Наваждение

Он проснулся в каком-то сарае. Пахло навозом и прелой соломой. Сквозь дощатые стены задувал резкий и холодный соленый морской ветер. Глаза долго привыкали к сумраку сарая, прежде чем он смог различать детали. Сыромятные вожжи на стене, колченогая лавка,
под ней старое обшарпанное седло, какие-то бочки, из которых пахло перекисшей капустой.
- Где это я? - испуганно пришла в голову первая осознанная мысль.
Он пошарил руками по телу и удивился еще больше, вместо привычных джинсов, ощущались какие-то брюки военного покроя, похоже, галифе. Обуви не было. Возле себя нащупал фуражку со сломанным козырьком. Поднес ее глазам и сумел разглядеть кокарду, она была совсем даже не современной.
- Да что же это со мной? Где я? - Он поднялся на ноги и осторожно ступая, подошел к двери, морщась от колючей соломы и холодной земли. Поглядел в щель, в надежде увидеть знакомые ночные огни большого города, но вместо них увидел метрах в пятидесяти две грязных мазанки с соломенными крышами. У одной в окне горела керосиновая лампа и стоял часовой опираясь на винтовку со штыком, он дремал.
Попробовал открыть дверь, но она была заперта снаружи, и тут же раздался окрик:
- Ну-ка ваше благородь не балуй! А то пальну скрозь дверь и вся недолга! Скажу командиру, убечь пытался!
Он отпрянул от двери, уселся на бочку и попытался успокоиться.
- Буду рассуждать по порядку. Так я, Алексей Венедиктович Игнатьев, 1989 года рождения, студент-историк...
Мучительно захотелось курить, в кармане он нашарил кисет и обрывок какой-то газеты. С трудом разобрал название "Крымский вестник" от 10 октября 1919 года. И все логические построения, оказались снова скомканы этим открытием.
- Ничего не понимаю, может это мне снится - тогда он ущипнул себя за ухо, на совесть, аж в глазах потемнело. Свернув себе самокрутку, Алексей снова пошарил по карманам и нашел, что искал коробку с тремя спичками. Он закурил и закашлялся, табачок был, что надо, крепкий и душистый. Медленно и осторожно втягивая сизый дым, Алесей начал успокаиваться.
Стало немного светлее, видимо близился рассвет. Игнатьев стал рассматривать свой френч, из хорошего английского сукна, с погонами поручика врангелевской армии.
- Так как же я все-таки здесь оказался?
Он посмотрел в нагрудном кармане в надежде найти какие-нибудь документы, но кроме какого-то письма ничего не нашел. Если встать у двери, то вполне можно прочитать, так Алексей и поступил, чтобы иметь, хоть какую-то пищу для размышлений. Вглядываясь в написанные крупным, но изящным женским почерком он прочел:
« Здравствуй милый мой, Алешенька! Вот уже три месяца, как от тебя нет вестей, где ты? У нас все хорошо, живем на квартире Ухтомских. Дом наш большевики забрали под штаб красной армии. Так что мы с твоими родителями теперь квартиранты. Разрешили забрать только самые необходимые вещи...»
- Интересно получается — подумал Алексей -  и он Алексей и я. Это просто совпадение или не просто? И он стал читать дальше…
«Недавно отец твой, Тимофей Осипович, попал под дождь и сильно простудился, но сейчас ему уже лучше и он даже пытается шутить. Мы с твоей мамой ходим на рынок, чтобы продать что-нибудь и достать денег на пропитание...»
- Так-так, Тимофей Осипович... Так это же... Это же прадед мой... Тогда точно все не случайно, и в этом даже есть какой-то смысл... Но вот какой?
Загремел отпираемый замок, и дверь сарая со скрипом отворилась.
- Выходь, ваше благородие! Да смотри не чуди, стреляю я знатно! Да и мужики рядом! К командиру на допрос пошли!
Алексей вышел на холодный утренний воздух, огляделся. У сарая стоял бородатый мужичок с винтовкой. В высокой шапке с красной полосой наискось, в длинной шинели, явно с чужого плеча, полы которой он постоянно поддергивал, чтобы не наступить. Из-под кустистых бровей смотрели внимательные серые глаза.
- Давай шевелись, ваше благородие! Шустрей шагай! - сказал мужичок и подтолкнул Алексея прикладом, но не со злобой, а скорее так, для порядка.
Мужичок повел Алексея к крайней  хате, где дремал часовой. Мужик ткнул часовому пальцами под ребра: - Ты, Федька, на посту, али как? - ехидно осклабился мужичок. Часовой, ражий детина с красным обветренным лицом, смешно заморгал белесыми ресницами, помотал головой стряхивая сон, и прогудел:
- Чего тебе, дядька Никита?
- Да ты все продрых, Федька, ты так и революцию нашу проспишь, командир ишо с вечера наказал, утром раненько, привесть к нему этого погонника. Иди докладай!
- А, щас я! И детина, нагнувшись, прогудел в дверь: Товарищ командир, там эта, офицера привели!
- Привели, говоришь! - раздался из хаты не громкий и какой-то усталый голос — Ну, так веди его сюда!
Федька ухватил Алексея за шиворот и с силой втолкнул в хату. За скобленым столом сидел лысоватый человек средних лет, на переносице у него виднелся след от пенсне, и он близоруко щурясь, смотрел на Алексея.
- Ну, господин поручик, здравствуйте! Меня зовут Артюхов Евсей Петрович, будем знакомы. А вас как звать величать?
Такая вежливость Алексея несколько смутила, и он растерялся и сказал:
- Игнатьев Алексей Венедиктович.
- Ай, лжете, господин поручик, в документах вы значитесь Тимофеевичем — мягко, но с угрозой в голосе, произнес лысоватый. - В каком полку изволите служить? Кто им командует?
Алексей понял, что попался, документов он не видел, а где служил и кто командует, просто не знал, и по этому, любой ответ выходил боком. Тогда он решил пробиваться на русский авось и сказал: - Извините Евсей Петрович, но меня контузило, и память начисто отшибло!
- Да, да была у вас контузия, - неожиданно легко согласился лысоватый — в вашей офицерской книжке все указано — и он улыбнулся, но почему-то от этой улыбки Алексею сделалось холодно и страшно.
- Напомните мне, где мы вас взяли? -
- А я не помню — снова на авось сказал Алексей
- Зато я помню, - ничуть не удивившись такому ответу, сказал Евсей Петрович, - Вы вели скрытное наблюдение за нашими позициями, и набросали подробный план расположения наших постов наблюдения, пулеметных гнезд и артиллерийской батареи, надо признать из вас бы вышел не плохой художник, Алексей Тимофеевич. Так что по законам военного времени, вас полагается… - снова улыбнувшись, спросил Евсей Петрович.
Алексей похолодел и выдохнул: - Расстрелять!
- Совершенно верно, Алексей Тимофеевич, прощайте, рад был познакомиться — с той же ровной интонацией произнес Евсей Петрович и склонился над картой, лежащей на столе.
      И тут рвануло, сначала на окраине села, а потом взрывы стали приближаться к центру.
- Вот черт,  значит, вы были не один, ах, Алексей Тимофеевич! -  и лысоватый поднял наган. Вороненый ствол смотрел на свою жертву и готовился выплюнуть смертоносный свинец. Тут снаряд рванул прямо у мазанки и стену, у которой стоял стол Евсея Петровича, разнесло вместе со столом и его хозяином. Алексея отбросило взрывной волной и крепко приложило затылком о косяк. Сознание померкло....
  Он пришел в себя, от того что затекли руки. Попробовал ими пошевелить и понял, что они связаны. Затылок ломило от боли, и он был липким от крови. Он открыл глаза и понял, что на улице снова ночь, а он опять в том же самом сарае. Но какие-то изменения все-таки были. Щипало разодранную щеку. Алексей был так же бос, но почему-то на этот раз на нем были плисовые штаны и холщовая рубаха с оторванным правым рукавом.
- Ничего не понимаю — подумал Алексей — ну, передумали расстреливать, ладно, а переодели-то зачем? Он вздохнул и попытался встать на ноги, это оказалось не легким делом. Все тело ломило от боли, да и связанные руки не прибавляли ловкости. Он шумно ворочался на прелой соломе, пытаясь подняться. В дверь ударили прикладом, и раздался громкий окрик:
- Эй, краснопузый, ты чего там возишься? Ну-ка утихни!
Алексей опешил: «Как так краснопузый? Он же вроде офицером был... А еще когда-то он был студентом-историком, но сейчас казалось, что это все ему приснилось: и ночной город залитый огнями и потоки машин несущихся по шоссе...» Наконец он поднялся и подкрался к двери, осторожно посмотрел в щель...
Те же мазанки, у одной часовой, стоящий по стойке смирно. Остальной пейзаж закрывала спина охранника.
– Ну, наваждение какое-то... Так кто же я на самом-то деле? Красный или белый? Или студент недоучка?.. Так размышляя, Алексей присел на солому и незаметно для себя задремал... Разбудил его толчок прикладом в плечо.  От неожиданности Алексей упал.
- Вставай краснопузый! На допрос пойдем!
Алексей повернул голову и увидел своего конвоира. Тот был худощавый и жилистый с большими длинными руками и злыми навыкате глазами. Он ухватил Алексея за плечо и легко поставил его на ноги.
- Вперед пошел! - снова удар прикладом и Алексей, с трудом переставляя босые ноги, медленно пошел вперед. Саднили связанные руки, нестерпимо болел затылок, но мысли текли четко.
-  Интересно сейчас какой год? - почему-то подумал Алексей...
Его опять втолкнули в ту же мазанку, только за давешним столом, но накрытом белой скатертью, сидел маленький толстенький полковник с пышными усами и бородкой клинышком. Он быстро что-то писал, потом поднял голову и оценивающе посмотрел на Алексея.
-  Ну, что красная сволочь, будешь говорить? - вставая из-за стола, спросил полковник. Ни тембр его голоса, ни манера его поведения никак не вязались с его благообразной внешностью.  Все движения его были резкие,  а голос  по-женски высокий и противный.
- Сколько вас было? Где стоит ваш отряд? Сколько пулеметов? - сыпал вопросами полковник. Алексей молчал. Он не геройствовал, он просто ничего не знал и не понимал. А полковник продолжал допрос:
 Как тебя зовут?
 Игнатьев Алексей -
 Ефим Игнатьев тебе родственник?
Алексей подумал: - Да что же это такое-то! Сплошные Игнатьевы и судя по- всему тоже родственник, о котором он даже не слышал. Тогда Алексей решил, что двум смертям не бывать, и ляпнул: - Да родственник!
Полковник даже подпрыгнул от возбуждения: - Где скрывается его отряд? Говори! -
Алексей молчал, он понял, что опять попал впросак: лучше бы молчал.
А маленький полковник продолжал допрос, размахивая у него перед лицом, короткими
руками с толстыми, как сардельки пальцами:  
-  Сколько вас было в разведке? Где остальные? Ты у меня все расскажешь! Ну!
-  Не знаю, ничего не знаю... — устало ответил Алексей.
- Ах, ты не знаешь?! - и полковник неожиданно сильно ударил под дых. Дыхание перехватило, и Алексей повалился на пол, хватая воздух пересохшим ртом.
- Шумилов! - позвал конвоира полковник
-  Здесь я ваше благородие! В дом вошел давешний конвоир.
- Всыпь ему двадцать горячих, для освежения памяти! А потом обратно ко мне!
- Слушаюсь, ваше благородие! -
        Он выволок Алексея на  улицу, привязал руки к коновязи и содрал на спине рубаху. Свистнул хлыст и ожег спину, рассекая кожу. Алексей застонал сквозь зубы. Потому что ему казалось, что если он сейчас закричит, боль просто разорвет его тело. А в голове билась мысль: - Мне это снится! Мне это снится!..
На двадцатом ударе он выключился и уже не видел, как суетился вокруг него Шумилов, пытаясь привести в чувство...
Проснулся он пения птиц, но глаза не открывал, боясь новых сюрпризов. Алексей мысленно сканировал свое тело: руки свободны, ноги, опять-таки босые. Он втянул ноздрями