У старшего лейтенанта Владимира с боевой подготовкой проблем не было. А вот в политической были. Замполиты имели к старшему лейтенанту существенные претензии. Как то не складывалось у него с поведением. Особенно в свободное от воинской службы время. То водка, то женщины.
Эта политическая составляющая подготовленности воина всегда почему то учитывала не только политическую грамотность и преданность делу коммунизма, но и личную примерность в поведении в служебное и неслужебное время, что именовалось как политико-моральное состояние.
Оценки за боевую и политическую подготовку по итогам года оформлялись в приказе командира воинской части. А перед этим каждый военнослужащий должен был сдать итоговую проверку.
На кануне очередной годовой итоговой проверки политработники раздали вопросы для проверки по политической подготовке.
Старший лейтенант понимал, что личное поведение он исправить уже не успеет, а если не будет отличником политической подготовки, то и генералом ему не стать.
Не долго думая, он решил тщательно подготовиться к сдаче экзамена по политической подготовки.
Однако, взглянув на перечень вопросов, он понял, что столько ему не осилить. И тогда, проявив армейскую смекалку, он решил действовать методом выбора вопросов по степени их значимости. И тут его взору пал вопрос: Леонид Ильич Брежнев «Малая земля».
Сомнений не было: «Что может быть в данный исторический момент важнее и существеннее, чем бесценное произведение Генерального секретаря?»
В гарнизонном книжном магазине дефицита с данным произведением классика современности то же не было.
Купив книгу, старший лейтенант углубился в ее изучение. Но прочитав от начала до конца он понял, что своими словами он рассказать об этом не сможет и то, что, лучше, чем сказал сам автор – он уже не скажет.
Решение пришло моментально: выучить это бесценное произведение современности наизусть !!!
Старший лейтенант стал заучивать текст книги все свободное от службы время. Подготовка к сдаче итоговой проверки шла успешно. Успел выучить несколько глав.
И вот экзамен. Учебный класс, проверяющий подполковник - заместитель начальника политотдела дивизии, и с умными лицами экзаменуемые офицеры.
Все шло своим ходом. Задавался вопрос , называлась фамилия офицера , отвечающий шел к доске и излагал ответ.
Дошли до Леонида Ильича Брежнева «Малая Земля».
- Так, кто будет отвечать?
Старший лейтенант поднял руку. Его пригласили к доске.
И он начал:
- «Дневников на войне я не вел.»
Сделал паузу.
- «Но 1418 огненных дней и ночей не забыты.»
Помолчал.
- «И были эпизоды, встречи, сражения, были такие минуты, которые, как и у всех фронтовиков, никогда не изгладятся из моей памяти. Сегодня мне хочется рассказать о сравнительно небольшом участке войны, который солдаты и моряки назвали Малой землей.»
В «зрительном зале» наступила мертвая тишина.
- « Она действительно «малая» — меньше тридцати квадратных километров. И она великая, как может стать великой даже пядь земли, когда она полита кровью беззаветных героев. Чтобы читатель оценил обстановку, скажу, что в дни десанта каждый, кто пересек бухту и прошел на Малую землю, получал орден. Я не помню переправы, когда бы фашисты не убивали, не топили сотни наших людей. И все равно на вырванном у врага плацдарме постоянно находилось 12—15 тысяч советских воинов, 17 апреля 1943 года мне надо было в очередной раз попасть на Малую землю. Число запомнил хорошо, да и ни один малоземелец, думаю, не забудет его: в тот день гитлеровцы начали операцию «Нептун». Само название говорило об их планах — сбросить нас в море. По данным разведки мы знали об этом. Знали, что наступление они готовят не обычное, а решающее, генеральное. И мое место было там.»
Здесь старший лейтенант бросил взгляд через окно куда-то вдаль и мысленно показал рукой:
- «На передовой, в предместье Новороссийска, мысом входившем в Цемесскую бухту, на узком плацдарме Малой земли.»
Опять помолчал, как будто что-то вспоминая.
- «Как раз в апреле я был назначен начальником политотдела 18-й армии.»
При этих словах друзья-офицеры тихо улыбнулись в кулак.
А старший лейтенант, как знаток военного искусства со знанием дела продолжил:
- « Учитывая предстоящие бои, ее преобразовали в десантную, усилили двумя стрелковыми корпусами, двумя дивизиями, несколькими полками, танковой бригадой, подчинили ей в оперативном отношении Новороссийскую военно-морскую базу Черноморского флота.»
Бодрым голосом Володя цитировал:
- «На войне не выбираешь, где воевать, но, должен признаться, назначение меня обрадовало. 18-ю все время бросали на трудные участки, приходилось уделять ей особое внимание, и я там, как говорится, дневал и ночевал.»
Друзья сомнительно посмотрели в сторону товарища , явно что-то вычисляя.
-« С командующим К. Н. Леселидзе и членом Военного совета С. Е. Колониным давно нашел общий язык. Так что перевод в эту армию из политуправления фронта лишь узаконил фактическое положение дел.»
Со знанием дела Владимир рассказывал:
-«Переправы мы осуществляли только ночью. Мы взяли курс на Малую землю. Шли под охраной «морских охотников». За три часа хода я думал побеседовать с бойцами пополнения, хотел лучше узнать людей. Я хорошо знал, что нужен разговор с солдатами, но я знал и другое.»
Следующую фразу старший лейтенант Володя произнес с особым чувством, подчеркивая ее важность:
- «Иной раз важнее бесед было для солдат сознание, что политработник, политический руководитель, идет вместе с ними, претерпевает те же тяготы и опасности, что и они. И это было тем важней, чем острее складывалась боевая обстановка.»
От этих слов зал чуть не прослезился.
-«Далеко впереди, над Новороссийском, светило зарево. Доносились гулкие удары артиллерии, это было уже привычно. Значительно левее нас шел морской бой. Как мне сказали позже, это сошлись наши и немецкие торпедные катера. Я стоял на правом открытом крыле ходового мостика рядом с лоцманом: фамилия его, кажется, была Соколов.
Чем ближе подходили к Цемесской бухте, тем сильнее нарастал грохот боя.»
Входя в роль, старший лейтенант в порыве, как будто сам там был:
- «То далеко от нас, то ближе падали бомбы, поднимая огромные массы воды, и она, подсвеченная прожекторами и разноцветными огнями трассирующих нуль, сверкала всеми цветами радуги. В любую минуту мы ожидали удара и, тем не менее, удар оказался неожиданным. Я даже не сразу понял, что произошло. Впереди громыхнуло, поднялся столб пламени, впечатление было, что разорвалось судно. Так оно в сущности и было: наш сейнер напоролся на мину. Мы с лоцманом стояли рядом, вместе нас взрывом швырнуло вверх.»
Офицеры, которые в силу различных обстоятельств не успели изучить данное литературное произведение, недоуменно посмотрели в сторону старшего лейтенанта.
-«Я не почувствовал боли. О гибели не думал, это точно. Зрелище смерти во всех ее обличьях было уже мне не в новинку, и хотя привыкнуть к нему нормальный человек не может, война заставляет постоянно учитывать такую возможность и для себя. Иногда пишут, что человек вспоминает при этом своих близких, что вся жизнь проносится перед его мысленным взором и что-то главное он успевает понять о себе. Возможно, так и бывает, но у меня в тот момент промелькнула одна мысль: только бы не упасть обратно на палубу.
Упал, к счастью, в воду, довольно далеко от сейнера. Вынырнув, увидел, что он уже погружается. Часть людей выбросило, как и меня, взрывом, другие прыгали за борт сами. Плавал я с мальчишеских лет хорошо, все-таки рос на Днепре, и в воде держался уверенно. Отдышался, огляделся и увидел, что оба мотобота, отдав буксиры, медленно подрабатывают к нам винтами.»
Все сочувственно слушали.
- «Я оказался у бота № 9, подплыл к нему и лоцман Соколов. Держась рукой за привальный брус, мы помогали взбираться на борт тем, кто под грузом боеприпасов на плечах с трудом удерживался на воде. С бота их втаскивали наверх. И ни один, по-моему, оружия не бросил.
Прожекторы уже нащупали нас, вцепились намертво, и из района Широкой балки западнее Мысхако начала бить артиллерия. Били неточно, но от взрывов бот бросало из стороны в сторону. Грохот не утихал, а снаряды вокруг неожиданно перестали рваться. Должно быть, наши пушки ударили по батареям противника.
И в этом шуме я услышал злой окрик:
— Ты что, оглох? Руку давай!
Это кричал на меня, протягивая руку, как потом выяснилось, старшина второй статьи Зимода. Не видел он в воде погон, да и не важно это было в такой момент.»
Зал одобрительно покивал головами.
-«Тут только почувствовал озноб: апрель даже на Черном море не самое подходящее время для купания.»
Слушатели согласились. Старший лейтенант о чем-то призадумался. Явно что-то вспоминая. Потом, опомнившись, продолжил:
- «И вдруг в этой трагической обстановке, при свете взрывов и огненных трасс родилась песня. Пел один из матросов, помнится, очень большого роста; это была песня, рожденная на Малой земле, в ней говорилось о несгибаемой воле и силе таких вот бойцов, какие были сейчас на боте. Я знал эту песню, но теперь мне кажется, что именно тогда впервые ее услышал. Врезалась в память строка: «На тех деревянных скорлупках железные плавают люди».
Старший лейтенант Володя тоже хотел спеть, жаль только, что слов он не знал.
- «Медленно стали приподниматься головы, лежавшие садились, сидевшие вставали, и вот уже кто-то начал подпевать. Никогда не забуду этот момент: песня распрямила людей. Несмотря на только что пережитое, все почувствовали себя увереннее, обрели боевую форму.
Вскоре бот зашуршал по дну, и мы начали прыгать на берег. Резко зазвучали команды, бойцы сгружали ящики с боеприпасами, другие подхватывали их на плечи и бегом — тут подгонять не надо, огонь торопит — несли к укрытиям. Свалив груз, тотчас бежали обратно, все это под обстрелом, под грохот не прекращавшейся бомбежки. А с берега уже несли на носилках раненых, приготовленных к эвакуации, которых наше пополнение должно было сменить.
Переправы всегда были опасны, само плавание не обходилось без риска, и выгрузка, и перебежка, и подъем покруче, но всякий раз, прибывая на Малую землю, я возвращался к мысли: а как же высаживались здесь наши люди, когда на месте нынешних спасительных укрытий стояли немецкие пулеметы, а по ходам сообщения бежали невидимые десантникам гитлеровцы с автоматами и гранатами? У каждого, кто вспоминал, что тем, первым, было намного труднее, наверняка прибавлялось сил.
Все же, как известно, мы удерживали Малую землю ровно столько, сколько требовалось по планам советского командования, — 225 дней. Как мы их тогда прожили — я и хочу рассказать.»
Тут старший лейтенант, не зная продолжать или остановиться, вопросительно посмотрел на заместителя начальника политотдела. Подполковник безмолвствовал.
Тогда старший лейтенант продолжил:
- «Нам война была не нужна. Но когда она началась, великий советский народ мужественно вступил в смертельную схватку с агрессорами.
Помню, в 1940 году Днепропетровский обком партии собирал совещание лекторов. Я тогда уделял особое внимание военно-патриотической
Героическим войнам 18-й десантной армии посвящается.
