Саныч любил говаривать: Когда всё кончится, поедем в Россию, где вкус хлеба не отличается от хлеба, а воздух удивительно хрустальный и чистый, как слова Иоанна Златоуста. Его долго били коваными башмаками, а после окровавленное и бездыханное тело бросили в паровозную топку и сожгли.
России давно не было. Была всемирная революция, такая же беспощадная и жестокая, как всемирный потоп, сразу в одно мгновение уничтожившая всё живое и дышашее на Земле.
Интеллигенция умирала стоя, потом лёжа, на бетонном полу, уткнувнувшись кровавой, донельзя изуродованной рожей, как любили говаривать кожаные товарищи, смачно сплёвывая едкий махорочный дым с жёлтый, донельзя обслюнявленной желтой крошкой, сквозь редкие гнилые зубы, в лужу из собственных соплей и внутренностей.
Поезд шёл в деревню Кольчугино, там строили новый город, железный и несокрушимый оплот Социалистической индустрии, на благо Миру и во имя Мира, где я и умер от чахотки в двадцать три неполных года.
Листаю альбом и смотрю пожелтевшие фото. В Раю довольно комфортно и « лампочка Ильича» не такая тусклая, как в холодном, сыром и голодном бараке.
Мы жили на Волхонке в большом желтом доме, с таким же, жёлтым, гордо возвышающимся, прямо к жёлтому солнцу, мезонином.
Почему сегодня всё кажется таким ослепительно жёлтым?
Ирония, такая же жёлтая, как жёлтая пресса….
А в Раю сейчас тепло, светло и мухи не кусают.
жду!
