В январский морозный вечер 1967 года, Ванька, двенадцатилетний шалопай, вышел вечером на улицу с единственной целью найти выброшенную кем-нибудь после Нового года елку, обрубить ей ветки, загнуть крючком снизу как надо, и отправиться на хоккейную коробку к пацанам.
У подъезда его встретил неформальный, как бы сейчас сказали, лидер по кличке, естественно, Шеф, оглядел с ног до головы, и предложил помочь «… тута в одном деле…!». Шефу отказать было невозможно, он уже второй год сидел в седьмом классе, ростом был на полторы головы выше, и имел непропорционально огромные кулаки, произвольным образом висящие чуть ниже колен.
Конечно, Ванька согласился, и не без внутренней гордости, надо сказать!
На углу дома собралось еще несколько ребят, двое держали за концы небольшую деревянную лестницу. Шеф призывно свистнул, и вся компания гуськом двинулась за вожаком в сторону темнеющего вдали женского общежития. Ванька замыкал шествие.
Не доходя до общаги, Шеф опять тихо присвистнул, все остановились, притихли, некоторые тревожно присели. Вожак зорко всматривался в темноту, водил носом из стороны в сторону, словно принюхиваясь.
Махнул Ваньке и велел постоять тут, на «… атасе»! Все остальные двинулись вдоль стены обшарпаной пятиэтажки. Дошли до нескольких наполовину заложенных кирпичом окон, приставили лестницу к оставшимся от окон бойницам и в почтении отступили в сторону. Шеф снял шапку, скинул куртку на снег и не спеша, с достоинством поднялся на верхнюю ступеньку. Там он, приложив руку ко лбу козырьком, минут пятнадцать напряженно куда-то всматривался. Потом медленно спустился, оделся, покурил пару минут молча, изредка криво посмеиваясь и покачивая кудлатой головой, и, наконец, важно махнул рукой. У лестницы сразу случилась небольшая свалка, все лезли вверх, наступая на руки и на ноги соперников. Наконец, процесс стабилизировался, каждый поднимался-всматривался-спускался и закуривал, хитренько улыбаясь и подмигивая друзьям.
Мероприятие подходило к концу. Собрались в обратный путь, и тут кто-то случайно вспомнил о дозорном. Доложили Шефу. Тот опять махнул Ваньке и показал на лестницу. Он мигом подскочил, дикой кошкой метнулся наверх и, задыхаясь от сладостной неизвестности, заглянул в ТУДА … .
В полутемной, заполненной паром душевой, в божественном тумане проплывали обнаженные женские тела, всякие – и молодые, и сгорбленные, и стройные, и совсем уж безобразные. Не успел Ванька насладиться всей прелестью столь долгожданного перехода из мальчика в мужа, как одно из тел, не особо напрягаясь, больше играючи, плеснуло ему кипятком прямо в счастливое, восторженное, глупо, еще совсем по-детски улыбающееся лицо. Чтоб, мол, не подсматривал, не хорошо это…!
Взвыв от боли, Ванька скатился вниз и уткнулся носом в снег. Парни сочувственно переглянулись, поставили его на ноги, и вся компания отправилась назад, к дому.
По дороге прохожие удивленно оглядывались на мальчика, у которого из-под шапки валил густой пар. Мальчик ничего это не замечал - ни пара, ни прохожих. Он молча шагал вместе с остальными, смутно сознавая, что жизнь его теперь перешла в иное измерение. Неведомое, сладостное, манящее!
