частичке, большого и необъятного. Упоённая полётом в неведомое, не знала и не видела того, что солнце двигалось, перемещаясь по небу, что тёплое всё с большей активностью вливалось в неё. И она, одурманенная, чистая и свободная, не желающая уже ничего знать и понимать... вдруг стала уменьшаться...
Неизвестно куда исчезли её большие и светлые мысли, быть может, тоже испаряясь, стали уменьшаться и исчезать, как лёгкое колыхание воздуха, которое можно было наблюдать. Она летела туда, откуда ещё совсем недавно падали капли дождя, похожие на горошины. То, что было лужей, на глазах превращалось в воздух. А воздух, похоже, как отвязанный воздушный шарик, сначала вырвался в небо, а потом, разорвав свою розовую оболочку, став лишь воздухом, слившись с небом, стал Небом.
Иногда казалось, что, даже уменьшаясь, лужа загадочно улыбалась или ухмылялась неизвестно зачем и неизвестно чему... возможно, в эти мгновения ей удалось заглянуть в себя, и там глубоко, что всё прошлое забылось и больше не интересовало её. Возможно, исчезающие в ней одна за другой капельки, раскрывали ей свои тайные записи об их падении на землю, возможно и что-то другое... оттуда. Оттуда – куда она стремительно неслась, быть может, в последний раз, оглянулась назад.
И мне, конечно же, грустно расставаться с этой историей о луже... Её мысли – были моими мыслями, её желания и восторг – моими желаниями и восторгом. Я вместе с ней добрёл до главного... и, когда уже готов был обеими руками ухватиться за самое сокровенное... она исчезла! Как мечта, как радость, как мысль – оставив меня ошеломлённого и счастливого – тут на Земле.
Я очень похож на маленькую, за ночь возникшую лужу, отражавшую маленький клочок необыкновенно голубого неба... И это то единственное, чем в действительности смею обладать. Я ничего (по большому счёту) не могу изменить в этом мире, кроме того, что с некими потерями попытаюсь поделиться самим собой с теми, кто в этом нуждается. Быть может, воробей пожелает походить своими цыплячьими лапками по моей зеркальной поверхности, когда я обрету себя, возможно, сорока решит пополоскать горло, которое запершило от стрекотания, а то и цветы утолят жажду в стремительном рывке к солнцу. Я могу думать и большими, и маленькими мыслями, но понимаю, что главное наступит тогда, когда мысли – сухим хворостом сваленные в одну кучу, лизнут языки пламени, и всё исчезнет, превращаясь в воздух... Небо!
