начальник? Что ж это творится?! Может, как-нибудь, а? Ну, пожалуйста. В не то я вам такое тут устрою! Посмотрите, вся наша группа почти прошла, мы с девушкой вдвоём остались. Что вам стоит, а? У нас и вещей-то меньше всех. А платили поровну! Отдавайте тогда наши сорок баксов! Или я жаловаться на вас... В прокуратуру! ...Ладно? - зачастил он мольбами и угрозами вперемежку.
Мы никогда не узнаем, драгоценные мои вниматели, какой именно из аргументов произвёл своё магическое воздействие на высокое начальство, но нам это и не особо нужно, вы согласны со мной? Начальник, отмахнувшись как от назойливой мухи и не отрывая взгляда от кроссворда на своём столе, равнодушно бросил:
- Марина, взвесь этих. Это тоже питерские…
- Хы-ы-ы, питерские! - процедил сквозь зубы один из одетых с иголочки амбалов, пристроившихся в очереди как раз позади парня с девушкой, - Бизь-несь-мены, блин...
И оба презрительно и свысока посмотрели в сторону исчезающей в черноте багажного отсека череды светло-серых плетёных сумок-близнецов. К амбалам в это самое время подтаскивали их багаж. Каждый огромный, не одноразовый, как у всех челноков, а специально сшитый из брезента баул, с трудом, сгибаясь в коленках, тащили по два китайца. И не было конца желтолицей веренице. Пока первая пара утирала испарину и ожидала полагающейся скромной платы, последняя даже не показалась в дверях. Как москвичи затесались на питерский рейс, тоже никто не знает. И, главное, зачем? На Москву борта уходили буквально один за другим. Как я определил, что это москвичи? Солнце ясное, свет очей моих! Поживи с моё и ты не такому научишься! Научишься, например, без рентгена, навскидку, определять - лишь по напряжению узких глаз на жёлтых лицах - что в баулах москвичей не может быть ничего, кроме кожи и джинсов. Дешёвые платьица и синтепон совсем не так оттягивают руки, как ты их не уминай.
Ладно, потерпите… Скоро уже, совсем скоро я вам открою и мой собственный секрет.
- Ага, блин, - подражая интонации амбала, ответствовал парень, - Счастливо вам багаж сдать!
После чего парочка любовников дружно хихикнула и побежала догонять своих в буфет.
Наивная душа! Знал бы ты, о, юноша, какими бабками орудуют москвичи! Видимо, для них и оставлял местечко кажущийся равнодушным начальник, о них беспокоился. Вернее, о денежках их. Не приведи, господь, и впрямь реальному перевесу случиться! Никакой лётчик не полетит. Разве что последний дебил. Бабки бабками, а жизнь дороже.
- Та-ак, гражданин, а вы куда летите? - услышал я вдруг строгий голос прямо над моим ухом. - Слоняетесь тут из угла в угол, народ пугаете. Предъявите-ка документы, гражданин.
Ну? Что я вам говорил! Обещал милицию - получайте. Нарисовался, красавчик, бравый удалец.
Строгий голос принадлежал древнему седому старикашке с одутловатым лицом в погонах капитана милиции.
Когда все милицейские кадры разбежались кто куда, начальство решило не провожать его на пенсию, как положено, а попросить поработать ещё чуть-чуть.
- Да это временно, Семёныч. Только пока всё в стране не наладится - сказало начальство.
Пистолета ему решили не выдавать - мало ли чего сослепу старикан напутает. Так и ходил он по аэровокзалу с огурцом в кобуре, по старой советской привычке. Документы проверял. Чеченская война в разгаре, террористы по мирным тылам распоясались - ты, дед, смотри в оба, да о бомбах в забытых сумках сообщай. И всем смуглолицым со смоляными волосами и карими жаркими очами подозрительным типам пристально в их карие очи заглядывай - вдруг его, террориста, с поличным так и поймаешь. Он и старался. Старые кадры службу знают!
- Предъявите, говорю, документы! - голос зазвенел металлом...
Не переживайте за меня - это он не мне. Он меня не видит. Меня никто не видит. Меня как бы нет. Я - никто. Да, да, конечно, у меня есть имя. В своей жизни я носил гордое имя. Гарун-аль-Рашид - наверняка слышали! Я давно перебрался в царство теней, но так и не утратил привычки ходить по городам и весям в своём невидимом плаще. Смотрю мир, обычаи, нравы, как люди живут. Люблю я за людьми наблюдать. А сам, как и встарь, не показываюсь.
Шучу, конечно...
Шучу я: плащ мне тоже никакой уже не нужен. Я ведь дух. Бестелесный дух - ну куда мне, скажите, плащ!
Я люблю бывать в России. В вашем бардаке и беспределе. Особенно в середине девяностых - такая умора! Как? Ничего, вы тоже, когда уйдёте в мир теней, получите в своё распоряжение машину времени. Хотите - универсал, а хотите - для лета, чтоб не париться - машину времени-кабриолет. Опять шучу. Духи не потеют, во-первых. А во-вторых, никакая персональная машина вам не потребуется. У нас все равны и всё общее. Я не понимаю, почему коммунисты всё ещё у вас, на грешной Земле. Глупцы, давайте к нам!
Как же вы, благочестивые граждане, допустили в своём государстве такое? С горсткой бандитов-правителей не совладать? Эх, вы! Ладно, я вас немного утешу. Вы только попадите к нам, и вам ещё предоставится возможность их хорошенько отбуцкать. По голове, по почкам, лопатой - как хотите. К Калигуле, Герострату и Гитлеру, вон, до сих пор очереди стоят. Не верьте вашему Данте - никакого ада нет. И рая нет. Есть один потусторонний мир - мир теней. А мы уж сами тут решаем, кому муки вечные, а кому по свету путешествовать. Мне-то вы, надеюсь, верите?
Давайте, давайте же с вами продолжать наблюдать. Так интересно! Всё только начинается. Скоро они полетят. Все-все. И весёлые питерские. И неунывающие омичи. И их предприимчивая главная. Вы её запомните - она ещё сыграет свою немаловажную роль. Я бы сказал - ключевую.
Высокомерные москвичи тоже полетят. Их багаж как раз закроет оставшиеся лимиты и всем остальным пассажирам разрешат лишь строго по норме - двадцать кило на лицо. Лысеющий томский брюнет, и тот полетит. У него багажа-то всего ничего: бритва и зубная щётка. Он ведь, помните, не за этим. У него личное. Так что он ещё одной бабуле поможет лишние килограммы вяленого кижучёвого балыка провезти - внучатам к пиву.
И влюблённая молодёжь полетит - а куда же без них!
- Прав был Серёга, ой как прав! - думал на бегу молодой парнишка, крепко сжимая ладонь девушки в своей.
Да! Я же совсем забыл вам рассказать о том, памятном лично для меня, импровизированном „военном совете“ , устроенном питерцами незадолго до сдачи багажа. Решали, сколько „на лапу“ давать. Чтоб багаж не только приняли со всем полагающимся почтением, но ещё и доставили в лучшем виде.
- „Убивать“ надо суммой! - запальчиво кричал Серёга, самый опытный из группы.
Я долго размышлял над его фразой впоследствии. Да, у меня теперь много времени для размышлений. Не сразу дошёл до меня глубинный её смысл. Но теперь я уверен: узнай я об этой фразе тогда, в лучшие мои годы, я бы повелел выложить её золотом - нет, алмазами! - на главных воротах моего халифата.
Однако, экономная группа решила по другому.
- Тебе хорошо, у тебя денег куры не клюют! А нам чем убивать? Вот этим?! - опечаленная группа потрясла исхудавшими за рекой кошельками.
Проголосовали. Скинулись по двадцатке. И то, кто-то сказал - „ой“ - и схватился за сердце. Тому-то ладно - он своё пожил. Но в итоге, вы помните, сердце едва не остановилось у самых молодых...
Всё, давайте обратно поспешим - слышите:
- Пассажиров, вылетающих рейсом…
К выходу номер один их приглашают... Сообщу вам по секрету: я не поленился, обежал весь аэропорт, но не обнаружил нигде выхода номер два. Выход на посадку тут всего один. И вообще, весь аэропорт легко сошёл бы за сарай-подсобку на среднестатистическом рублёвском землевладении. Кабинет начальника, касса и зал ожидания, он же буфет.
Это я к чему говорю. Это к тому, что будь вы даже в том расслабленном состоянии, в котором пребывала питерская группа, вы никогда не ошиблись бы с выходом. А омичам и вовсе не до пьянки - вон они, первые, всем скопом через рамку протискиваются.
Думаете, сели и полетели? Нет - Серёгу ждали. И того ещё, что „ой“ говорил. Две стюардессы их искали. Они таки заблудились с расстройства... А может, с радости...
Вы любите летать? Эх, я тоже! Давайте быстрее к нам - я вас так летать научу! Отстой ваши самолёты! А люди - класс! Я почему в России бывать люблю: люди душевные...
Только за облака - веселье продолжилось. Скучковались по интересам и возрастам. По проходу носились - бедные стюардессы замаялись их по местам рассаживать. Упадём, говорят, дисбаланс какой-то там у них. Вот чудные! У людей праздник - какой дисбаланс!
Ой, а омичи-то серьё-о-озные! Не до шуток тут, право, когда неизвестно, заночуешь ты сегодня в родной постели или нет. Одна только старшая их глазами туда-сюда, туда-сюда зыркает. Задумала что-то - у меня на это глаз намётан!
И брюнет из Томска тоже в общем празднике участие не принимает. Не до того. У него же личное. Личное, так и кажется, уже пустило первые ростки сквозь редеющую шевелюру. Он на всякий случай провёл пятерней по волосам - Уф-ф-ф…
И молодые любовники молчат. Он грустит в предчувствии неизбежной разлуки. Она предвкушает встречу с дочуркой, её светловолосым маленьким чудом. Когда в Питере все встанут со своих мест и потянутся к трапу, он вложит ей в ладошку записку с номером телефона и, смущаясь, произнесёт:
- Ты, звони, ладно, когда ещё раз соберёшься. И вообще...
Только я один знаю, сколько смысла и надежды вкладывал он в это „вообще“ . Но она, медленно перебирая ногами по проходу за его спиной, осторожно сунула бумажку в кармашек кресла...
Они никогда больше не увидятся. У неё муж и ребёнок. Она даже не помашет ему украдкой на прощание. Повиснет на шее встречающего мужа и забудет о нём навсегда...
Полет, в общем, нормальный. Всё идёт своим чередом. Скоро Томск, где питерцы рассчитывают „дозаправиться“. Что они, хуже самолёта?! Только „керосин“ у них другой, свой, более человеческому нутру приятственный.
Мало-помалу наступает ночь. Кто-то из пожилых пытается спать. Чудаки какие! Праздник вокруг.
- А что я могу? - сокрушается старшая стюардесса, - Вы же видите!
Признаться, я сам задремал с устатку под общий гвалт, и не заметил начала действия. В мои годы это простительно. Проснулся я от знакомого голоса за спиной:
- Вы платили уже? - звонким шёпотом вопрошала старшая омской группы кого-то из своих.
- Нет, а сколько?
- По „тонне“ сбрасываемся.
- И что, верняк?
- Да, уже договорились…
Ага, что-то я упустил... Тоже мне, наблюдатель! Рыцарь чёрного плаща! Вышел, называется, в люди - посмотреть, душеньку потешить!
Я побежал по салону, внимательно прислушиваясь к разговорам и пытаясь восстановить ход событий.
Не то, не то. И это не то! Может, стюардессы знают? Ну-ну, им лишь бы посуду свою вернуть! Я было в кабину пилотов сунулся - не пускают! Задраено всё так, что даже мне не просочиться! Мне, представляете! Бестелесному! Пришлось через дверь слушать. Кому-то там первый, видимо, пилот кричит:
- Андрюха, да что ты мне трёшь? Ты Михалычу звякни - у него в загашнике наверняка припрятано. Что-ж я вас, сукиных детей, не знаю! Пятнадцать лет с вами, охламонами! Короче, веди меня, я тебе говорю…
Ничего не понимаю! Что ж, будешь знать, как спать на дежурстве. Какой ты после этого Гарун-аль-Рашид!
А - вы тоже так себя корите, когда у вас что-то не получается, так ведь? Я бы выпил от огорчения, да нельзя мне. Дух я.
Буду дальше
