Дядина квартира

     Ох,  и не любила Люба эту квартиру… Дядину. Тёмная она какая-то, мрачная. И дом этот не любила – старый, с облупленной побелкой, где сквозь розовую краску проглядывала и желтая, и бледно-зелёная… И стоял дом  вдалеке от дороги. Идти к нему приходилось полутёмной аллеей, где почти никогда и фонарей-то не было в тёмное время суток. А днём – темно от почти залезших на дорожку высоких кустов.
     
     Квартира досталась Любе от дяди, которого не стало три года назад. Она поговорила с родителями и сразу пустила туда жильцов - немолодую пару, которым как раз всё нравилось . И что дом вдалеке от дороги, и что этаж первый… И даже то, что соседей немного. В самой квартире их тоже всё устраивало – тёмная старая мебель, огромные книжные шкафы, зато на кухне и в ванной была вся необходимая бытовая техника.
    - Сын квартиру нам строит, - виновато объясняла Анна Павловна, жиличка. – Ну, а нам пока с ними тесно, там внучок ещё родился… Пусть живут. Мы подождём. А про оплату вы не беспокойтесь, сын поможет, да мы и сами ещё потихоньку работаем…
     Квартплату они пересылали Любе почтой, а разговаривали только по телефону, так что теперь она впервые за три года шла туда, когда жильцы, наконец, съехали.

      В квартире было пусто и чисто. И ничего, ничего не изменилось… Видимо, жильцы были уж очень аккуратными. Она заметила кое-где аккуратно подклеенные обои, на кухне был поставлен новый кран.
     «И ничего не сказали… Другие бы непременно вычли из квартплаты. Хорошие люди, порядочные…»
      Нет, всё равно, чтобы сдавать снова, нужно делать ремонт. Вряд ли она опять найдёт таких сговорчивых…
     
     В кабинете вообще ничего не тронуто, похоже, как закрыли двери три года назад, так и не открывали. Пахло пылью и чем-то нежилым.
    Люба раздёрнула плотные шторы, впустив в комнату скудный свет.
Вот они, книги. Так и стоят в огромном дубовом шкафу. Книги, ради которых она иногда прибегала к дяде Косте. Почему-то из всех троих – Женьки, Саньки и её, Любаши, он выделял именно Любу.  Может, потому, что младшая была, самая маленькая?
   
    Раньше они все жили в этой  квартире – бабушка, дед, дядя Костя и отец. Потом дядя Костя женился, но как-то ненадолго – через год развелись. А потом отец женился на маме, и родилась Женька, старшая сестра. Она ещё застала и деда, и бабушку.  Санька уже только деда застал. А она – никого. Уже не было их, ни бабушки, ни деда. А отец получил квартиру от завода. Это были последние квартиры, которые «получали». Потом за них нужно было уже платить. Дядя Костя остался в квартире родителей один.

    Любе казалось, что не только мама, но и отец не очень-то любят дядю. Когда он приходил, его встречали вежливо, но и только. И облегчённо вздыхали, когда он уходил.
    Люба и жалела дядю – ведь один живёт, совсем один, и немного побаивалась его, неулыбчивого, хмурого. Обычно он приносил им, детям, конфеты и шоколадки. Ей, Любаше, всегда доставалась самая вкусная конфета и самая большая шоколадка. И ещё дядя иногда гладил её по голове. А остальных детей  – нет.
      К дяде они ходили редко, чаще с отцом, мама почти никогда не ходила туда. Только, если дядя приглашал на день рождения, а приглашал он редко. Не любил он дней рождения.
    - Он просто патологически жаден, - неприязненно говорила мама отцу. – Ведь он немало зарабатывает.  Его книги издаются не только у нас, но и за рубежом. А посмотри, что он принёс ко  дню рождения Саньки… Мальчишка мечтает о настоящёй хоккейной клюшке, а он ему принёс какие-то книжки, которые тот  даже не открыл. А Жене? Коробку конфет и цветы… Любашке каких-то дешёвых кукол носит, она в них и не играет, только пылятся…
     
      Всё, что говорила мама, было правдой.  Дядя действительно писал книги, но какие-то непонятные, философские. Дядя был философом, учёным. Он даже летал куда-то за границу, читал лекции в университетах. Ни Женя, ни Санька  самостоятельно к  дяде не ходили. А ей нравилось копаться в его книгах, он позволял брать всё, что она хочет. Конечно, ей нужны были только энциклопедии. Там было много неизвестного ей, да и в школе задавали дополнительно. Любаша  тоже хотела быть историком или философом, просто ей нравились эти слова…
Никаким философом она, конечно, не стала. Окончила экономический колледж и  заочно училась в институте,  работая в одной из многочисленных строительных фирм.
     
      Как-то раз дядя принёс и отдал отцу завещание, где было сказано, что квартира со всем её имуществом завещана ей, Любаше. Люба  была ещё не очень взрослой, чтобы понять, зачем она ей, эта его квартира. И что дядя, умирать что ли собрался?
     Отец объяснил, ну, что так положено, так делают, чтобы не было ссоры между родственниками.
     - Да кому нужна его квартира, господи…- сказала мама.- Было бы там, о чём говорить. Мебель, хотя и старая, но не антиквариат. Хомут на шею Любке эта квартира, вот что я вам скажу…
    Женя уже была замужем и вполне счастлива. Квартиры у неё, конечно, не было, зато был любимый муж, и даже жизнь в дальних гарнизонах была для неё счастьем – ведь ни с кем-нибудь, а с Юриком!
       И Санька женился. Поехал в командировку от завода, где работал вместе с отцом, и… пропал. Нет, он вернулся, конечно, но потом были долгие и частые звонки в чужой город, частые поездки туда, почти   каждый праздник, чуть ли не  каждые выходные…  А потом они все вместе ездили на свадьбу к нему в тот город. Тоненькая, рыженькая, улыбчивая невеста Оленька всем понравилась. Только мать была недовольна, что сын будет жить «в приймаках». Где и слова-то такие нашла…
       А квартира дядина Любаше, ох,  как пригодилась. Учиться пришлось на платном отделении, и, если бы не сдача квартиры, где бы она нашла столько денег. Её зарплата была не так уж и велика, а на родителей рассчитывать уже было стыдно.

      …Дядя заболел неожиданно. Она давно у него не бывала и его звонок с просьбой придти восприняла с лёгкой досадой. Выглядел дядя плохо – как-то разом постарел, похудел и постоянно держался за сердце. В квартире было чисто. Она знала, что дядя нанял какую-то женщину для уборки, она приходила два раза в неделю. Пахло лекарствами, чем-то необъяснимо тревожным…
      - Завтра в больницу ложусь, деточка, в первую городскую.
     «Деточка», «дочка» - так он её называл всегда, а брата и сестру только по именам.
     - Операция мне предстоит небольшая. Ты уж навещай меня, когда сможешь… А не сможешь, ну, что ж…
     - Я смогу, - сказала она. – Конечно, дядя Костя, ты о чём… Я обязательно буду приходить.
     «Какой же он… одинокий…» - подумала она тогда впервые, и у неё защемило сердце…
      Но ходить никуда ей не пришлось. Дядя Костя операцию не перенёс.
      - Вроде никогда не жаловался на сердце, - недоумевала мать, - а поди ж ты…
      - Кому не жаловался? Тебе что ли, Маша? – грубовато спросил отец. – Да у него с детства сердце нездоровое было. Только разве тебе это было интересно…
     
       Люба  долго не могла переступить порог квартиры, где дяди не было…  Первый раз они пошли с матерью. Мать, морщась, разглядывала потёртые старые коврики, немудрёную посуду… Собирала в мешки одежду дяди – отнести к ближайшей церкви.
    - За все годы только компьютер и купил… Разорился, - скептически заметила она, разглядывая  телевизор далеко не последнего поколения.
    - Ну что, найдутся жильцы, сдавай… Ничего тут менять не надо, где же это денег набраться… А не найдутся – тогда будем о продаже думать.
     Жильцы нашлись. Та самая пожилая пара. Да и нашла-то их Нина Ивановна, что убирать приходила.
     
     Теперь Люба была в квартире одна.
     Она провела палацем по пыльной поверхности монитора компьютера, рукой смахнула пыль. Вилка была вынута из розетки, видимо, жильцы не умели пользоваться компьютером, да он им был и не нужен… Да работает ли он? Включила и услышала ровное гудение аппарата, «приветствие», «рабочий стол»… Открыла «Мои документы» - пусто… Никаких документов дядя не оставил. А, может, и не работал на компьютере, может, надеялся, что она, Люба, будет приходить и работать, и ему будет не так уж одиноко и грустно…
      Люба машинально открыла «корзину», не надеясь ничего найти. Но один документ там всё-таки оказался. На нём было обозначено - «Любаве». Так иногда только дядя называл её – Любава… Люба восстановила документ и открыла.

       «Дорогая доченька!
      Позволь мне называть тебя так. Я всегда считал тебя своей дочкой, и ты поймешь, почему… Ты и могла бы быть моей, именно моей дочкой, но…
     Однажды, это было осенью, моросил нудный дождь, твои родители поссорились. Из-за чего – я не знаю… В дверь позвонили. На пороге стояла она, твоя мама… Ты не знаешь, теперь я тебе скажу. Я всегда любил её, только её, твою маму. Когда Володя впервые привёл её в наш дом, я понял, что это раз и навсегда… С моей женой мы уже развелись к тому времени. Наверное, она это понимала, твоя мама. Женщины всегда понимают, когда их любят. Но я никак, слышишь, никак не выдавал своих чувств! Я очень старался быть равнодушным. Что-то, видимо, понимал и Володька. Уж очень суетливо-радостно он собирал свои вещи, когда получил жильё, чтобы оставить меня здесь одного….
      …Когда я увидел её… Когда я увидел её, дрожащую от холода или от сознания своего шага, я понял… Понял, что пришла она не ко мне. Пришла только для того, чтобы отмстить. Отомстить мужу за обиду… Всё могло бы произойти тогда… Но… Она была женой моего брата. Я принёс ей полотенце, укутал тёплым пледом и отвёл в кабинет. Я ничего не спрашивал. Принёс ей горячего чаю и успокоительное. Она так и заснула там, в кабинете, на маленьком диванчике, сжавшись в трогательный комочек….
      Я ушёл в другую комнату и сидел перед телевизором с выключенным звуком. Сварил себе горячий крепкий кофе, который мне было нельзя, и курил сигарету, которую, увы, тоже было нельзя…
       Звонок в дверь был резким и требовательным. Твой отец, отодвинув меня, небрежно спросил, не глядя:  «Где?»
       Я кивнул на дверь кабинета. Он вошёл.
       А я вернулся к своему остывшему кофе и дотлевающей сигарете. Включил звук телевизора, чтобы не слышать, что происходит за стенкой…
      Спустя час, я обнаружил, что в квартире я один. У дивана остались мои разношенные тапочки, валялся смятый плед… Твои родители ушли.
А спустя девять месяцев появилась ты… Это я назвал тебя Любой, Любовью, Любавой. И они не спорили, почему-то…
      А теперь, моя доченька, будь внимательна.
      Здесь, ниже,  номера счетов в разных банках. Здесь банки российские, есть и те, что за границей, швейцарские, немецкие…
      Здесь адреса и номера счетов. Все счета на твоё имя, ты можешь получить эти деньги и распорядиться ими так, как ты хочешь.
      И ещё. Помнишь, как ты смеялась над дедом Щукарём? Загляни к деду… Там тебе на первое время.
      Будь счастлива, моя дорогая, родная моя девочка…»
      В конце письма и, правда, шли названия каких-то банков, номера, цифры…
     
      Люба ошарашено смотрела на экран монитора. Потом, словно в лихорадке, кинулась к книжному шкафу. Она хорошо помнила, где стояла «Поднятая целина». Расшвыривая книжки, добралась до Шолохова. Книга открылась сразу в нужном месте, потому что в ней лежал конверт… Торопясь,  Люба вскрыла этот конверт, и оттуда посыпались бумажки.  Доллары,