уже не оказалось. Пока он нашпиговывал смертью Кавказ-ские горы, жена успела подать заявление на развод, а заметно подрос-шая дочь дичилась и совсем не узнавала отца.
Заработанные деньги Майор поделил поровну: Одну половину от-дал жене, вторую отправил матери с братом. Себе оставил только на самое необходимое. Надо ведь было устанавливать утерянные докумен-ты и оплачивать съёмную квартиру. Вскоре встал вопрос о работе. Странно, но за несколько проведённых на окраинах бывшего Союза лет, Артём напрочь забыл, что где-то существует мирная жизнь, без взрывов и стрельбы, без ежеминутного риска схлопотать пулю снайпера или уго-дить под миномётный обстрел. И в этой мирной жизни существует ог-ромное множество совершенно мирных профессий: строитель, води-тель, токарь, пекарь… Вот только ничего подобного Артём делать не умел. Он мог мастерски ставить мины, мог также ювелирно их обезвре-живать. Мог палить из автомата, а при необходимости и из снайперской винтовки… Последнее похуже, но мог. А вот строить дома, печь хлеб или торговать на рынке – нет. Не научился. Да и желания особого не имел. Он привык рисковать, привык жить под кайфом адреналиновых инъек-ций, и в толпе праздно шатающихся горожан ему было скучно. Смер-тельно скучно.
Но надо было как-то жить, обустраивать своё, теперь уже холостяц-кое бытие. Катастрофически не хватало денег. Вернее, хватало только на водку. Отпахав смену на стройке разнорабочим, Артём приходил в пустую квартиру и начинал пить. Потом, когда хмель брал своё, он отки-дывался спиной на прохладный кафель кухонной стены и засыпал. Сни-лись ему горы и война. И то, и другое незаметно вошли в его плоть и кровь, став единственно темой воспоминаний. А ещё иногда матушка и младший охламон, Васька. Майор просыпался, жадно тянул из пачки си-гарету и материл себя последними словами. Сука, свинья неблагодар-ная! Надо съездить домой, проведать матушку. Годы идут, и она не мо-лодеет.
А каналы телевидения и страницы газет пестрели сводками с Бал-кан. Бывшая Югославия благополучно отдала Богу душу и запылала ко-страми междуусобных войн. Артём смотрел на экран телевизора, глуша в себе зуд желания. Желание послать всех к чёрту и рвануть туда. Туда, где всё так знакомо и привычно, где стреляют настоящими пулями и рас-плачиваются настоящими деньгами.
…В Югославии он пробыл ровно год. Вначале воевал на стороне сербов, а потом перебежал к хорватам. Стенания о помощи «братьям-славянам» на него уже не действовали. Тем более, что усташи платили больше.
Потом был погрязший в гражданской войне Йемен и возобновившая своё бесконечный спор с Эритреей Эфиопия. А летом 99-го Артём вер-нулся в Россию. Вернулся, чтобы отдохнуть и набраться подрастрачен-ных в знойной Африке сил. Денег хватало. Даже несмотря на то, что ни-щая Эфиопия расплатилась со своим ландскнехтом фальшивыми дол-ларами. Теперь Майор стал расчётливее и умней. Транжирить зарабо-танные «баксы» не спешил. Успеется. Память о былом безденежье и о постылой работе на стройке крепко сидела в его голове. Нет уж, увольте. Надо создать себе фундамент для безбедной старости. Страховой фонд, защищающий его от жалкого, полунищенского существования.
А в воздухе снова пахло войной. Теперь уже здесь, в его собствен-ной стране. И первым её предвестником стал заросший трёхдневной ще-тиной кавказец, в одно прекрасное утро возникший на пороге Артёмовой квартиры.
-Здравствуй, Майор. Привет тебе от Шамиля.
-какого Шамиля?
-Вах, нехорошо забывать старых друзей.
В памяти всплыл разрушенный непрекращающимися артналётами Сухуми и бородатое лицо командира чеченского батальона.
-Как он сумел меня разыскать?
-Шамиль может всё.
-Что ему нужно?
-Он приглашает тебя в гости.
А почему бы и нет? Ставить мины – это просто работа. И какая раз-ница, чья нога на неё наступит? Главное, там, на Кавказе, вновь запахло хорошими деньгами. Можно будет окончательно решить свои финансо-вые проблемы и навсегда завязать с этой безумной игрой со смертью. А ещё - помочь дочери. Она ведь занимается в престижной бизнес-школе, да и братишка уже, наверное, закончил учёбу и собирается куда-то по-ступать. Всем нужны деньги, а кто их заработает, если не Артём?
…Шамиль встретил Майора как лучшего друга, усадил за накрытый разными вкусностями стол и пододвинул поближе бутылку «Абсолюта». Сам, правда, пить не стал, соблюдая законы шариата.
-Ты не подумай, мы не с русским народом воюем, - говорил он, пока Артём налегал на водку. – Мы за свободу свою воюем. Ичкерия должна сбросить наконец российское иго…
Майору было плевать. Он приехал сюда зарабатывать деньги, точ-но также, как совсем недавно зарабатывал их в Югославии и жаркой Африке. Пускай «друг Шамиль» поёт сладкие песни о «независимости и свободе», Артём прекрасно понимал – бородатый джигит тоже воюет здесь не за «будущее Ичкерии», а за присылаемые откуда-то из-за бу-гра зелёные бумажки. И как только федералы начнут платить больше, он без зазрения совести переметнётся на их сторону, принявшись усердно душить зародыши сепаратизма в одном из субъектов Российской Феде-рации – Чечне. Так же, как и Артём.
Но пока на чеченской стороне денег имелось больше. По крайней мере, аванс, выданный Шамилем, был весьма внушительным.
Начиналась осень и война, быстро разгораясь, катилась из разо-рённого Дагестана обратно в Чечню. Федеральные части давили зелё-ноповязочное воинство, оттесняя его всё дальше и дальше в горы. Вме-сте с боевиками, щедро сея на пути наступающей армии мины, уходил и Артём. Пока однажды не напоролся в пригороде Грозного на пулю рос-сийского снайпера. Ирония судьбы! Финальную точку в карьере Радченко поставил милиционер из некогда родного ОМОНа, так и не признавшего в заросшей щетиной боевике бывшего командира их группы разминиро-вания. Маленький кусочек свинца впился в ногу, когда Майор уползал от только что созданного им минного поля. Боли он почти не чувствовал. Только страх. Если он попадёт сейчас в руки федералов, жутко предста-вить, что его ждёт. С взятыми в плен наёмниками они особо не церемо-нятся. Тем более, если «солдат удачи» оказался своим, русским.
Рана кровоточила, а Артём судорожно сжимал в руке старенький, но надёжный «ТТ». Лучше уж самому пустить себе пулю в лоб, чем ждать прихода солдат. И так, и так его ожидает верная смерть. Только от «ТТ» быстрая и без боли.
Позади, там, где раскинулось созданное им минное поле, протяжно громыхнул взрыв. Краем глаза Артём заметил взметнувшееся в небо те-ло придурка-солдатика. Идиот, решил блеснуть отвагой и сунулся пря-миком на мины. За что и получил мгновенный пропуск на небеса.
С чеченской стороны дружно заработали автоматы, прикрывая плотным огнём отход своего раненного сапёра. Стиснув зубы и быстро слабея от потери крови, Майор пополз навстречу стрельбе.
…Всё-таки у каждого человека есть свой порог выносливости
предел, после которого наступает слом психики и полная деграда-ция ,Для Артема таким порогом стало ранение ,Друг Шамиль помог ему выбраться из Чечни в Крым для лечения ,Санатории юга не залежной были забиты хмурыми, обросшими щетиной лицами кавказкой нацио-нальности , проходившими послеоперационную реабилитацию, встреча-лись иногда и славяне, такие же дикие гуси как и Артем. Некоторые подходили к новоприбывшему, пытались с ним заговаривать, но Май-ор упорно отмалчивался. Лёжа у окна с видом на готовящееся к зимним штормам море, он вдруг отчётливо осознал, что ему до чёртиков надое-ла война. Он смертельно устал от непрекращающейся ни днём, ни но-чью работы. Устал от адреналиновых доз, от щекочущего нервы ожида-ния встречи с Костлявой … Хватит! Майор выработал свой ресурс прочности, пора на покой, растить детей и выращивать в саду цветочки.
Два месяца спустя он ехал в купе поезда в полузабытый город, где жила старая матушка и где Артём не бывал уже добрые десять лет. Ну что ж, пора навёрстывать упущенное. Лежащих в дорожной сумке денег вполне хватит на покупку хорошего жилья где – нибудь неподалеку от родительского дома. Чтобы матушка не била зря ноги, добираясь в гос-ти к своему непутёвому сыночку.
…Во дворе толпились люди. Женщины плакали, мужики молча ку-рили. Что за дела? Артём торопливо протиснулся в дом и замер, расте-рянно опустив руки. Посреди знакомой до боли комнаты стоял гроб с су-хонькой, сморщившейся от преждевременной старости женщиной. Смерть неуловимо изменила черты её лица и Артём с трудом узнал в старушке собственную мать.
Когда он выходил из дому, перед глазами всё плыло, а в исках мо-нотонно громыхал кузнечный пресс. И только уши невольно продолжали ловить обрывки чьих-то разговоров.
-Сердце у неё, сказывают, больное было…
-Да какое ж сердце, материнское, выдержит похоронку на сына…
-Помер, что ли?
-Погиб, Васька, в Чечне окаянной. Под Грозным на мину наступил…
-Ага, говорят, в клочья разорвало парня. Хоронить нечего…
На мине… Под Грозным… Именно там, под Грозным, ставил своё последнее минное поле Артём. В памяти внезапно всплыл подброшен-ный взрывом в небеса солдатик, жертва собственной бестолковой храб-рости. Как его звали при жизни?.. Мишка, Петька, Колька или… Васька?..
Какая разница, чья нога наступит на твою мину?.. Лишь бы плати-ли…
*****
Три дня после смерти матери бывший майор сапёрных войск Артём Руденко беспробудно пил. Пил и попутно писал свою автобиографию. Зачем? На этот вопрос он, пожалуй, и сам не смог бы ответить.
Потом, когда кончилась бумага и водка, Майор вставил в рот ствол видавшего виды «ТТ» и, закрыв глаза, нажал на спусковой крючок…
