Один мой приятель смог в середине восьмидесятых прошлого века попасть в Канаду. Не в Польшу или Болгарию, а в Канаду! По какому-то там культурному обмену. Он тогда имел большие способности в народных танцах и подавал большие надежды. Этот культурный обмен способствовал реализации давнишней мечты приятеля. Его жизненной целью было жениться на иностранке и свалить из нашей родной социалистической державы. И надо сказать, это ему, в конце концов, удалось. Тогда, перед отъездом навсегда, он мне рассказал, что его будущая жена завела с ним разговор о жизни в нашей стране. Приятель и ляпнул, что все у нас неплохо, но вот в нашем городе нет сливочного масла.
- Это прекрасно! – обрадовалась канадка.
- Чего же здесь прекрасного? – удивился приятель.
- Все бизнесмены из соседних городов привезут масло в ваш город и тот, кто будет первым, получит самый большой куш. Почему ты не сообщил своим друзьям в других городах о проблеме с маслом? Тебя бы взяли в дело, и ты бы разбогател.
Приятель поведал наивной канадке, что в других городах масла тоже нет. Этого она никак не могла понять. А известие о том, что бизнесменов у нас нет, а есть спекулянты, привело ее хорошенькую канадскую головку в полное помутнение.
Приятель тогда сообщил иностранке не совсем полную информацию. Город, в котором можно было купить масло и не только масло, в нашей стране был. Правда город этот был один и назывался Москва. Туда съезжались за едой огромные толпы провинциалов, чем очень раздражали столичных жителей. Москвичей вообще всегда что-нибудь раздражало. Тогда голодающие приезжие и лимита, сейчас кавказцы.
Я тогда еще не был женат и жил с родителями, был молод и в магазины заглядывал не часто. Откуда еда появлялась в холодильнике, меня не сильно интересовало. Короче говоря, меня студента пятого курса политехнического института больше интересовали портвейн или жевательная резинка, чем колбаса. Поэтому, когда матушка решила меня отправить в Москву за продуктами, я удивился, почему так далеко? Но матушка объяснила, что с их завода в Москву несколько раз в месяц ездит автобус за полиэтиленовыми канистрами. Именно благодаря водителю этого автобуса я до сих пор не умер от голода. В предстоящую поездку водитель милостиво, всего за пол литра спирта, согласился взять меня с собой, чтобы я затарился в столице по полной программе. Я тогда делал диплом, и времени у меня было достаточно, поэтому причину отказаться от поездки мне найти не удалось. Я согласился.
__________________
В восемь утра теплым апрельским утром я с объёмистой спортивной сумкой подошёл к воротам городского автохозяйства и стал дожидаться автобуса с бортовым номером сто тринадцать. Был понедельник, поэтому не стоило удивляться, что мужчины с хмурыми лицами заходили в проходную автохозяйства. Водителя сто тринадцатого я немного знал, так как он иногда заходил к нам домой, когда по просьбе матушки привозил из Москвы продукты. Это был плотный крепыш лет пятидесяти, с крупным носом, самый центр которого украшала волосатая бородавка. Хотя к этому возрасту у мужчин уже полно седых волос, у него их не было. Он был рыжий. Причем волосы у него были не отдающие ржавчиной, как у большинства представителей этой масти, а огненно рыжие. Звали его Михалыч, и весь он был подвижный, говорливый и до краев наполненный разными шоферскими байками.
Автобус с бортовым номером сто тринадцать выехал из проходной только к обеду, когда я уже устал ждать и начал всерьёз волноваться. Раньше я не видел машины, на которой ездил Михалыч. Конечно, я предполагал, что пустые пятилитровые пластмассовые канистры возят не на «Икарусе», но вид сто тринадцатого поверг меня в уныние. Этот львовский автобус, видимо, изготовили еще до моего рождения, и он успел сменить не одну сотню водителей, каждый из которых оставил на нем какой-нибудь свой отпечаток. Словом, это была самая настоящая рухлядь, которая могла украсить собой свалку металлолома. То, что сто тринадцатый еще и передвигается без посторонней помощи, вызывало удивление и заставляло гордиться этим детищем отечественного Автопрома..
- Здорово, попутчик! – приветствовал меня Михалыч, выпрыгнув из кабины.
- Привет, - ответил я и, ударив ладонью по капоту сто тринадцатого, спросил:
- А до Москвы он доедет?
- Не сомневайся, ещё, как доедет. Машинка – класс! Крейсерская скорость – пятьдесят километров в час. Расход бензина не установлен, но лучше прицепить сзади цистерну. Прост в управлении, легок на подъём, маневрен в руках опытного водителя, - расписывал достоинства своей машины Михалыч.
- А вот и напарник, - показал Михалыч на выруливавший из проходной автобус с бортовым номером сто четырнадцать.
Сто четырнадцатый произвел на меня еще более сильное впечатление. Автобусу Михалыча он вполне годился даже не в старшие братья, а в папаши. В нем уже с трудом угадывалось произведение львовского автозавода. Скорее всего, сто четырнадцатый был одним из первенцев львовских умельцев. Из кабины выскочил шустрый кудрявый паренек моих лет:
- Эдик, - протянул он мне руку.
Я тоже представился.
- Значит, с нами в Москву, за жратвой? - начал разговор Эдик, - тебе повезло. Михалыч в Москве все магазины знает, так что пустыми не приедем.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что завод заказал на этот раз канистр в два раза больше обычного, и поэтому с нами едет ещё один автобус, срочно отремонтированный.
- Таким образом, - подвел итог Михалыч, - у нас получается колонна, а это ко многому обязывает. Колонна – это вам не лихач-одиночка, тут на первый план выходят порядок и дисциплина. Никто никого не обгоняет, никуда никто не сворачивает, зеленые стоянки только по команде. Эдька, доверяю тебе ехать первым, так как у тебя крейсерская скорость поменьше моей будет. Да и сопляк ты ещё, чтобы замыкать колонну, потеряешься ещё.
Эдик не успел возмутиться, как Михалыч скомандовал:
- По машинам!
Ехали мы очень медленно, так как Эдькин автобус, действительно, уступал в ходовых качествах сто тринадцатому, причем «уступал» - мягко сказано. Я сидел рядом с Михалычем на прикрученном к полу автобуса стуле, где обычно сидят экскурсоводы. Видимо, этот драндулет когда-то использовался для экскурсий. Часа через два пути я уже начал зевать, но тут Михалыч, который говорил без умолку, набросился на меня:
- Ты не спи, а то и я усну. Ты слушай, не могу же я рассказывать сам себе. Вопросы задавай, подробности выпытывай. А то я вчера футбол до поздна смотрел, не выспался.
Я взбодрился и опять принялся слушать. За время езды до столицы я узнал от Михалыча полно всякой всячины, вплоть до того, в каких тапочках хоронили его бабушку, когда ему было пятнадцать лет. Не скажу, что это было мне очень интересно, но, помня наказ Михалыча, прерываться ему, я не давал. Более внимательного слушателя, чем я, он, наверное, ещё не возил. Словом, добрались мы до Москвы без приключений, без единой поломки. Дорога очень утомила, и мы, глубокой ночью въехав в Москву, остановились ночевать возле немецкого кладбища. Не знаю, почему было избрано столь странное место для ночлега, но Михалыч объяснил, что они всегда тут ночуют, рядом с покойниками. Тут, мол, и площадка предусмотрена и не потревожит никто.
__________________
Утром я проснулся, когда было уже светло. Михалыч и Эдька ещё спали, развалившись на сидениях. Я вышел из автобуса и пошёл купить что-нибудь к завтраку. Очень скоро мне попался молочный магазин, который поразил меня своим молочным изобилием при полном отсутствии очереди. Если в нашем городе вся молочная продукция состояла из молока, кефира и сметаны, которых иногда дополнял творог, и за желание их отведать, нужно было расплачиваться двухчасовым стоянием в очереди, то здесь чего только не было! Повинуясь грешным позывам своего желудка, я накупил целую сумку варенцов, ряженок, сырков, что еле донес ее до автобуса. Завтрак прошел весело, причем я так наелся, что мне снова захотелось прилечь. Вместо этого Михалыч предложил мне сходить на кладбище.
- Зачем? – не понял я.
- Там есть отличные туалеты, а то ведь в городе негде будет, если припрет, - пояснил опытный Эдик, - мы с Михалычем уже сходили.
Но я легкомысленно отнесся к его советам и только махнул рукой:
- Ничего, желудок у меня крепкий. А завтрак только к вечеру переварится.
Через полчаса мы были готовы отправиться в путь. Грузиться канистрами нужно было только завтра, и поэтому сегодняшний день посвящался целиком закупке продуктов. Все пересели в сто тринадцатый, а Эдькин автобус закрыли и оставили возле кладбища. Михалыч достал свою записную книжку, куда записывал заказы голодных жителей нашего города, и что-то прикинув про себя, сообщил:
- Начинаем с копченой колбасы. Знаю я тут один универсамчик, там всегда есть. Едем!
Не успели мы отъехать и пары кварталов от места ночевки, как в моем желудке начались бурные процессы. Видимо, жирность московских молочных разносолов в точности соответствовала указанной на этикетках, а от такого изобилия процентов жирности мой желудок уже отвык. Более того, он требовал освободить его от этих излишеств, причем немедленно. Я, что есть силы, вжимался в сиденье, на моем лбу выступил холодный пот. Я с ужасом представил себе всю бедственность своего положения.
- Ведь только недавно мне предлагали сходить на кладбище, - вспоминал я про себя Эдькины советы, - что мне теперь делать? Просить вернуться? Сказать, что я передумал? И это в период начавшейся охоты за копченой колбасой?
На мое счастье автобус скоро остановился возле большого универсама.
- Будем стоять за колбасой, - сказал Михалыч, - я очередь займу, а вы автобус закройте и подтягивайтесь. Да не тяните, тут очереди не то, что у нас, тут они чисто символические.
Но меня копчености интересовали в последнюю очередь. Я бросился во двор магазина. Там я быстро убедился, что Москва, действительно, большой город и народа в нем полным полно. Во дворе укрыться было негде. Кто-то гулял с собакой, почти на всех лавочках большого двора, не смотря на ранний час, сидели люди. Даже в сарае посреди двора, куда я надеждой, было, направился, какой-то старичок строгал доски.
- Вот, влип! – с отчаянием подумал я, - это же надо так опозориться. Без пяти минут инженер, посередь Москвы….
Я только представил себе на миг, что будет, если я через две минуты не найду укромное место. Кошмар! Что же делать? Пойти позвонить в любую квартиру и изложить свою просьбу? Я знал, что на такую наглость я не способен. Расположиться в подъезде? Запросто в милицию заберут со всеми вытекающими последствиями в виде исключения из института и комсомола. Из комсомола-то не жалко. Но эти два исключения применялись к проштрафившимся студентам только в совокупности.
Тут мое внимание привлекли грузчики, разгружавшие огромную фуру во дворе универсама. Мысль человека с почти высшим образованием сработала мгновенно:
- Раз в универсаме работает такое большое количество народа, значит, для них должен быть предусмотрен и предмет моих мечтаний. И даже не один. Не будут же они и в столь деликатном деле создавать очередь? Я кинулся к фуре и обратился к какому-то мужику в фуфайке:
- Извините, но вы не