Молодой человек, невысокого роста, с черной, как шапка, шевелюрой сидел на диване и читал книгу. Читал медленно и внимательно. В некоторых местах шевелил губами, делал это он непроизвольно.
Неожиданно он перестал читать и посмотрел на свои руки: большие, с узловатыми пальцами и серыми каемками на ногтях и показалось, что они чужие, не его.
Это удивило, и подумалось: «Чертовщина какая-то! Я-то точно знаю, что ничего нет... Всё это писательские штучки!» И тут же - другая мысль: «Ну, а всё-таки, может быть. Откуда мне знать? Я ведь не могу проверить? Странно!»
И он опять, пристально посмотрел на руки. Он не понимал, зачем он это делает. Так получалось. Само собой. Он продолжал внимательно рассматривать свои руки - они, от напряжения, стали вздрагивать. Это ещё больше озадачило его: «Что со мной происходит? Может от чтения? Ну, надо же такое написать!» - он испугался и с опаской глянул на руки. «Чего это, я всё зыркаю на них Что-то тут не так... Душу смущают...
А собственно, что такого написал автор? Ну, герой стал в зеркало пялиться, и, видя там своё отражение, а оно с ним стало говорить. Произошло раздвоение. И чего только не напишут! Ну, может быть. Чего в жизни не бывает».
Молодому Человеку захотелось посмотреть на свои руки.
Он встал и направился в прихожую, там, перевесив одежду, которая закрывало зеркало – посмотрел на себя. «Ну вот, что я здесь вижу? Своё мурло и более ничего. Хоть тресни, больше ничего!» Он приблизил лицо к зеркалу. Из мути стекла возникли глаза: с кругами синеватого цвета, на коже виднелись маленькие, чуть заметные выемки - и больше ничего. Захотелось увидеть нечто большее. Как он не напрягался, всматриваясь в зеркало, ничего не увидел, кроме, уже привычной для себя, собственной физиономии. Это угнетало.
«Ясно... Это только у меня так... Невезучий!» - С тоской думалось ему. «Ведь, если разобраться, по существу, то ничего не происходило, в этой книжке, бесконечных разговоров героя с зеркалом…», - тут его мысли затормозились, и он ещё раз всмотрелся в зеркало. Всё оставалось по-прежнему. « Что за чёрт! Ну, что я пялюсь в зеркало? Что я там увижу, кроме своей рожи? Ну, судило отражение этого балбеса. Или постой он его судил? Да, какая разница, кто там у них кого судил!» – В сердцах он даже махнул рукой,- «А я? Кто говорил, не суди, и тебя судить не будут? Как бы ни так! Вот был у нас один фрукт: тихий такой, а как-то попался на проходной с вещичками - срок схлопотал! А ведь слова дурного никому не сказал и лапши на уши не вешал... Не в этом дело".
Настроение испортилось. Вернувшись в комнату, он лёг на диван, заложил руки за голову, и стал, ни о чём не думая, смотреть в потолок.
Но мысли выскакивали неизвестно откуда и как он не старался их не замечать, не давали ему покоя.
Молодой человек сел и неожиданно почувствовал, что ему хочется посмотреть на свои руки. Внутри всё сжалось.
И чем больше он пытался себе объяснить происходящее, тем непонятнее всё становилось!
Он закрыл глаза, весь как пружина сжался – и вот она свобода!
Желание смотреть на руки ослабло.
Но свято место пусто не бывает, потянулись воспоминания
Устав от бесплодной борьбы с самим собой, чувствуя скольжение вниз по ступеням настроения, решил: «Надо позвонить Валерию». И тут же сомнение: « А зачем я ему буду звонить? Что я ему скажу?»
Попробовал ответить – не смог.
Злость захлестнула его. Он вскочил с дивана и метнулся на кухню. Там, неизвестно зачем, он налив в чайник воды, поставил на плитку, но забыл зажечь конфорку, потом сел на табурет и стал смотреть в окно. «И почему же я хотел ему позвонить?» - Неожиданно в сознании сверкнула цитата о том, что у каждого героя есть свое отражение и оно не зеркальное. Откуда эта цитата? Он не знал.
"Вот проклятая книга, привязалась, сволочь!» - со злостью подумал он, - теперь всё – хана мне! Не отвяжется, пока не затюкает меня!".
С тоской он посмотрел в окно. Там, его внимание привлекла драка мальчишек. Вначале он с интересом наблюдал за ней. Отвлекся. Потом, когда мальчишечья возня стала однообразной, да и к тому же, их растащили, интерес, к происходящему за окном пропал.
Он, вспомнил про чайник. Встал, чтобы выключить газ, но обнаружил, что не зажёг конфорку. На несколько минут он застыл, с удивлением взирая на чайник.
Дотронувшись рукой до лба, ощутил пот. В комнате было не настолько жарко, чтобы вспотеть: "Вроде бы... что-то здесь … не так... Выдумка всё это! Всё, что в книгах написано - придумка! Но тогда почему цепляет?» - Повернувшись, он устремился из кухни и опять подошел к зеркалу.
Всматриваясь в отражение, подумал, что он себя не знает. Это ужаснуло. С неприязнью посмотрев на зеркальное отражение, он вдруг понял, что смотрящее из зеркала лицо - ему не нравится. "А может это не я? - порхнула мысль, - может это просто зеркало такое... Ведь оно наше, а известно, как у нас делается: тяп-ляп - и все дела!»
Ему припомнилось, что у него есть зарубежное зеркало, он стал суетливо шарить по внутренним карманам пиджака, когда его рука натолкнулась на зеркало, он обрадовался, тут же вынул руку и, раскрыв зеркало, уставился в него. Но вывод был неутешительным: изменений нет. "У них тоже жулики!" - Память услужливо подарило воспоминание, как он, пять лет назад, купил ботинки, австрийские, а они через месяц порвались. Это успокоило. И у них, как показывает опыт, так же, как у нас, водятся жулики!
Перерыв всё в шкафу, нашел зеркало жены. Оно было круглое и двухстороннее. Одна сторона показывала нормально, а другая - увеличивала. Он стал попеременно смотреть то на одну сторону, то - на другую.
Ничего не изменилось. Наоборот, то, что он увидел, окончательно привело его в уныние: большой нос, который был расширен и удален от щек - рождал отчаяние. Волосы были похожи на охапку чёрной соломы, а глаза смотрели тревожно и затравленно.
Сердце заныло и, как бы надсмехаясь над ним, в голову полезли воспоминания. Одно неприятнее другого. Захотелось завыть, разбить ненавистное зеркало, но мысли совсем стали неуправляемыми и ему, надо заметить, ни с того ни сего, вспомнился длинный разговор с женой. Швырнув зеркало на кресло, он подошел к дивану и, бросившись на него, закрыл глаза и стал прислушиваться к себе. Ничего кроме тишины.
Захотелось исчезнуть. Мысль понравилось, но стало жалко уюта, царившего, как ему казалось, в квартире. Многие, приходившие к нему, завидовали. Сколько на это сил было затрачено!
"Ну, хорошо, - зашевелились мысли, - пусть этот деятель решил покаяться... Ну, может ему больше сказать некому... Такое бывает... Ну, и решил, бедолага, поговорить с зеркалом», - при, мысли о зеркале всё в нём задергалось, и он с ненавистью посмотрел на кресло, где лежал этот злополучный кусок венецианского стекла.
И снова в голове забились мысли: «Вот, гад! Ну, поговорил с зеркалом, так зачем об этом писать? А то судит, рядит... А чего-то судить, чего рядить, надо дело делать!" - Ему понравилось такое направление мысли. Стараясь не заострять на этом внимание, он неожиданно подумал. "А вот я спрошу себя...» - от такого поворота мыслей он так испугался, что даже перестал думать. Сильнее зажмурил глаза, а когда открыл их, то почудилось, что луч солнца, отраженный от зеркала, полоснул острым лучом стену и, отразившись от блестящих поверхностей, ударил его по глазам. На мгновение наступила темнота. Мысли застыли, и ему показалось, что он, куда - то провалился. Некоторое время спустя он пришёл в себя. Судорожно вдохнул воздух и – о, Боже!
Ему опять захотелось посмотреть на руки!
"Ну, хорошо, - пытался он схватиться за соломинку, - пусть этот человек решил покаяться в своих грехах, так зачем это делать перед зеркалом? Что б любоваться на самого себя, тогда получается, что он не судит себя, а любуется собой? Но… ведь он себя не видел! Он потерял своё изображение…. Где потерял?» Как он не силился ответить на этот вопрос, ничего не получалось. И полезли вопросы: Да и кто этот, чертов судья? Почему он не видел себя? Что всем эти хотел сказать автор? « Сколько вопросов, а где ответы? - С тоской думал Молодой Человек, – а ответов нет! Вот в том-то и дело, что ответить невозможно. Никто ничего не знает о себе.
Если я сам спрошу себя...", – здесь, как по команде, течение мысли прервалось.
"Мы живем в двадцать первом веке, - задёргались мысли,- а это о чём-нибудь, да говорит. Это не мрачное средневековье, вот там-то могло случиться всё, что угодно, а у нас нет – позвольте! Мы такого достигли, что даже планируем..." - но ему так и не удалось вспомнить, что именно планируют. Но, тем не менее, он ощутил силу возвышения над предрассудками и над всем авторами, которые задают вопросы, но сами на них не отвечают.
"А что моя жизнь? – неожиданно всплыла в его сознании нелепая и неизвестно откуда взявшаяся мысль. Она рявкнула, где-то, внутри его головы, и тут же в глазах стало темно.
"Это просто судьба! - Вспомнил он спасительное слово. - Человек! А что он может-то!" - Ему не хотелось думать о себе, поэтому он стремился думать о человеке вообще. Так удобнее и ни к чему не обязывает. "Вот, ежели бы у меня были связи, то сидел бы я в этой проклятой дыре, где и свету Божьего не видно. А ведь если быть беспристрастным, то чем я уступаю Бельченкову? Ничем! Я могу... да чёрт с ним! Получил он это место - пусть им подавится. Для меня не это главное. Важно, чтобы все по справедливости. Нельзя без неё - это ведь получается прямо форменное средневековье! Ну, сделал он это своё открытие, но ведь никто проверить-то не сможет. Может там, ничего и нет, а так... Конечно, у него там, в Белокаменной, кто-то есть - это как пить дать, а так бы комиссии, заседания... ,- мысли потекли спокойнее. Воспоминание, хоть и было неприятным, зато было своим. Привычным.
«Если бы я начал тогда, когда он меня попросил с ним разрабатывать эту тему, то наверняка было бы лучше! Нет, я просто человек другой, для меня это не важно. Другое. Большее. А, как известно, - всем хорошим людям не везёт. Они - горемыки...
Хотя я не могу про себя сказать, что я горемыка. Это в переносном смысле, а в действительности я в жизни устроился не хуже других. И уж точно лучше многих. Не хапал всё, что плохо лежит, но на жизнь хватает. Не жалуюсь! Вон Васька-то, как бросил институт на третьем курсе, так и шлындает по пивным ларькам - и ни кола, ни двора. А у меня плохо ли хорошо ли -, но квартира своя, и в ней есть кой чего", - взглядом он любовно погладил мебель, потом скользнул по книжным стеллажам, - вон, сколько собрал и все ценные. Мне, намедни, за них такую деньгу предлагали… Конечно, я, понимая, что я не этого заслужил, что мне надо больше, но что поделаешь. Здесь судьба, а от неё... Недавно я прочитал изреченьице - если... сейчас... сейчас... вспомню. Вот, если не хочешь, чтобы судьба тебя… прёт... нет не прёт. Наверно тащила. Да, точно, если не хочешь, чтобы судьба тебя тащила, то иди сам!
Меня не надо тащить - я сам иду».
«А тогда с Витькой…,- воспоминания резанули его совесть, и он почувствовал вину. Раньше такого не было - Тогда с Витькой... Говорят, что я плохо поступил. А что мне было делать? Расскажи я, как всё было …. Да меня бы заживо съели и не подавились.
А на кой ляд, мне такое нужно?
Да, и Витька, повёл
