Вечное Солнце Припяти

попросту нельзя...
Я заставляю себя думать именно так!
Волков заканчивает облачаться. Закидывает вещмешок за спину.
-Ну всё... Поспішаю я нынче. Виду жуй, бабуся Анюта. Не хворій.
Бабка кивает. Крестит Волкова клюкой. Мне как-то не по себе. Вот он, бог нынешних Полищуков... Он не изображён на иконах, его имя не передаётся от поколения к поколению, его подвиги не упоминаются в приданиях... Он простой сталкер, живущий где-то под Рязанью. У него больная мать в Киеве, которую, скорее всего, уже не спасти... Потому он и занимается контрабандой, чтобы спасти тех немногих, кто не пожелал ютиться на чужбине и добровольно обрёк себя на затворничество в «Зоне»...
А последняя, как известно, просто даёт пристанище и только...
Дед прижимает медицинские дары к груди, будто те ниспосланы ему с небес. Благодарно кивает. Пинком отгоняет неугомонного Дымка. Смотрит слезящимися от мороза глазами то на Волкова, то на меня.
- Як ти в Прип'ять нынче? Тому поспішаєш?
- Да, дед Вано. Товарища обіцяв проводити... – Кивает на меня. – В Копачах заночуємо. Дійти б тільки. Давно по пітьмі не ходив...
- Як знаєш. Я за тебе спокійний... А бабка помолится.
-Вы за себя лучше просите. На мне грехов много уже. Пока не исповедуюсь, нет мне прощения...
Дед дёргается. Мнётся на одном месте. Всё же говорит, что задумал:
-Як, с богом.
Волков кивает. Тут же оглядывается на меня: мол, шевелись!
Я говорю, до свидания...
Только выйдя из Заполья, понимаю, что именно сказал. Неужели я верю, что снова сюда вернусь?..
Мы молча бредём по темноте. Я тщательно всматриваюсь в голубоватую блямбу под ногами, образуемую лучом фонарика. Она скачет по асфальту – это дорога. Я понятия не имею, куда именно она ведёт... Скорее всего, к очередному оплоту уныния... Пустынному, а может населённому такими же еле тлеющими клочками жизни.
Интересно, совместимы ли такие понятия как кладбище и вера?..
А надежда и вера?..
А кладбище и надежда?..
Мне грустно.
Волков сбавляет шаг. Ждёт, пока я его догоню. Говорит в полголоса, освещая фонариком близко подступающие деревья:
-Так ничего и не скажешь?
-На счёт чего?
-На счёт всего.
-Хм... Не знаю. Ты всё правильно сделал. Ей нужно в больницу. С этим не шутят... Нам нужно будет поспешить с возвращением...
-Я не про это.
Я молчу. Я не знаю что сказать. Да, контрабанда, это грубое, уголовно наказуемое преступление, однако... Однако, когда всё именно так... Я не знаю... Не мне рассуждать на счёт правильности или неправильности человеческого поступка, когда тот настолько завуалирован. Тут даже дело ни сколько в манерах и чувствах, сколько в простом восприятии данности. Если вы сможете воспринять её как благой поступок – это хорошо. Если же нет – никто вас не осудит... А вы, в свою очередь, сможете осудить нас... И тоже будете правы.
-Пенициллин?.. А что в этом такого? Ты ведь его не украл...
Он усмехается и светит мне в лицо. Глупо пытаться определить человеческие эмоции именно так. Я просто отворачиваюсь. Он теряет терпение.
-Брось паясничать! Мы ведь оба прекрасно знаем, откуда лекарства и шприцы!
-Ну, знаем. Это что-то меняет? Или ты теперь вынужден закопать меня тут, чтобы избежать огласки и суда?! Или тебя просто похвалить надо?..
Он молчит. Явно не ожидал, что я могу понять и осознать его душевные мотивы. Затем тихо говорит:
-Прости. Погорячился. Просто не ожидал, что ты отреагируешь именно так. Просто...
-Просто нужно смотреть на выхлоп. Точнее, в какую именно сторону он выбрасывается... Если кому-то от него душно, нужно основательно изменить устройство всей жизненной концепции. Хотя бы попытаться заткнуть трубу каким-нибудь дешёвым фильтром... Если же копчение никому не мешает, а даже наоборот несёт, как это ни странно, блага, тогда, я думаю, конструкция движется в нужном направлении...
Волков долго молчит. Смешно раскачивает головой. Потом снова усмехается.
-Здорово ты это, про выхлоп... Надо будет записать и выучить на досуге. Если вдруг решусь писать мемуары, обязательно приведу её, как цитату единственного человека, который всё же меня понял... Точнее не полез сразу же с кулаками, в попытке «размутить».
-Единственный? А как же Василий?
-Не думаю, что он с этой своей гиперреактивностью, способен докопаться до сущих глубин... Знаешь, ты странный человек.
-Странный?
-Да. У тебя какая-то аура... не такая. Не подумай, я не хочу посмеяться или обидеть... И на комплимент тоже не рассчитывай. Но просто, такое ощущение, что ты можешь приспосабливаться к любым ситуациям. Это очевидно... Не знаю только, как это у тебя получается, особенно если учесть, что ты писака... Прости, само как-то вырвалось. Я, если честно, представлял писателей как-то иначе...
-Иначе?.. Этакими бородатыми педантами в очках?
-Вроде того... Ты уж не бери близко к сердцу. Я просто в виду собственной неосведомлённости.
Теперь пришла моя очередь усмехаться.
-Знаешь, Волков, просто в детстве у меня было очень много друзей. И богатое воображение. Порой мне даже кажется, что я сам «подогнал» всё своё детство именно под себя. Вернее сделал его таким, каким хотел видеть... Чтобы потом было что вспомнить... Понять, к чему следует стремиться... И, думается, тогда это у меня получилось... Жаль только, что детство так стремительно растворилось в действительности!.. К сожалению, я так и не успел приспособить на свой лад то, что творится сейчас... Ребёнок в своих фантазиях и впрямь может изменить что угодно... а вот взрослый, лишь приспособить... Я вовсе не понял не тебя... Я просто приспособился к твоей жизненной позиции... и к тому, что царит здесь... Вот и всё.
Волков кивает. Потом всё же оправдывается:
-Просто лекарства легче достать в России... Тут кризис.

Июль 1985 года. Украинская ССР. Чернобыльский район. Припять.
«Сегодня пятница, 26 июля... Впереди последние выходные, перед отъездом. В понедельник я уезжаю в санаторий на Чёрное море. Кажется, впервые в жизни я этого не хочу... Не могу вспомнить свои прошлогодние эмоции, но у меня всё равно такие ощущения, что я испытывала радость... Радость, которой сейчас нет... Хотя я и понимаю, что мне необходима передышка. В первую очередь, от кошмаров! Если они будут приходить с такой же регулярностью и дальше, я точно сойду с ума...
Мне кажется, что наш город обречён... Я понимаю, что плохо так писать... А ещё хуже – думать!.. Но как-то иначе я просто не могу. У меня нет сил жить со всем этим и дальше... Особенно видеть сны, в которых я гуляю по заброшенной Припяти и становлюсь свидетельницей гибели пионеров!
Зачем они мне всё это показывают? Может и впрямь хотят напугать и заставить бежать?..
Мне не даёт покоя эта странная фраза: «Не он...» – что я услышала в одном из кошмаров от мёртвого мальчишки. Кого он имел в виду? Фон Шмидта?.. Нового врача?.. Может прежнего... который разбился?..
У меня в голове творится что-то непонятное! Мысли скачут друг через друга, отчего я снова утрачиваю способность нормально мыслить! Я не хочу снова становиться рассеянной! Я не хочу снова слышать смех в свой адрес!.. Хотя мне кажется, что именно этого хотят они... Чтобы я снова стала растением и перестала им мешать...
Но ведь я ничего не делаю! Просто пишу! Каким образом это может навредить?!
С другой стороны, если кто-нибудь прочтёт этот дневник, то всё поймёт... Хотя, скорее, посчитает меня умалишённой...
Да, так и будет. В этом не может быть сомнений! Ведь я всего лишь рассеянный ребёнок!..
Я попыталась «открыться» Славику... Предложила почитать мои записи. Он повёл себя, как благородный рыцарь. Сказал, что чужие дневники читать нехорошо. Это всё равно, что копаться в чужих мозгах. И ещё заявил, что это может плохо закончится... В плане нашей с ним дружбы...
Я ему так благодарна!
Славик, мне кажется... Мне кажется... Нет! Я уверена! Я уверена, что что-то к тебе испытываю! Когда я тебя вижу, лапка в моей груди сжимается и начинает медленно скользить вниз... Я покрываюсь мурашками... Мне щекотно там, внизу живота... Я не знаю что это... Но мне нравится испытывать подобные чувства!..*
*Пометка. Я не уверена... Но, скорее всего, оставлю. В этом нет ничего такого...
Славик предложил просто рассказать ему, что именно меня тревожит... Я не знала с чего начать... Рассказала, какой я была раньше... Что мне посоветовал делать погибший доктор... Как это сразу подействовало... И что затем породило... Ещё я упоминала про сны, в которых наш светлый город погружается во мрак!..
Мои кошмары очень сильно заинтересовали Славика. Он сказал, что просто так они возникнуть не могут. Либо они и впрямь что-то значат, либо... Он не договорил, но я и так всё поняла...
!!!Либо я сумасшедшая!!!
Я не обиделась, потому что и сама порой так думаю.
Это был единственный эпизод, в котором Славик коснулся моей болезни. Отчего-то я уже сейчас знала, что он больше о ней никогда не заговорит...
Потому что он Славик.
Затем Славик озвучил сногсшибательную идею!
На этих выходных мы идём в комиссариат... Точнее не идём, а проникаем тайно. Нам нужно взглянуть на материалы уголовного дела в отношении гибели доктора... Славик уверен, что тут не всё чисто. К тому же, если нам удастся найти доказательство того, что катастрофа была кем-то подстроена, тогда у нас будут реальные факты в поддержку моих снов и «Теории заговора»...
Эту теорию придумал тоже Славик. Он считает, что кто-то или что-то хочет уничтожить город. Мне пока не ясно, зачем им это нужно... Ведь наша Припять такая красивая! Её нельзя стирать с лица земли!.. Если, конечно, ты не злобное чудище или истинный безумец!
Но мы всё равно не допустим этого! Я лично не допущу!
Я очень благодарна Славику за то, что он мне просто верит! Мне так необходима его поддержка!
Вчера я весь день провела в «Лазурном»... Долго размышляла. Так, что чуть не утонула – свело ногу. Сильно всех перепугала. В общем, как всегда...
Потом долго сидела в библиотеке. Теперь я знаю, почему Славик дарит мне бутоны жёлтых роз – это символ надежды...»

«28 июля, воскресенье.
Вчера мы пробрались в комиссариат... Сейчас это просто. За основным зданием расчищают площадку. Что именно будут строить, я не знаю, да это и не важно. Важно, что рядом с расчищенной площадкой располагаются милицейские гаражи. Часть из них на время переоборудована под склады. В них можно пробраться в любое время суток, потому что сторож – глуховатый старичок... Он ветеран войны и именно поэтому мне очень стыдно... Однако Славик уверен, что это необходимость – иначе мы потеряем город!.. Лишь бы всё получилось!
Из этих самых гаражей мы и проникли в комиссариат... Славик разыскал где-то план помещений, так что мы достаточно быстро отыскали архив. На нашем пути так никто и не повстречался. Наверное, из-за входных... А может так пустынно всегда... Ведь до недавнего времени в нашей Припяти всё было мирно и благополучно...
Пока не стали пропадать пионеры и разбиваться доктора.
Однако лучше бы мы ничего не предпринимали! Потому что на деле сделалось совсем жутко. Его звали Шевченко Григорий Викторович. Он был детским психотерапевтом в клинике на Сержанта Лазарева. 8 июня он целый день был в Киеве. Какие-то дела. На обратном пути, недалеко от поворота на Чернобыль,  его машина вылетела на обочину и с чем-то столкнулась... А может сначала столкнулась и только затем слетела с дороги. С чем именно, не пишут. Точнее пишут, что «поблизости нет ни деревьев, ни столбов, ни каких-либо