Опять стал вскакивать по ночам. Творческий зуд, ети его… Вскину руки над клавиатурой /Джон Лорд, да и только!/ и…закурю, двадцатый раз за ночь. Вроде вот: только что вертелась, сверлила мозг толковая мысль… Ан, нет! Кто не успел, тот опоздал.
Итог – надоевший пасьянс и дым коромыслом…
А сегодня проспал до обеда, потом сбегал за пивом /разливным!/, потом…опять сбегал. Да пошло оно всё! Ну, кто в этом “деле” не новичок, тот знает: выпил, и всё по “саксаулу”!
Комп мой /ноутбук/ матово поблёскивал захлопнутой крышкой. Так, наверное, выглядят забытые пианино – для завершения образа
не хватает брошенных сверху носков и горшка с высохшими цветами.
Казалось, что он /комп/ следит за мной, с молчаливым упрёком. Я демонстративно ушёл на кухню. Тем более, что “ящик”, практически,
не включаю.
Бессонная ночь, пиво – в итоге, я уснул за столом, словно студент за “курсовой”. Разбудил меня телефонный звонок, вернее, закачанная на мобильник песня:”…и Ленин, такой молодой!...”
Тут, поневоле, любой проснётся!
Машинально взглянул на часы: полночь, с “копейками”. Сказал “алло” и выжал остатки пива в стакан. В трубку кто-то молча дышал,
с присвистом. Затем послышалось дебильное хихиканье, и связь прервалась. Ошиблись номером, хотя нынче в моде, “шутки” такие у
малолетних балбесов.
Вяло матюгнувшись, я допил тёплое пиво и взял курс на диван. Но тут снова раздался звонок, но уже в прихожей.
С газовой пукалкой наперевес, и с твёрдыми намерениями, я распахнул дверь и направил пистолет на моего лучшего друга.
Володька прошёл, словно не замечая меня, и, вместо приветствия молвил:
– Стаканы давай. – Он опустил пакет /в нём что-то многообещающе звякнуло/ на пол, и побрёл на кухню. Именно побрёл –
это Вовка-то!
Никогда не унывающий, бабник и пьяница, он был бледен, как луна.
Таким его я ещё не видел!
На полпути Володька развернулся, почему-то избегая моего взгляда, и выдернул из пакета бутылку коньяка.
Пока я гремел посудой, выискивая второй стакан, он набулькал себе в мой, и выпил коньяк, как воду.
– Ни хрена себе! Да что с тобой, братан? Забухал опять?
В глазах друга блеснули искорки жизни.
– Забухаешь тут… – Он молча уставился на пустой стакан. Его явно что-то тревожило.
Голова у меня раскалывалась /сколько раз зарекался: не пить пиво, вернее то, что называют сейчас пивом!/,
так что коньяк появился вовремя! Я, не долго думая, выпил тоже и…короче, хорошо стало.
Мой смурной друг стал немного оживать. Знаете, когда опохмелишься, движения становятся плавными, несуетливыми…
Он молча закурил свою вонючую “приму” - как обычно, не спрося разрешения. Ну да ладно, первый раз что ли!
Я приоткрыл форточку /от “примы” это не спасает!/ и достал из холодильника высохший от горя огрызок лимона. Гулять, так гулять!
Володька дымил с каким-то отрешённо-таинственным выражением лица.
Чтобы не нарушать его медитативный покой, и я замер – задумался, предварительно понюхав лимон…
– У вас сколько этажей в доме? – Друг Вовка спросил это с нервным смешком. Вопрос странный, так как мы не первый,
и даже не сотый раз устраиваем у меня дома “маленький бордельеро”, с распитием всего подряд, и с привлечением к этому мероприятию женщин “среднего” поведения.
Я задумался.
– Щас вспомню, погоди…
– Не ломай голову, остряк! Девять, я и так знаю.
– Слушай…
– Нет, это ты послушай! Я вышел из лифта на десятом этаже и позвонил тебе. Вернее, не тебе, а в дверь, где ты должен обитать:
из лифта – налево…
– Хм, а в чём фишка? Ну, позвонил. Щас вот бухаем…
Володька уставился на меня, с победоносным видом.
– Умник, мля…У тебя я оказался, после того, как спустился ниже этажом!
– Который день пьёшь-то?
Друг вскочил, сделал круг по кухне, и шлёпнул на стол монету.
– Смотри!
Я покрутил в руках пятак. Что-то было в нём, до боли знакомое: грязно-жёлтого цвета, герб СССР, и год: 1961.
Бросил обратно на стол.
– Наливай! А пятаков этих, у меня, где-то полмешка валяется. На даче, вроде…
– Слушать будешь дальше?
– Валяй… – Я непроизвольно зевнул. – Ой, прости! Рассказывай.
– Короче, захожу я в этот долбанный лифт…
– Что ты на него так осерчал?
– …жму цифру “девять”. Едем мы, едем…
– “Он сказал: поехали! И взмахнул рукой…”
Володька выпил свой коньяк, и замолчал.
– Вован, ладно, не обижайся! Всё, молчу.
– Потом лифтяра остановился, и тишина такая, аж в ушах ломит! Створки не открываются. Ну, я ногой немного попинал.
А потом жму вызов диспетчера. Там что-то пощёлкало, поскрипело, тут голос: “Алло!” Я чуть в рифму не ляпнул…А голос,
не понятно чей: женский, мужской…Отвечаю: я в лифте застрял, выручайте! – Он закурил свою “сушёную крапиву” и замахал рукой, разгоняя дым.
– И чё?
– Да “ничё”! Голос помолчал, и выдал: “Вы ошиблись номером.” ! Мало того: ещё похихикал, и…раздались короткие гудки!
Какие, на х…, гудки в лифте?!
– Хм. Ну…
– Гну! Я врезал кулаком по пульту, и мне из прорези выкатился этот пятак!
– Из какой прорези…?
– Вот именно, из какой?! – Он обжёг губы досмолённым чинариком, и выматерился: – Самое “смешное”, что двери открылись, и я сразу, к тебе в дверь звонить. А дверь-то обита обшарпанным дермантином! У тебя-то железная! Открывает толстая бабка и орёт: “ Чево надо-то? Ходют, ходют…гадют по углам! Я шас милицию вызову!” Я рванул вниз, смотрю – да вот же она, дверь твоя…
Мы, конечно, допивались иногда с Вованом, до “некоторого опупения”: Как пел незабвенный тёзка моего друга, Семёныч: “ Вы не смотрите, что Серёжа, всё кивает…”. Но я разозлился!
– Побудь-ка, пока здесь один, корешок! – Вставил за ухо “Яву” и вышел на площадку.
Какие-то сомнения, конечно, были, и я, крадучись, поднялся выше.
Техэтаж молчал угрюмой темнотой – всё как обычно…
Разочарованно/облегчённо/ вздохнув, я прикурил сигарету и вернулся домой.
Володька, свернувшись калачиком, мирно посапывал на кухонном диванчике. На столе красовалась початая бутылка “ Бастиона”, а воздухе витал неповторимый аромат “Примы”.
И всё же, заронил ведь, подлец, заронил нечто в душу! Тягостное недоумение, что ли…
Коньяк притягивал взгляд, манил, но тут снова зазвучали эти бессмертные строки, ну, про вечно “молодого такого”!
Нет уж, дудки!
Я покосился на советский пятак, покоившийся на столе, и…отключил телефон. Чем чёрт не шутит…А вдруг…?!
