрос.
На рапорте он написал: «генералу Берзарину». Генерал-майор Берзарин был назначен комендантом Берлина. Отдав бумаги секретарю, Жуков несколько минут сидел молча, задумчиво глядя в окно. Потом нажал кнопку звонка и спросил вошедшего секретаря:
- Бумаги уже отправили?
- Нет, товарищ маршал,
