Mon Cher ami, Александр...

множество книг, бумаги, как исписанной, так и совершенно чистой, перья, чернильницу и пресс-папье. Здесь был особенный запах, искусство и творчество витали в воздухе, заставляя делать все более глубокие вдохи, забывая обо всех мирских трудностях и проблемах. Океан радости нахлынул на меня, и понёс по своим волнам, накрывая с головой. Я аккуратно приблизилась к рабочему столу поэта, взяв слегка дрожащими руками листок бумаги, на котором были некаллиграфическим почерком выведены строки стихотворения, которое я слышала лишь недавно. Русский язык изменился, и я это прекрасно знала, но моё подсознание понимало каждое слово, начиная с «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» и заканчивая «…и не оспаривай глупца». Я аккуратно положила листок бумаги на место, как мне на глаза попалось другое творение А.С. Пушкина. «История Пугачевского бунта» - прочла я название, которое почему-то было зачёркнуто тонкой линией. Я подумала, что это черновой вариант произведения, который не дошёл до наших дней. Протянула руку к книге, которая была похожа на блокнот, только толще раза в четыре, как в комнату вошёл сам хозяин сего произведения. Я резко отдёрнула протянутую руку и, сделав виноватые глаза, посмотрела на Александра Сергеевича.
-Китти, что ты делаешь в моем кабинете? Если я не ошибаюсь, то ты никогда не проявляла интерес к моему творчеству. Что заставило тебя поменять своё отношение? – спросил поэт, подходя к столу. Он был все так же радушен и улыбчив, хотя я заметила, с каким презрением он кинул какой-то клочок бумаги в ящик стола.
-Думаю, что в моем возрасте измена вкусам и предпочтениям вполне объяснима.
-Я вижу, что ты смотришь на мой труд про Емельяна Пугачева. Два года назад я опубликовал его, как «История Пугачевского бунта», правда, на этом настоял император. Но продолжаю дорабатывать его до романа, уже практически закончил, думаю, что в октябре появиться моя книга в печати.
-«Капитанская дочка»? – прошептала я, осмысливая слова поэта и соотнося их с сюжетом популярного произведения.
-«Капитанская дочка»? – повторил Александр Сергеевич, словно пробуя это словосочетание на вкус. – Неплохо звучит, надо поразмыслить над этим. Да и главная героиня… Подожди, Китти, ты это читала? – указал поэт на блокнот, мирно лежащий на столе.
-Нет-нет. Но хотелось бы взять, почитать, - быстро ответила я.
Александр Сергеевич некоторое время заинтересованно оглядывал меня, но, видимо, решив, что я и чтение его произведений – несовместимые вещи, отвёл взгляд и протянул мне блокнот.
-Работа ещё не закончена, но я был бы не прочь, если бы ты это прочла.
-Благодарю, я обязательно прочитаю этот роман, - улыбнулась я в ответ и взяла книгу обеими руками, словно великое сокровище.
-Да, это именно роман.
-Но что такое роман? – спросила я из-за огромного желания пообщаться с этим человеком. Казалось, что каждое его слово привносило радость в моё сердце, грело, как луч летнего солнца в зимние морозы.
- В наше время под словом «роман» разумеем историческую эпоху, развитую в вымышленном повествовании.
В моей памяти всплыло, что «Капитанская дочка» - это повесть. Но получается, что Александр Сергеевич хотел создать именно роман? Наверное, этот жанр больше подходит сюжету произведения, но из-за достаточно небольшого содержания ему присвоили звание «повесть».
-В тридцать третьем году я отправился путешествовать по Поволжью и Приуралью, чтобы лучше узнать о Пугачёвском восстании.  Посетил Симбирскую, Самарскую, Оренбургскую губернии и многие другие города, что помогло мне осмотреть места сражений, расспросить жителей, записать интересные факты. Я остался очень довольным, что не напрасно посетил эту сторону.
В этот момент так хотелось  закричать, что я именно из Самары, но вовремя прикусила язык. Я же не знаю, откуда «я» на самом деле, поэтому решила промолчать.
-Екатерина Андреевна, позвольте Вам напомнить, что к пяти часам Вы должны быть полностью готовы, - строго напомнила вошедшая Наталья Николаевна, которая всем своим видом говорила о неоспоримости своих слов. Она была одета в простое на сие времена кремовое платье, которое лишь подчёркивало бледность её кожи и большие выразительные глаза. Как бы я ни хотела поговорить с А.С. Пушкиным, не могла ослушаться свою тётю. Поэтому, выпрямив спину, покинула кабинет.
На моей голове соорудили какую-то причёску, завив волосы горячими щипцами. Моя шея затекла, пока одна девушка с очень ловкими пальчиками укладывала мои непослушные и жёсткие волосы во что-то грандиозное. И это даже несравнимо с тем, как мне было больно при надевании на меня корсета и дальнейшем его затягивании. Казалось, что мне не хватает воздуха. Да, при таком ограниченном поступлении кислорода было довольно легко упасть в обморок, чем, скорее всего, пользовались светские дамы при любом удобном случае. Голова немного закружилась, так как корсет затянули по максимуму, но я стойко держалась, пока на моё худое тело надевали тяжёлое платье персикового цвета, которое, надо сказать, прекрасно на мне смотрелось, хотя к причёске я не была столь же благосклонна.
Я вышла из комнаты, направляясь в залу, где меня уже ждала чета Пушкиных и услышала слова Александра Сергеевича, посвящённые мне:
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.*
Я залилась краской, услышав их.Слова стихотворения лились, словно река, мелодично и красиво, завораживая своей необыкновенностью. Я некоторое время стояла с открытым ртом, не зная, что ответить, но потом сделала неопытный и неуклюжий реверанс. Я постаралась выразить в нем всю свою признательность, но наткнулась только на строгий взгляд моей тётушки, Натальи Николаевны.

Я удивилась помпезности салона, в который мы прибыли. Сначала мы поприветствовали хозяйку, после чего сели за стол. Я заметила, что к Пушкину относились все по-разному. Кто им просто восхищался, вознося до звания гения (коим он и являлся, по моему мнению), кто презирал и не мог переносить, завидую его полёту ума. Вторых меньше, и большинство из них были мужчины. Особенностью этого ужина было то, что независимо оттого, что ты занят едой, твоей обязанностью было поддержание беседы, в противном случае, общество будет считать тебя нелюдимым.
Рядом сидящие мужчины сговорились и решили подшутить над Александром Сергеевичем, складывая кости от курицы к нему на салфетку, делая это как можно более незаметно. Конечно, такое поведения было вопиющей невоспитанностью, но все молчали, чтобы не поднимать скандал в обществе, а, впрочем, может, и не замечали. Казалось, что Пушкин совершенно безразлично относится к такому поведению мужчин, лишь продолжая трапезу.
-Александр Сергеевич, что ж это вы столько мяса съели? Целая гора костей… - был слышен чей-то голос¸ отвлёкший разговаривающих светских дам. Многие с осуждением смотрели на виновников этого происшествия, которые просто усмехались.
-Я хотя бы кости в тарелку складываю, а вы вместе с костями едите, - преспокойно ответил Александр Сергеевич, продолжая трапезу. Друзья поэта улыбнулись. Он дал отпор, причём так красиво. Шутка обратилась против самих шутников, что последним не пришлось по вкусу, но они не нашлись чем ответить.
Дальше начались танцы, в процессе которых я познакомилась с очень привлекательным человеком. Почему-то сейчас, находясь в атмосфере девятнадцатого века, мне он показался Евгением Онегиным. После первого танца со мнойон больше не подходил ко мне. То ли испугался моего умения танцевать, мы кружились в вальсе, поэтому я следовала за партнёром, которому постоянно оттаптывала ноги, то ли я ему просто не понравилась. Да и мой неудачный в конце танца реверанс, думаю, не улучшил его представления обо мне. Я все следила взглядом за моим «Онегиным», когда и была поймана на этом занятии Александром Сергеевичем.
-Mon cher ami, неужели есть хоть один мужчина, устоявший перед твоею красотой? – спросил Пушкин, а я утвердительно кивнула головой и тяжко вздохнула, бросив взгляд на молодого человека. – Право,
Чем меньше женщину мы любим,
Тем легче нравимся мы ей
И тем её вернее губим
Средь обольстительных сетей.*
Я улыбнулась, после чего Александр Сергеевич пригласил меня на танец, ая должна была отказать из-за неумения танцевать под музыку девятнадцатого века.Впоследствии я об этом ой как пожалею.
Я наблюдала, с каким взглядом поэт смотрит на свою жену. Как он с ней кружится в танце. Как он улыбается ей. Как преображается его лицо. Как он привлекателен из-за столь умного взгляда. Я никогда не видела таких глаз! И их секрет вовсе не в цвете, а в том, сколько ума и нежности хранится в них. Он был невысокого роста, даже ниже своей жены, но он возвышался над всеми, над просто и уныло устроенным обществом, над мирскими заботами и моральными преступлениями. Он был настолько величественен, что я не уверена, затмит ли его Николай Первый. Он казался ангелом, сошедшим на землю, что бы поддерживать и вдохновлять людей своими стихами. Он был символом всего возвышенного и чувственного, он был Александром Сергеевичем Пушкиным, бессмертным и великим поэтом.
Постепенно мир стал покрываться рябью, оставляя лишь танцующих Александра и Натали, влюблённо смотрящих друг на друга. Сегодня было двадцать первое августа тысяча девятьсот тридцать шестого года. Оставалось несколько  месяцев до смерти великого поэта. Сейчас, смотря на безмятежного Пушкина, я задалась вопросом: как можно было поднять руку на светило русской литературы и поэзии? Моему недоумению не было границ.
Постепенно образ Натальи Николаевны также стал исчезать, оставив лишь улыбающегося мне поэта, который вселял в меня любовь к себе и ко всей русской литературе, символом которой он являлся. Последнее, что я увидела, была его улыбка, после чего перед глазами поплыло, а я погрузилась в темноту.
***
-Катя, - толкнула меня в плечо соседка по парте, а я моментально подняла глаза и наткнулась на растерянный взгляд учительницы.
-У меня всякое на уроке было, но что бы спали… Такого  ещё не было, - произнесла учительница. Я в ответ лишь прошептала робкое «простите» и опустила голову.
Сон! Всего лишь сон! Но какой реалистичный! Не хотелось просыпаться, греясь о лучи тепла, исходящего от поэта Золотого века. Передо мной лежала книга «Евгений Онегин». Я не могла отвести взгляд от произведения, долгое время переосмысливая произошедшее со мной. Есть ли разница между сном и реальностью? Даже если это произошло во сне, это было захватывающе и поразительно. Мою душу всегда будут греть воспоминание о тёплой улыбке поэта. ВЕЛИКОГО поэта всех времён и народов.

На следующем уроке я активно отвечала на вопросы учителя по произведению, прочитав «Евгения Онегина» за ночь, потому что была не в силах оторваться. Я была заворожена действом романа, но больше всего поражало то, как красиво написан роман. Сколько таланта нужно иметь, чтобы написать девять глав в стихах? Даже такой математик как я, не в силах сосчитать. Нет ни одного момента, когда рифма сбилась бы. Невозможно выразить словами, какое действие оказал на меня смысл произведения, особенно слова Татьяны Лариной:
Я вас люблю, (к чему лукавить?),
    Но я