Хмурое утро встретило открывшего один глаз Санька. Он его сразу же закрыл. Потому что это движение века вызвало приступ тошноты. Да и что нового и интересного он мог увидеть вокруг. Полинявший и заплеванный пол, стол, на котором скопились какие-то объедки, грязные стаканы и жестянка с окурками. Отклеившийся кусок обоев, грязная, наполовину оторванная занавеска и шкаф без дверцы довершали уютную обстановку Санькиного жилища.
Так он лежал еще какое-то время, на животе, прижимая к груди затекшие руки. Но сна уже не было, а привычное похмелье властно сжимало истерзанный запоем организм. Надо было вставать, но страх перед тем, что придется двигаться, заставлял лежать в том же положении, мало, чем отличавшее Санька от покойника.
На ум ему почему-то пришла корова, которая когда-то была у них. И которую он, мальчишкой доил в сарае и сразу же выпивал кружку парного молока. И вкус, которого он уже успел забыть. На это воспоминание внутренности отозвались такими спазмами, что Санек застонал.
Тут в окно забарабанили, рискуя его разбить, и какая-то рожа прижалась к стеклу.
- Эй, Санек, осталось че выпить? Ты живой, нет?
- Было б, уже бы встал, - сказала вторая рожа.
- Может он того….
- А ты зайди, посмотри, у него не заперто.
- Да на хрен он мне нужен! Эй, Санек, осталось, нет?
- Пошли, хватит орать, и так башка трещит. Вчерась все сожрали.
Рожи исчезли. Санек с трудом перевернулся на спину и уставился в потолок. Он лежал в одежде и в ботинках, когда и как он вчера отрубился, память не зафиксировала. Может, сам лег, а может, положили. В конце концов, Санек поднялся, стараясь не делать резких движений, пошел в туалет. Там было темно, поскольку уже полгода назад ему отключили свет за неуплату. Но темнота не уменьшала вонь, стоявшую в сортире. Санек не видел, что там происходит, да и ему это было безразлично. Он просто заходил, пускал наугад струю и выходил.
Кухня так же не веселила глаз. Все та же грязь, запустение и убогость. Санек напился воды из-под крана, налил ее и в кастрюлю, которую поставил на газ. Надо было найти спички. Он долго рыскал с резвостью паралитика по всем углам, наконец, под шкафом увидел смятый коробок. Там лежали две спички. Изловчившись, сам не зная как, Санек зажег газ дрожащей рукой, потратив на это одну спичку. Вторая оставалась на покурить. Прикуривать от газа он не любил. В комнате он нашел кусок газеты, чем-то заляпанный, оторвал клок и высыпал на стол банку с окурками. Из десятка полусантиметровых бычков удалось смастерить папиросу. Довольный, Санек вернулся на кухню. В кастрюле уже булькало, и Санек налил кипяток в стакан. Когда вода немного остыла, он выпил ее и наполнил стакан еще раз. Потом закурил, и, затягиваясь, стал глядеть в окно. Окно не мылось уже сто лет, поэтому серое утро казалось еще скучнее.
На улице никого не было, казалось, поселок вымер. Только проковылял старый облезлый пес, у которого была грыжа на брюхе, и которая болталась из стороны в сторону. От вида ли этой грыжи или от выпитого кипятка, Санька замутило. Он еле удержался от того, чтобы не сблевать. Избежав этого, Санек допил мелкими глотками второй стакан, потушил самокрутку, сунул бычок в карман, и встал с табурета. Он на всякий случай осмотрел квартиру, не завалялось ли где чего. Хотя, знал, что кроме оставшейся мебели он не найдет и дохлой мыши. И вышел во двор. Надо было похмелиться, чтобы не умереть. А где искать он не знал. Кто ему так нальет? Деньги же кончились дней восемь назад. Вчера был последний раз, когда ему наливали так. Хотя, может, кто и нальет. Санек стал думать.
***
Что-то тяжелое упало бабке Марье на грудь, и она, охнув, проснулась. Этим чем-то был ее старый кот Тимоха.
- Брысь, проклятый, - бабка вынула руку из-под одеяла и спихнула кота на пол.
Кот обиделся и прыгнул на подоконник, недовольно поводя пушистым хвостом.
Бабка Марья кряхтя, встала, оделась и пошла ставить чайник. Ей было уже под восемьдесят, она чувствовала, что сдает, и от этого ее грустные думы казались еще тяжелее. Вот, наверное, в этот год и огород не посадить, думала она. А как без своей картошки, без лучка, без морковки. «Совсем старая я стала, должно, помирать скоро», - причитала бабка.
Она выпила чаю с пряниками, которые строго делила на оставшиеся до пенсии дни. А потом еще раз перечитала письмо от дочери, полученное уже неделю назад. Та жила с мужем и детьми в Москве и писала, что в ближайшие два месяца вряд ли сможет приехать: много дел, Сережа болеет и работает она теперь шесть дней в неделю.
Бабка Марья говорила себе, что у нее хорошая дочка, просто живет она далеко, да и жизнь теперь такая трудная, когда ж ей приезжать. Но две слезинки все же капнули на письмо. Бабке Марье стало жаль себя: старая, немощная, одна, как перст. Да еще этот кот. Совсем ее замучил. Он давно жил у бабки, был ее единственным близким существом и всегда радовал ее, когда мурлыча, терся об ноги, подняв хвост трубой. А теперь он стал старым, вредным, начал гадить в квартире. Один раз она выставила кота за дверь, но как только бабка Марья открыла ее на следующий день, кот пулей влетел в квартиру. Где ж ей с ним справиться. Недавно пришел изодранный и заляпал кровью весь пол. Одна беда с этим котом.
Пока она размышляла, Тимоха пришел на кухню. Он понюхал пустую мисочку и начал орать, прося есть.
- Тимоха, идол ты чертов, что с тобой делать, ты опять, поганец, в углу нассал.
Кот продолжал орать, заглядывая бабке Марье в глаза. Она налила в мисочку молока, жалея кота и одновременно злясь на него. Из угла пахло кошачьей мочой.
Потом бабка Марья повязала платок надела старое пальто, которое носила уже лет двадцать, и взяв палку, пошла на улицу. Надо было сходить за хлебом, может, и колбасы какой дешевой купить.
- Тимоха, иди на двор.
Но кот забрался под кровать и выходить не желал. Бабка вздохнула и закрыла за собой дверь. Спуск со второго этажа давался ей с трудом, ноги не слушались, как раньше.
Во дворе она увидела Санька.
- Здорово, баб Мань, - сказал Санек по привычке.
- Здравствуй, Саша, - она пристально посмотрела на него.- Совсем избаловался. Все пьешь?
- Пью, баб Мань.
- И не стыдно тебе, какой хороший парень был, скромный, по хозяйству все сам делал. Женился бы, работал, жил бы как человек.
Санек молчал, вынашивая какую-то мысль, потом сказал:
- Баб Мань, а не дашь мне рублей двадцать на хлеб.
- Знаю я ваш хлеб! У тебя, значит, и копейки никакой нет. Эх, хоть бы на еду себе заработал, смотри, опух весь.
- Где ж тут в поселке работать? А в городе… Работал я на базе, а домой приедешь, сразу набегут: давай выпьем. Запил. С работы выгнали. В другой раз то же самое.
- А ты бы отказал. Значит самому охота.
Санек махнул рукой.
- До чего люди дошли, все спились. Васька-то Смирнов вчерась помер. И все от этого же. От водки. Езжал бы опять в город.
- Баб Мань, я уж три месяца пью, смотри, кто меня возьмет. Да и сил нет. Дай хоть на хлеб.
Бабка Марья достала десятку и протянула ему:
- Пропьешь ведь.
- Не, хлеба куплю. Спасибо баб Мань.
И Санек пошел, зная теперь, что похмелится.
Вдруг, бабке Марье пришла в голову мысль, еще не совсем осознанная, и она крикнула: «Сань, постой-ка».
- Чего, баб Мань?
- Сань, ты это… . Кот у меня, Тимоха, совсем замучил, старая я стала…
- Чего хотела-то, баб Мань?
- Может ты…, убил бы ты его, а. Я тебе налью, не беспокойся, у меня водка есть.
И бабка Марья засуетилась, как будто что-то потеряла.
- А, это. Это можно, пошли, что ли?
Он пошел впереди нее, уже ощущая вкус водки во рту, а бабка Марья, с трудом поднимаясь, лепетала:
- Гадит везде, старый уже, где ж мне за ним…
Санек не слушал.
Она открыла дверь и позвала: «Тима, Тима, иди сюда. Только ты не здесь, унеси куда-нибудь».
- Ясное дело, мешок только дай потолще.
Кот, видно, почуяв недоброе, не вылезал из-под кровати.
- Тима, Тима, - звала кота хозяйка.
Санек встал на колени и запустил под кровать руку. Нашарив Тимоху, он схватил кота и вытащил из-под кровати. Кот вцепился в него.
- Ах ты, сволочь! – взревел Санек.
Через минуту в коридоре лежал шевелящийся и орущий мешок.
Дрожащими руками бабка Марья, протянула Саньку полбутылки водки, пока тот слизывал с глубоких царапин кровь.
- Попался твой кот, бабка.
- Ты иди, иди, скорей, чего стоишь.
- Ладно, не боись баб Мань, все путем будет.
Когда за Саньком закрылась дверь, и все стихло, бабка Марья опустилась на стул и заплакала.
Потом она пришла в себя, вытерла слезы полотенцем и встала. Надо было идти в магазин.
Когда бабка Марья пошла в сарай, то снова встретила Санька.
- Убил? – тихо спросила она.
Санек ухмыльнулся. Он был уже навеселе.
- Хорошая водка у тебя баб Мань. И кот вкусный. Еще и на шапку осталось…
Довольный хохмой про шапку, Санек побрел со двора. Он был рад неожиданной удаче: опохмел пришел сам, да еще с такой закуской. А, кроме того, Санек знал, что ему кто-нибудь да нальет. Ведь у него осталась десятка на папиросы.
