неизвестные мне новшества, Арсений остался почти доволен. День подходил к вечеру, Вова, только вернувшийся в город, хотел навестить знакомых, и мы отправились в гости. Там дома никого не оказалось, мы пошли в какой-то местный клуб, но и там было пусто. Пошли в другой, и попали в точку,- Вова нашел, что искал.
Зал был заполнен, Татьяна и Вова тут же ушли перемещаться меж знакомыми, а мы с Арсением остались за столиком. Он, видно, не слишком любил общаться, а мне было не с кем. Место ничем особо не отличалось от наших заведений подобного рода, разве что никто не курил, и потому рассказывать о нем нечего, кроме как упомянуть факт его наличия.
Довольно скоро мне это сидение надоело, я намекнул на это Арсению, он со мной согласился, и мы отправились домой. По дороге он рассказывал про свой музыкальный ящик, где и как он добывает комплектующие, про какие-то свалки, депо, умельцев из других городов и стран. Потом я перевел разговор на его прошлые жизни.
Сколько он хотел себя вспоминать, всегда был музыкантом. Здесь его инструментами были арфа и скрипка, а когда он рождался на Земле, то все, что попадалось в руки. Он рождался, жил музыкой, умирал, но музыка, которую он слышал здесь, была не той музыкой, не его. Он рождался снова и снова, почти не задерживаясь в Аду. «Музыкант должен жить вечно»,- говорил он. Но в последний раз случилось так, что единственным его инструментом стали колокола. И он даже сам участвовал в их отливке. Когда он умер и вернулся домой, то устремления его изменились. Он захотел создать идеальный инструмент, инструмент достойный богов. И он уже чувствует, что близок к этому.
Мы пришли, легли спать. Впечатлений в тот день было много, и чтобы заснуть пришлось даже немного заняться медитацией. Утром, проснувшись, я обнаружил в углу на диванчике спящего Вову, и пошел искать Арсения. Нашел его сразу, где и предполагал, и после обычных утренних дел, остался помогать ему с электропроводкой.
Он жаловался, что ветер приходится делать с помощью вентилятора,- потоком он потом управляет сам, но на создание внимания не хватает, нужен помощник,- для ветра и поддержания фона, но никто не хочет. Он стал уговаривать меня, и почти даже уговорил, но пришла Татьяна, вытащила меня на свет, и стала рассказывать о наших делах.
Ничего особо утешительного. Билеты на самолет продавались только сотрудникам министерств, только по специальным заявкам, в основном тем, кто получал право провести отпуск на каком-нибудь курорте. Корпус хранителей имел, разумеется, право покупать билеты, но каждый раз надо было заполнять кучу бумаг. В моем случае все было еще хуже, поскольку официально я не существовал. Она уже изготовила свидетельство, что я почетный гость из некоего тибетского монастыря, в котором принципиально не допускается никакая регистрация, но насколько это поможет она не знает. Возможно, что мне самому придется туда идти, чтобы собственноручно поставить подписи под какими-нибудь справками.
Я было подумал, что…, но Татьяна как-то угадав ход моих мыслей сказала, что взяток здесь, увы, не берут, и пару-тройку дней точно придется повозиться. Любое соприкосновение с чиновниками приводит меня в уныние, тень меланхолии появилась на горизонте, но неожиданно, как бог в машине, появился Вова, и все исправил.
Вначале он предложил пойти пообедать и оценить качество продуктов и кулинарный опыт, которые он приобрел в монастыре. Должен сказать, что лукавить в оценках не пришлось, но не это главное. После обеда мы расположились пить чай, и Вова, запретивший до этого все разговоры, позволил-таки поговорить. Татьяна тут же начала высказывать свое возмущение порядками бюрократов, рассказала, что мне, прилетевшему из Тибета, с другого конца света, здесь невозможно купить элементарный билет на самолет.
- Кому нужны, вообще, эти самолеты?
Арсений и Вова удивились, что мне понадобилось лететь на самолете, а не просто переместиться туда, но я объяснил, что запрет на дальние перемещения является часть устава монастыря. Вова тут же поинтересовался, не нужен ли нам регент, и мне пришлось его разочаровать.
Все восприняли эту историю близко к сердцу, Вова задумался и предложил выход. У него есть знакомая в департаменте эскорта, некогда бывшая без ума от его божественного голоса. Теплые отношения они сохранили до сих пор, и почему бы этим не воспользоваться? Действительно, почему бы нет? И он обещал, что отправится к ней в гости нынешним же вечером. На сем и порешили, хоть Татьяна в некоем сомнении и осталась.
До вечера было еще время и Арсений, до сих пор огорченный тем, что я недооценил его шедевр, решил провести свое музыкальное представление для меня лично. Усадил на стул в центре своего агрегата, проследил, чтоб руки я непременно держал на коленях, и начал свои шаманские танцы со смычком.
В этот раз все оказалось действительно эффектней. Теперь уже не музыка рождалась внутри меня, а возникло стойкое, почти физическое, ощущение, что меня самого музыка эта вовлекла в свое течение, в этакие американские горки. О времени я тут же забыл, и сколько его прошло до момента, когда сердце мое остановилось, не помню, а спросить потом, не догадался.
Очнулся я на полу, Вова пытался вдыхать в меня воздух, Арсений сидел на мне верхом и давил на грудь, Татьяну в тот момент я не заметил. Заметив, что я ожил, они тут же прекратили свои занятия, и начали устраивать меня поудобнее,- притащили подушку и одеяла,- лежи, не двигайся. Арсений выглядел чрезвычайно встревоженным, Татьяна появилась, потом опять ненадолго исчезла, потом появилась с каким-то питьем, от которого мне стало настолько лучше, что я смог отогнать всех в сторону, и переместиться с пола на стул.
- В этот раз было лучше, значительно лучше,- сказал я Арсению, но он не понял о чем я. Поняв, махнул рукой, потом отослал куда-то Вову, и спросил,- А кто ты такой вообще, и откуда взялся?
Вопрос этот был адресован и к Татьяне. Ей отвечать было проще, чем мне, поэтому она вкратце, и почти правильно, обрисовала ситуацию. Арсений восхитился,- такой поворот событий явно пришелся ему по душе, настолько, что он почти забыл о моем болезненном состоянии, и стал меня исследовательски рассматривать, измерять, пощупал голову, грудь, чуть задумался и торжественно сказал,- У него всего семь чакр и сердце слева,- это все объясняет.
Меня его версии не слишком интересовали, сердце болело, и не было никакого желания делать какие-либо усилия. Я еще чуть посидел, потом меня довели до кровати, дали еще лечебного питья, и я уснул.
Глава 6, посвященная разговорам о музыке.
Проснулся я лишь поздним утром, совершенно бодрым, не чувствуя никаких последствий вчерашнего инцидента. Завтрак стоял на столе вместе с запиской, что соседей моих можно найти на скамейке, во дворике напротив дома. Я посмотрел в окно, увидел их стоящими под дубом, возле скамейки, съел завтрак, и пошел на улицу.
Когда я появился, они прервали разговор, хоть он был, на взгляд со стороны, довольно увлекательным. Отодвинулись, дав мне возможность прислониться к дереву, и стали ждать, кто первым начнет говорить. Мне почему-то вспомнилось кино от Монти-Пайтонов,- Morning, morning,- сказал я каждому отдельно. Они не поняли, но Вова спохватился, сказал, чтоб я не беспокоился, что он поговорил со своей знакомой, что она устроит встречу с большим начальником, и завтра нам нужно будет там появиться в первой половине дня.
- Мы тут спорили,- решился, наконец, Арсений,- и ты, как человек свежий, даже живой, должен нам помочь. В чем смысл жизни?
- Вах!- сказал я, подумав, что Монти-Пайтонов вспомнил не зря,- Evening.
- Интересный у вас на Тибете язык,- съязвил Арсений,- на самом деле вопрос о музыке.
- Ерунда, не обобщай,- возразил Вова,- я сказал только, что твоя музыка лишена настоящего чувства, полета. Она не будит фантазии, не заставляет плакать. В чем смысл ее, если не зовет она никуда, чувств высоких не будит? Вот в храме когда хор поет, разве ангелы не поют с нами, разве не улетает душа ввысь?
- При чем здесь зовет, не зовет? В музыке должно быть совершенство, гармония,– попытался возразить Арсений, но у Вовы было свое мнение.
- Ты говоришь как все эти маразматики из больших оперных театров. Их смысл существования,- показать своих уникальные способности публике, которая от нечего делать забежала на огонек. Или как буддисты со своими мантрами, ради гармонии с нирваной. Какая на хрен гармония может быть с нирваной? У них сегодня один Будда, завтра будет другой, кто поручится, что когда Майтрейя сменит Шакьямуни, то не пошлет к чертям эту медитацию, не велит жрать мясо, и долбить врагов по башке?
- Не говори чушь, ты же видел его телевизору,- вполне достойный будда.
- При чем тут телевизор? Просто я говорю, что гармония может быть и без музыки, а музыка без гармонии. Музыка это движение,- вибрация, будящая эмоцию. Какую эмоцию будит твоя шкатулка музыкальная? Да никакой. Потакает простым чувствам,- акустический массаж тела, типа как по заднице пару раз шлепнуть,- он сделал соответствующее движение к Арсению, но тот увернулся.
- Да эти, как ты говоришь,- чакры. Ты хоть знаешь, что это такое? Настоящая музыка будит чувства здесь,- Вова не в шутку постучал себя по голове,- она меняет движение мысли, движение эмоций, ведет от одной гармонии к другой. С ней ты всегда в центре жизни, а не в центре комнатки, сидящий как фикус. Тебе поют о свершившейся любви,- и ты весь в слезах, тебе играют гимн,- гордость твоя и величие безмерны. С маршем ты счастлив сразиться с врагом, а колыбельная переполняет тебя умилением.
- Проблема твоя в том, что ты заперся здесь, увешиваешь своей гармонией стены, и навязываешь ее всякому, кто случайно мимо тебя проходит. А настоящая жизнь рядом, смотри, бьет ключом,- Вова театрально обвел вокруг рукой. Я проследил за его жестом, но ничего особенного не увидел. Арсений озадаченно слушал.
- Тебе надо снова родиться, забыть эту возню, ощутить радость бытия, смену настроений, совершить подвиг, влюбиться, родить детей, что там еще для полной картины?- посмотрел он на меня с вопросом.
- Слетать на Луну?- попробовал подсказать я.
- Слетать на Луну. Видишь сколько всего можно сделать, а ты сидишь здесь и бездарно тратишь время.
- Зачем ты мне все это говоришь?- Арсений потряс головой,- ты говорил это уже двадцать раз, и я опять повторю, что твои дела - это твои дела. У меня свои, и я их собираюсь довести до конца. А потом посмотрим. И потом мы о смысле жизни говорили, о смысле вообще, а не о каких-то сиюминутных делах типа подвигов или полетов на Луну. Я об этом говорил, а ты о чем?
Вова насупился и посмотрел на меня, то же вслед за ним сделал и Арсений. Ничего не поделаешь,- придется как-то выкручиваться.
- Смысл жизни значит?
Они кивнули головами, и мне стало совсем грустно.
- Во-первых, у вас здесь одна жизнь, а у нас совсем другая. Вы, о какой сейчас говорите? Если о вашей, то я в ней ни черта не понимаю, а если о нашей, то к чему вам?
- Говори о вашей,- сказал Вовочка,- о нас мы еще успеем поговорить.
Арсений кивнул, согласился.
- Ну хорошо,- сказал я,- а о нашей с точки зрения отсюда или оттуда?
- И так, и так,- велел Вовочка.
Арсений опять согласился.
- Ага, ну тогда все просто. Вы рассматриваете нашу жизнь, как некий элемент своей большой
