Глава - 10
Тюремные байки
Зато Вовка стал пропадать в садовом домике целыми дня-ми. Он сразу нашёл общий язык с другом дяди, ему нрави-лись его весёлые рассказы.
Все близкие родственники Вовки отсидели по зонам и тюрьмам немалые срока, но таких интересных баек, как у Сутулого, Вовке слышать не доводилось.
Из разговоров старших он узнал что Сутулый «подломил » где–то кассу, и теперь ему надо отсидеться. Вот он и рванул подальше в глубинку, к старому другу, залечь на месяц - другой.
Каждое утро Вовка спешил в садовый домик, будить Суту-лого. Дядя Боря умывался по пояс из деревянной бочки водой, приготовленной для полива огорода. Затем, утерев-шись полотенцем, шёл в домик и ставил на электрическую плитку эмалированную кружку с водой. Когда вода закипа-ла, вываливал в кружку маленькую пачку чая и накрывал кружку блюдцем. Настоявшийся чай выливал в стакан и пил маленькими глотками вприкуску с сахаром.
Вовка присаживался у маленького столика и вниматель-но наблюдал за всей этой процедурой, запоминая каждое движение и действие Сутулого. Ещё Вовку очень интересо-вали наколки, во множестве синевшие на теле гостя. На ле-вой груди, как раз там, где сердце, на Вовку смотрел про-филь Сталина. Чуть выше его, почти на самом плече - звез-да. Но самая интересная наколка находилась на сутулой спине гостя. Почти во всю спину дяди Бори, красовался рисунок церкви со множеством куполов.
- А зачем столько макушек? – спросил Вовка, показывая на купола.
- Это не макушки, а купола, каждый купол - моя судимость.
- Шесть, – посчитал Вовка.
- Пока шесть, но, похоже, что седьмая не за горами, – пошу-тил Сутулый.
- А за что первая? – спросил Пузырь.
- За ограбление и убийство хозяйки, – сухо ответил Борис.
- Расскажи, а? – попросил Вовка.
- Давно это было, по глупости вляпались с дружком, не хочу вспоминать.
- Ну, расскажи?
- Ладно, слушай, может тебе полезно будет, – согласился Су-тулый. - Чуть постарше тебя, наверно, я тогда был, сколько тебе?
- Скоро шестнадцать.
- Ну, а мне уже было шестнадцать, а дружку Генке - семна-дцать. Голодно было в сорок шестом, ух как голодно! Клейстер ели, а весной на полях собирали «тошнотики».
- А что такое «тошнотики»?
- Картошка, оставленная в поле осенью. Мы её собирали, а мать сушила, потом перетирала в муку, и жарила из этой грязной смеси лепёшки, знаешь какие вкусные.
- Откуда мне знать, я хорошую картошку не очень люблю, а тут мороженую!
- Жила на нашей улице заведующая продмагом Клавка. Ух, вредная баба, и дочка ее, Ленка, такая же стерва, как мать. А училась эта Ленка с моей сеструхой в одном классе. Вот сеструха мне и рассказала. Мол, Ленка каждый день в шко-ле «ландрин» ест, а конфеты тогда на вес золота были. Я и решил наведаться к ним в дом и пожрать, как следует, за их счёт. Подговорил дружка Генку, мы с ним вместе в ФЗО учились, пошукать в их доме.
Вовка, внимательно слушавший рассказ Сутулого спросил:
– А что такое ФЗО?
- Ну, это наподобие вашего ПТУ. Учились в нём те, кто не окончил семь классов, балбесы, наподобие тебя, а расшиф-ровывалось: «фабрично - заводское обучение».
- Я не балбес, я вор, – насупился Вовка.
- До вора тебе ещё далеко, а вот до балбеса - рядом, – засме-ялся Борис. - Ладно, слушай дальше, – он отхлебнул чаю, закурил сигарету и продолжил. - Выбрали мы с Генкой мо-мент, когда дома никого не будет, дочка в школе, а мамаша на работе. Вскрыли ломом дверь, стали по комнатам ша-рить. Весь дом обшарили, все ящики проверили: из шмо-ток одно старьё, будто две старухи живут, из жратвы нашли осьмушку чернушки, да банку с солью. Генка на меня аж зубами заскрипел: – «Ты куда меня, сука, привёл»? Глази-щи выпучил, того и гляди, в глотку вцепится.
Я попятился, об половик запнулся и упал у русской печки.
Смотрю: под печкой там, где дрова сушат, колечко в полу. Я дрова выкидал, за колечко потянул - люк открылся. За-брались мы с Генкой в подполье, а там - чего только нет: и колбаса копчёная, и окорока, тушёнка ящиками, консервы рыбные, конфет сортов пять.
– Вот живут гады! Все голодают, а тут целый склад жрат-вы! – возмутился мой дружок.
Там корзина бельевая стояла, наложили мы её целую еды, коньяку добавили пару бутылок, вылезли и уселись за сто-лом праздновать.
- У вас чего, крыша поехала от такого изобилия еды? – спросил Вовка.
- Не знаю, может и поехала, но, всего верней, неопытные были и голодные, – ответил Сутулый.
- А дальше что было, как вас поймали?
Борис опять отхлебнул чаю и продолжил свой рассказ:
- Попировали мы на славу, наелись от пуза, коньяк выпили почти весь. Пили и за победу, и за Сталина, потом перебле-вались и уснули прямо за столом. Да и много ли надо было нам, вечно голодным? Нам бы и бутылки хватило, а тут две.
Разбудил меня визжащий голос Клавки, она стояла надо мной и верещала как резаная свинья. Я вскочил и хотел убежать, но Клавка схватила меня за грудки и начала бить головой об стену. Теперь уже заверещал я. Генка, про-снувшись и продрав глаза, понял, что мы попались и дело пахнет керосином. Он схватил полено, валявшееся на полу, и огрел Клавку по башке. Хозяйка охнула, выпустила из рук рубашку и бухнулась на пол.
- Борька, я её убил, ей Богу убил! – испугался Генка.
Я посмотрел на лежавшую на полу Клавку. Из разбитой головы на грязный пол натекла целая лужа густой тёмной крови.
- Забирай все продукты и валим скорей, пока дочка из шко-лы не пришла.
Мы похватали со стола недоеденные продукты, рассовали их по карманам и бросились вон из дома.
- Куда направимся? – спросил Генка.
- Не знаю, наверное, по домам, вещи собирать.
- Я в тюрьму не хочу! – возмутился друг.
- А кто хочет, никто не хочет, но полстраны в тюрьмах си-дит, – пошутил я.
- Издеваешься, гад, сам заманил, теперь в тюрьму! – «полез в пузырёк» Генка.
Мы проспорили не меньше часа, чуть не поубивали друг друга и, в конце решили завтра идти сдаваться.
- Может, дадут меньше, если напишем чистосердечное при-знание, – согласился Генка.
Поладив на том, мы разошлись по домам. Но менты ока-зались проворнее нас. Генку взяли ночью, а меня утром. Время после войны было страшное, жрать было нечего, но менты и суды работали исправно. И через месяц мне дали восемь лет колонии, а дружку Генке - двадцать пять.
Хотели вообще расстрелять, но спасло несовершеннолетие, да отец, погибший на фронте смертью храбрых, - пожалели.
И повёз нас «столыпинский» в Ярославскую область, в колонию для несовершеннолетних преступников. Колония та размещалась в бывшем женском монастыре. Вот так и началась моя тюремная жизнь, – тяжело вздохнул Сутулый.
- Вовка, паршивец, ты, где блондишься? Иди обедать, и гос-тя позови! – закричала мать, высунувшись в приоткрытую дверь: ей очень не нравился этот незваный друг деверя.
По вечерам, когда вся семья собиралась на половине ро-дителей, мать не раз выговаривала дяде Егору:
- Смотри, загремим мы с твоим дружком «под фанфары».
Мать любила повторять понравившиеся ей выражения из кинофильмов.
На что Егор отвечал зло:
– Не лезь не в свои дела, Мария.
- Как не мои? Мои! Придут брать твоего дружка, и у нас обыск устроят. Это у тебя шаром покати, а у меня есть чего конфисковать, – злилась мать.
Вовка, слушавший разговоры старших, никак не мог по-нять: почему мать злится на Сутулого? И почему у них должны делать обыск?
Пообедав на скорую руку, Пузырь опять смотался в садо-вый домик.
- Дядя Боря, а что дальше было, в колонии? – с порога спросил Вовка.
Сутулый, сидевший на кровати и, ковырявший в чёрных от крепкого чая зубах, прошепелявил:
– Дружка моего закололи пикой в разборке, а мне срок до-бавили.
- Как это? – удивился Вовка.
- Эх, пацанчик, заставляешь меня старые раны тревожить, ну да ладно, ради твоего будущего расскажу. К нам с друж-ком, ещё на этапе, стала привязываться троица ростовских жиганов. Они не по первой ходке шли, уже в побеге побы-вали. Понравились им наши валенки, холодно в теплушке было, вот они и привязались:
– Сыграем, лохи, на валенки?
Мы в отказ – мол, не умеем играть. Они в драку, от троих мы отбились, а приехали в колонию, там их кореша встре-чают, из ярославских. Эта троица совсем обнаглела, снача-ла на входе нам полотенце положили – мол, посмотрим, кто вы. Мы уже знали, что об него надо ноги вытереть. А раз это не пролезло, они нам прописку устроили. Посадили в тумбочку, и со второго этажа выбросили.
- Как это в тумбочку, разве туда поместятся двое, в ней и одному места не хватит? – удивился Вовка.
- По одному - каждому своя тумбочка. А не поместишься, ногами запинают. Так что места хватило, но мы и это вы-несли, правда, полежали в больничке малость. Из больнич-ки вышли, они нам драчку устроили: – «отдыхали суки, а мы тут за вас пахали». Отмахнулись мы от них, но за драку в ШИЗО загремели. Так продолжалось почти полгода, из ШИЗО выйдем, неделю - две покантуемся и опять туда.
Решили мы с Генкой «пойти на рывок ». Стали собирать пайки, изготовили пару пиковин, хотели сначала троицу завалить, а уж потом в побег, глупые были, молодые. Толь-ко ростовские покруче нас оказались, не мы их наказали, а они нас.
Подкараулили мы их у кочегарки, напали сразу, без база-ра пустив в ход пики. Но ростовские были готовы к такому развитию событий и дали нам отпор. Повалился мой дру-жок, проткнутый пикой прямо в сердце, умер сразу, без му-чений, даже не вскрикнул. А меня с тремя ранами утащили в тюремную больничку.
«Я раны как собака,
Лизал, а не лечил,
Средь медсестёр, однако,
В большом почёте был», - пропел куплет из песни Высоцко-го Сутулый, и надолго замолчал, продолжая потягивать хо-лодный чифир.
«Видно, разбередил воспоминаниями старую рану», – поду-мал Вовка.
