Глава 1
- Не, ну, в натуре! Объясни ты мне – ну чем она меня присушила? Ведь во внучки мне годится. А вот – как заноза: уж месяц ее не вижу, и все сердце изболелось. Она там, небось, живет не тужит, про деда и думать забыла. А мне тут без нее и жизни никакой нет: все чудится, что придет; все голос ее слышится. Чтож это? А, сосед?
Виктор только с одним человеком мог поговорить так откровенно. Потому и зашел к своему старому приятелю, когда стало уже совсем невмоготу. И, вроде бы, что случилось? Ну, приехала в соседнюю деревню дамочка с ребятенком, поработала, пожила с годок, да и вернулась в свой город.
А вот что-то появилось в жизни Виктора, а что – он и сам сказать не может. Что-то из далекого «давно это было», навсегда укрытого листопадом календарей, приговоров, справок об освобождении… и писем, писем, писем… На которые слишком быстро перестали приходить ответы.
Тогда он поверил в свою ненужность. Женщины? Были. Кураж? Был, но ненадолго. Да и был в том кураже какой-то болезненный интерес: «убьют – не убьют, посадят – не посадят».
Раз только показалось ему, что нужен. Когда встретил на одной из хат Натаху: вроде, тоже «жизни хлебнула», и пить и петь может от души. И мечтает о том же, что он: «Если найдется кто – чтоб и понял и принял как есть: вот бы семья у нас была бы!»
Как же истосковалась душа Виктора по этой мечте! И хата есть, и слесарить может.… Но зачем это все – одному?
Вот и позвал он Натаху к себе. И все спервоначалу фартовым было, а потом… И-и-и-и-эх! Захотела Натаха из поселка в деревню переехать – пожалуйста! Животинку купили, семена-деревья всякие. Да, чтоб хозяйство иметь, надо работать с утречка. Да еще на ферме ли, в поле – чтобы деньги водились. А Натаха, кроме пить да петь, ничего другого не умела и не хотела. Виктор уж счет потерял бутылкам, распитым с Натальей. Однообразные дни проходили мимо, ненадолго оставляя в памяти муторную работу, да первый из стаканов долгожданного ежевечернего похмелья-пьянки.
А эта девочка будто из его молодости прибежала. И похожа на ту, что он выкрал для друга. Не обликом (та – темноволосая, а эта – рыженькая), а глазами: доброта, в которой хотелось утонуть. Теперь он был пьян, как только о ней вспоминал. «Ласточка моя! Заботница!» - одними губами, чтоб никто не слышал, звал он ее образ. И казалось ему порой, что слышала она его.
Потому что приезжала, потому что улыбалась ему, потому что снова он рад был затеряться в темном тумане ее серых глаз. Но не было в тех редких встречах ни блуда ни похоти. И заботилась она не только о нем, но и о Наталье. А той впору радоваться бы: мужик не пьет почти, огород какой-никакой соорудил, деревенские снова помаленьку уважать стали. Да и Света: не любовницей – дочкой в дом приходит. Никаких утех плотских, а попроси что по дому – разве ж откажет. Так нет же: ни улыбки ни ласкового слова от Натахи не дождешься! И-и-и-эх! И для Светы – стар и Натахе – не нужен…
- Эй! Сосед! Ты меня что, вообще не слушаешь? Вот вам и фокус! Сам, значит, вопросы задает, а потом уставится на стакан и чего-то через него разглядывает. Ау! Я – вот он! Меня в стакане нету.
Тут только Виктор заметил, что держит в руке пустой стакан и грани его разглядывает.
- Знать, точно, сосед: кончился Хищник! Что ж мне теперь делать? Натаху все одно – жалко, а Света … Ну, зачем ей старая развалина нужна? Да и привыкла она, что я с ней – не как мальчишка молодой. И не захочет она мою кожу трухлявую целовать. Щеки – одно, а … - уже другое. Ты извини, что я с тобой разоткровенничался. Сил больше нет!
- Что Хищник кончился – это ты брось! Вот только сейчас он и есть. Бывало, на тебя и смотреть-то противно, даже мне. А Света твоя не погнушалась – с тобой таким беседы вела, в обнимку ходила – вся деревня видела.
- То беседы, а то …
- Погодь, говорю! Вот ты сейчас пить бросил? Бросил. По стакашке в день – не то. Щас все пойдет. Врачи говорят – много чего у нас, мужиков, от пьянки зависит. Глядишь, еще орел какой будешь! А Натаха твоя. …Что мужика на перо посадила – не тебе говорить. Тож за ним хочешь? Как че ей не то скажешь, да долго не похмелишь – она и на тебя с ножом кидалась. Али не так? Гони ты ее в шею!
- В шею-то оно да. В шею – особого ума не надо. А как она жить-то будет? Да и мне перед народом совестно: бабу взял и бросил, как щеняку ненужную.
- Вот тебя твоя доброта и погубит – помяни мое слово. Что ж ты про то не думал, когда мента ЗИСом в землю закапывал? Или когда из отрядника статую бетонную делал?
- Э-э-э! Не трожь! Я тогда за мужиков пошел! Мне тогда не было за то ничего! Да и когда то было! Да и не …
- Ага! Побежал я прям доказывать! Я не ментяра какой! А про то долдоню, что ты вот сейчас, нате вам, про совесть заговорил. А Натаха про совесть и не вспоминала давно. Как с Гришаниной постели враз в твою перепрыгнула, да и ноне по другим прыгает. Хоть и живете, почитай, лет десять.
- Да куда ж ей податься? Сын знать не хочет, родни нет…
- На колу висит мочало. … А тебе что за печаль? Она ж не думает про то, когда водку хлещет с мужиками при живом муже!
- Вот в том – то …
- Тихо! Твоя идет! Легка на помине. Водку-то я уберу от греха. А то самому мало.
Наталья «пошла в атаку» прямо с порога.
- Вот ты где, ирод несчастный! Ты мне что обещал? Похмелиться привез? А я тебя должна ждать? Подыхай, Наташка – я себе другую нашел. Так, морда шакалья?
- Натах! Не кипятись! Ну, пришел твой мужик, водки спросил – а нету. Передохнуть присел, да уж за то и ругань? И у Танюхи и у Сереги нету. Что ж ему – до соседней деревни без отдыха шпарить?
- Небось, для своей королевы бы побег, как миленький!
- Молодые! Давайте-ка со своими разборками: не здесь.
- Это точно. Иди-ка ты, Витек, домой. Сама пойду. Глядишь, и на твою долю выпрошу. Давай, пошевеливайся!
Дальнейшее случилось мгновенно: Наталья толкнула Виктора в плечо, а через пару секунд раздался ее крик: «А-а-а-аа!!! Убивают!»
Хозяин дома метнулся в кухню. Вернулся со стаканом водки в одной руке и полным пакетом – в другой.
- Вот. Для себя приберегал, да тебе нужнее. Вот, бери.
А тут бинты и йод есть. Дай, ногу посмотрю. Эх, как оно получилось! Тащи ее домой, Витек. Да беги в скорую звонить. Тут перелом у нее.
- Гад ты! Морда шакалья! Я все врачам скажу! Пусть засадят тебя, сволочь!
- Зря ты на Витька так! Сама и виновата. Кто ж так делает? Али не знаешь – с кем живешь? Зачем по плечу била?
- Я – чтоб быстрей, а он … Посажу, гада!
- Не получится. Я в свидетели пойду – сама упала: спьяну порог переступала, да и грохнулась. Своей скажу, чтоб пока не мыла. Кровь твоя у меня на пороге, значит свидетель – я.
- Все вы за одно!
- А то ж! Да не стой ты, Витюха, столбом! Тащи ее, говорю! Мне еще ее причитаний не хватает!
Тяжело вздохнув, Виктор взял Наталью на руки и понес домой.
