ГОРБАТЫЙ МОНАХ
«Интересно, попадётся ли мне здесь медведица-госпожа? Или павлиний глаз, например… Или коконопряд дуболистный... Всё хочу видеть! Всё, что есть!» – с волнением оглядывая незнакомые южные берега Кандалакшского залива Белого моря, думала Майя. Они ещё не подошли к пристани, а она уже выискивала в воздухе порхание отблесков света – любимых своих бабочек… Майя, конечно, не профессионал, а любитель, о чём она не уставала жалеть, поступив двадцать четыре года назад не на биологический, а на филологический факультет Уральского государственного университета. Но разбиралась в энтомологи весьма неплохо для дилетанта, поскольку любила мир, похожий на сбывшуюся сказку, – мир насекомых.
Кстати, с мужем Анатолием Акимовичем Скорюпиным Майя Антоновна познакомилась, именно изучая популяцию бабочек на Алтае. Зелёные глаза и непривычно застенчивая улыбка туриста, волокшего один из тяжелейших в группе рюкзаков, зацепил её сердце на одном из привалов, когда неожиданно спел под гитару неизвестную бардовскую песню – как оказалось, собственного сочинения. Тоненькая девушка с открытым ясным лицом тоже глубоко вонзились в его сердце, и через год после алтайского похода они поженились. Как у подавляющего большинства семейных пар, первое время они восхищались друг другом безоговорочно и прощали разные досадные мелочи и случавшиеся с ними промахи. Потом Скорюпины пережили первое несчастье: внематочную беременность. Через год – второе: выкидыш. Лечение. Разговоры о суррогатной матери, экстракорпоральном зачатии, о детдомовском малыше… Первых два варианта отмели, после того, как Майя поговорила со священником – настоятелем храма, возле которого они жили, но ходили только по большим церковным праздникам и в дни рождения. Отец Ананий вовсе не напирал, не уговаривал: просто раскрыл суть вещей: отчего в глазах Господа вынашивание чужого ребёнка за деньги – страшный грех, изничтожающий великое значение, мистический смысл материнства и вообще семьи, дающий новой душе человеческой шанс на новую вечную жизнь перед Лицом Бога. Отчего не менее страшный грех – получить «в пробирке» несколько искусственно зачатых эмбриона, выбрать самый лучший для жизни, а остальные – выбросить в ведро. А вот на то, чтобы взять дитя из детдома, иерей Ананий дал своё отеческое благословение. Но тут уж восстал Анатолий: поразмыслив, он решил, что никогда не сможет полюбить «не кровного ребёнка». Что поделать. Такой вот он человек, и никуда от этого не денешься.
Пыталась Майя настоять, поскольку полюбился ей один трёхгодовалый мальчонка с доверчивыми, зовущими зелёными глазами, но Анатолий отказал ей наотрез.
С той злосчастной поры и стала их семья разлаживаться. Майя всерьёз занялась бабочками, составляла коллекции пойманных в сезон экземпляров, стараясь не глядеть на малышей, встречающихся ей на улице, и взахлёб радуясь редкому обещанию с детьми родных и знакомых, отчего душа Анатолия, наблюдавшего за её лихорадочной обжигающей любовью к очередному ребятёнку, томилась от непонятного уныния и чувства вины, столь же непонятно, откуда взявшегося… Он было начал попивать, но три года назад встретил яркую молодую женщину и умудрился так втянуться в её жизнь, в её лоно, что завяз по самую макушку. А перед отъездом любовника в совместное с женой путешествие Регина Кондрева сообщила ему, что ждёт от него ребёнка. Так что во время поездки по стране, приведшей их в старинное полузаброшеное село Кереть в Лоухском районе Карелии на краю Кольского полуострова, в устье реки Кереть, впадающей в Белое море, единственное, что занимало голову Анатолия Акимовича, это: что теперь делать?! С одной стороны – любовь, засунутая в холодильник, с другой – отцовство с хлопотами и ответственностью рядом с женщиной весьма привлекательной, очень вежливой и, в то же время, заводной и не чурающейся кокетливых игр, что начисто отсутствовало в искренней, открытой и простой Майе, которая так любила бабочек, раз ей не давали любить детей…
Пару раз позволив себе сдаться Регине, Анатолий Акимович вскоре привык к измене и перестал сгорать от стыда. Он не понимал, знает ли о его предательстве Майя, и первое время он чувствовал себя стоящим перед стоматологическим креслом в ожидании удаления нерва. Ох, муторно ему было! Но Майя не переменилась, и Анатолия Акимовича отпустило… Облегчение, впрочем, длилось недолго: всеми силами заглушаемая вина изоржавила его душу, и постепенно за три года Анатолий Акимович опустился на дно пропасти, в которую старательно падал: на Кольский полуостров он прибыл, чтобы убить Майю. Он чувствовал, что уже может это сделать.
Холодный ветер дул в Майю с упорством и животной одержимостью. Плевать он хотел на бабочек всего земного шара. Распаренная жгучим ожиданием встречи с незнакомым краем, Майя не ощущала злобный июньский холод. Как непохоже тут всё на те места, где она бывала прежде! Майя с жадностью наблюдала за приближением Керети, за швартовкой, и вот она спешит с баулом и парой сумок впереди всех, снедаемая желанием скорее помчаться по высокой траве с россыпью скромных мелких цветов в надежде прямо сейчас увидеть летающее чудо с усиками и мягким хоботком, закрученным в ювелирно изящную спираль…
Избы в Керети удивительные. Окошки маленькие, стены толстые. В каждом сохранившемся доме своя изюминка: ставни резные, на воротах то деревянный петушок, то солнце, то заяц или ещё какая фантазия. Никаких палисадников. Вместо цветов – развешанные сушиться рыбацкие сети. Непременная лавочка. Дорожки в солнечном свете поблёскивают от мелких кусочков слюды-мусковита, который здесь добывали с начала шестнадцатого века.
У причала стояли керетяне. Они разбирали на постой немногих приезжих. Скорюпины попали к старикам – Тихону Еремеевичу и Тайгине Мартыновне Кичигиным, расположились в маленькой чистой комнатке с иконами Господа Иисуса Христа, Пресвятой Богородицы и святого угодника, имя которого Майя не разобрала. Переоделась, взяла фотоаппарат, сачок, позвала:
– Толя, ты пойдёшь со мной?
Но тот помотал головой.
– Не, я схожу, узнаю насчёт рыбалки. Вдруг кто свозит.
Майя ушла, а Скорюпин расспросил Тихона Еремеевича о рыбалке. Оказалось, что рыбаки выйдут в море завтра, а договариваться с ними надо будет сегодня. Кичигин проводил Скорюпина до местных добытчиков – Зегре, Козубу и Енаки, и после обсуждения ударили по рукам на завтра. Возвращаясь, Анатолий Акимович повторял про себя странные фамилии керетян: Зегря, Козуб, Енаки… Украинцы и японец? Спросил у Кичигина, а тот отвечал в смысле – что приехали люди с разного краю, обосновались, семьи завели, хозяйство, а фамилии свои сохранили со своих земель. Так что странного ничего нет.
Вернулась окрылённая Майя. Она обежала Кереть, обнаружила цветущее разнотравье и поймала одну бабочку – не особенную, конечно, но для начала сойдёт. Очарованная неяркими красками северного побережья, Майя взахлёб хвалила местные поля, перелески, необычайно свежий воздух и лёгкий ветер с нотками морской соли и йода. Невозмутимые Кичигины слушали молча, а в конце Тайгина Мартыновна немногословно пригласила наезжать в гости, когда нужда появится. Майя с восторгом благодарила, а Скорюпин, слушая, мысленно скрежетал зубами.
Мысль об убийстве женщины, которую он когда-то любил, а теперь возненавидел из-за своей измены и нежелания признавать свою вину, заполнила его душу, словно помои – ведро, и уже норовила перелиться через край, воплощаясь в реальность.
Вечером Скорюпин вышел погулять по побережью. В последний момент Майя подхватилась и увязалась за ним, отчего он помрачнел ещё больше.
Жена щебетала, восхищаясь Керетью, а он шёл и глядел на море, придумывая, как до отъезда устроить гибельный несчастный случай. В голову лезли фантастические прожекты, но он отбрасывал их один за другим как несостоятельные: ведь убить – просто; сложно прослыть невиновным и получить официальное подтверждение этому. Но пока вырисовывался лишь один вариант: взять напрокат лодку, и в море вытолкнуть жену в воду и быстро отплыть подальше. Хотя и этот способ так же подозрителен, как другие.
Наутро Скорюпин собрался на рыбалку со вчерашними знакомцами – Зегре, Козубом и Енаки.. Его ждали холодные твари: сёмга, горбуша, кумжа, хариус, форель… Деятельная Майя чмокнула мужа в колючую щёку и упорхнула за бабочками. Её ждали воздушные создания: белая боярышница или белянка боярышниковая, бледно или ярко-жёлтый, с оранжевым оттенком, с резными краями махаон, белёсый с чёрными кружками аполлон чёрный (мнемозина), серо-бледно-коричневый, с чёрным глазом и белой точкой на верхнем крыле воловий глаз. И крупноглазка ликаон, и медведица госпожа, и перломутровки ниоба, фрейя и титания. А ещё – пестрянка жимолостевая, и пяденица дымчатая, и толстоголовка-запятая, и червонец пятнистый, и шашечница авриния, и шмелевидка скабиозовая с толстеньким телом шмеля и острыми прозрачными крыльями... Детские мечты о феях.
Рыбалка удалась. Они поймали несколько некрупных сёмг, пару форелей, и довольный Скорюпин с гордостью вернулся в домишко Кичигиных. Тайгина Мартыновна вычистила рыбу, одни тушки засолила, другие в печи затомила, а обрезки и что помельче – на густую уху пошли, как водится. Голодная Майя вернулась к вечеру и смолотила миску ухи, испечённую форель и выпила душистый травяной чай без сахара. Показала свой улов: перломутровку фрейю, крупноглазку. Пока что ничего редкостного ей не попалось, но Майя не унывала. Впереди целая неделя, а то и две; не может быть, чтоб ей никто редкостный не попался!
Внимательно глянув на мужа, Майя тихо спросила:
– Ты очень мрачный. Рыбалка не задалась?
Скорюпин заставил себя успокаивающе улыбнуться и чмокнуть прохладную женскую щёку.
– Просто устал.
Легли спать. Анатолий Акимович долго не мог уснуть, напряжённо обдумывая возможности для тайного, нераскрываемого убийства. А если… всё-таки море? Почему нет? Взять у какого-нибудь рыбака парусную лодку-карбас, предложить Майе прогулку, а там… Главное, чтобы волны были высокие, и чтобы лодку перевернуло. Скорюпин-то однозначно выберется, даже в холодной воде, а вот Майя – нет. Она плавать не умеет: росла на Южном Урале, в рудничном посёлке, что вырос в начале двадцатого века подле золотого прииска, и водоёмов поблизости не было. А карьеры, наполняющиеся после выработок грунтовыми водами, имели отвесные берега. Умеешь плавать – плавай, не умеешь – ноги полоскай, сидя на берегу, а где научишься? Бассейн в том посёлке, который к двадцать первому веку вырос до статуса города, построили буквально четыре года назад. Поздно для Майи. Она до сих пор заходит в воду по грудь и просто барахтается в ней, молотя ногами и по-собачьи часто и коротко гребя руками. На глубине она утонет вмиг. А ему… ему после этого надо выдержать на лице горе. Допросы. Вопросы родных, друзей, знакомых, сослуживцев… Рыдания на похоронах. Если из моря достанут мёртвое тело. И обязательно скрывать любовницу и ребёнка, не то догадаются, копать будут. А года через полтора переехать в другой город и начать жить с новой семьёй в новом доме и получать деньги на новой работе. Очень кстати,
