Поручик Воротынцев чистил сапоги, ибо окопная жизнь никак не способствовала их образцовому виду. А полковник Алтуфьев просто органически не переносил неряшливого вида своих офицеров. Он начинал ругаться с пол-оборота и пенсне на его крупном красном носу, казалось раскаленным. Алтуфьев кричал, брызгая слюной: «Вы кто, офицеры, или мужичье сиволапое? Солдаты чище вас ходят!» Единственный на кого он никогда не повышал голос и всегда всем ставил в пример, был подпоручик Слизнёв. Высокий худосочный брюнет с напомаженными щегольскими усиками, который не отходил от штаба дальше ста шагов. А в окопах, как подозревал Воротынцев, и вовсе никогда не бывал. Да и погода не очень располагала к прогулкам, шел мелкий, и какой-то липкий дождь и на позициях шагу нельзя было ступить, чтобы не попасть в грязную мутную лужу.
Вротынцев вздохнул, накинул прорезиненный плащ и вышел их сырого, но теплого блиндажа в противный мелкий дождь. Завтра предстояло наступление, и полковник собирал офицеров уточнить кое-какие детали. Поручик прыгал по не струганным доскам мостков, перекинутых через особо крупные и глубокие лужи, стараясь как можно меньше запачкать сапоги. Противник эту неделю вел себя на удивление тихо, постреливал, конечно, но больше для порядку, чем с какой-то целью.
Возле штаба Воротынцев вынул из кармана часы: он опаздывал ровно на две минуты. «Вот, черт! – подумал он – Опять сейчас выволочку получу!»
Поручик стремительно вошел в штабную палатку: «Разрешите, господин полковник?»
-Входите, поручик! Времени у нас мало, так что взыскание получите после боя!
-Ладно, хоть так! – подумал Воротынцев. Он облегченно вздохнул, и занял свое место рядом с ротмистром Туровым. Полковник говорил кратко, и четко ставил задачи подразделениям.
- Так, поручик, у вашей роты особая задача. Вы прямо с утра, до основного наступления должны будете отвлечь внимание противника штурмом вот этой высоты. Немцы там хорошо закрепились, так, что штурмовать без дураков, чтобы кайзеровские вояки поверили, что наступать мы будем именно там… Задача ясна, поручик?
-Так точно, господин полковник! – гаркнул Воротынцев, лихо, щелкнув каблуками.
-Если выполнишь задачу, сынок, - вдруг неожиданно тепло и прямо-таки по-отечески сказал полковник – Взыскание сниму и к Георгию представлю! Готовь роту и часиков в пять утра, пока немцы еще толком не проснулись, начинайте фейерверк! Все, свободен.
Воротынцев вышел из палатки и достал портсигар, вынул папиросу и, укрываясь от ветра плащом, прикурил. Прислонившись к толстой старой липе, он курил, глядя в серое осеннее небо. Из палатки выглянул Слизнёв, посмотрел на Воротынцева и гаденько ухмыльнулся. Поручику это явление очень не понравилось, он досадливо сплюнул: «Сейчас, полковнику доложит, что я еще здесь» и зашагал на позиции…
В окопе Воротынцев построил роту.
– Ну, что братцы, задача у нас стоит не легкая, но я думаю выполнимая. Утром штурмуем вон ту высоту. Вопросы?
- Ваше скобродь, так там же у немцев пулеметных гнезд, тьма, – подал голос щуплый солдатик, – я туды в разведку ходил, сам видал…
-Ага, и батарея недалеко, залпом шарахнут, и нету нашей роты - поддержал его усатый здоровяк.
-Вот что братцы, соваться сходу в лоб, мы не будем… Кто туда в разведку ходил?
-Рядовой Булыга, ваше скобродь, и рядовой Круглов.
-Так Булыга с Кругловым ко мне, остальные отдыхать! Разойдись!
В блиндаже Воротынцев разложил на столе карту и спросил Булыгу: «Где пулеметы можете показать?» - Булыга покачал головой, а Круглов несколько раз ткнул толстым пальцем в карту:
-Тута, ваше бродь!
-Так, понятно! – Воротынцев почесал затылок – Подобраться к ним по-тихому можно?
-Ну, эта, ежели, через балку, то, пожалуй, что и можно… – пожевав губами, сказал щуплый Булыга.
- Вот и славно! Сейчас марш отдыхать, потом позову!
Солдаты ушли, а поручик прилег на топчан и вытянул ноги. Достал часы, было уже за полночь. «Ну, часок и мне вздремнуть можно» и он закрыл глаза.
Ему снилось, что он ранен, но не тяжело, а ухаживает за ним сестра милосердия, миловидная девушка с необыкновенной улыбкой. И от этой теплой и открытой улыбки, у него во сне прекращался звон в ушах, и хотелось подхватить девушку на руки, и кружить с ней по палате лазарета, в немыслимом и полном любви и страсти танце, невзирая на все запреты сердитого доктора. Даже во сне Воротынцев почувствовал, что краснеет…
Проснулся ровно через час, плеснул на лицо холодной воды из ведра вышел на улицу. Дождь стих и заметно посвежело. На небе в рваных проемах туч недобро сверкали звезды. Воротынцев окликнул часового у блиндажа: «Поднимай роту!»
Булыга и Круглов ушли вперед снимать пулеметные гнезда, а следом выдвинулась и рота. Воротынцев шел в арьергарде и ставил прапорщику Амирову задачу на экстренный случай. К четырем часам утра рота была готова к штурму высоты, ждали только сигнала от Булыги. В четыре пятнадцать раздался двойной крик совы, что означало, что пулеметы сняты. И рота поднялась в атаку. Но сплоховали, Булыга с Кругловым: кто-то из пулеметчиков выжил, и открыл огонь, выкашивая беззащитную, бегущую к высотке роту. Круглов метнулся к пулеметчику, но было уже поздно, немцы проснулись, и эффекта неожиданности не вышло. Немецкая минометная батарея на соседней высоте начала обстреливать подступы к своим позициям. Рядом с Воротынцевым ухнула мина, взрывной волной его оглушило и бросило в черное зеркало лужи. Он потерял сознание…
Очнулся Воротынцев от того, что его кто-то лупил по щекам. В уши как сквозь вату пробивался настойчивый женский голос: «Вы живы? Что с Вами? Да, очнитесь же Вы, наконец!» Тогда поручик открыл глаза, над ним склонилась молодая женщина в кокетливой шляпке, из-под которой выбивались непослушные локоны светлых волос. «Откуда здесь женщина?» – подумал Воротынцев. Поручик взглянул ей в лицо и обомлел, это была та самая сестра милосердия из его сна перед боем. Он приподнялся на локте и попытался заглянуть за даму. Дамочка увидев, что распластанный в луже человек пытается встать, помогла ему подняться.
«Ну и видок, должно быть у меня, – снова подумалось Воротынцеву, - хорошо полковник не видит!»
Вспомнив о полковнике, поручик, начал оглядываться по сторонам: местность было вроде бы та же. Вон и высота и возле нее копошились солдаты. А вот появление дамы оставалось неразрешимой загадкой. Он собрался было подойти к солдатам и все выяснить, но дама решительно удержала его за локоть: «Извините, но туда пока нельзя! – сказала она решительно, взяла его под руку и повела к ближайшей скамейке. – Присядьте – попросила дама - и скажите, наконец, кто Вы?»
Воротынцев попытался вскочить и представиться, но перед глазами плавали цветные круги, а в ушах стоял звон, такой, что он не слышал сам себя: - Поручик Воротынцев, Павел Сергеевич, командир роты 315 полка!
- Браво, поручик! – засмеялась дама – А я Мария Викторовна! Можно просто, Маша!
Тут прямо за кустами кто-то закричал: - Сцена 10, кадр 15, дубль третий! Мотор!
У высотки загремели взрывы, послышались крики: «Рота в атаку! Ура!»
Поручик опешил, там война, а он сидит и болтает с симпатичной молодой особой, которая даже ухом не ведет, совершенно не обращая внимания ни на взрывы, ни на стоны, раненных. Воротынцев попытался было вскочить и броситься в бой, но его удержала Мария Викторовна: - Поручик, успокойтесь, это просто кино!
- Кино? – недоуменно переспросил Воротынцев – Какое, кино?
- Ах, Павел Сергеевич, про войну естественно – засмеялась девушка
- Какую войну? –
- Про первую мировую…
- А она что, разве уже закончилась? – в голове у поручика стоял плотный туман, и мозг, напрочь отказывался воспринимать, происходящее вокруг, Воротынцев отчаянно потряс головой, в надежде заставить мысли шевелиться, но безуспешно. Мысли, словно прилипли одна к другой, и существовать по отдельности никак не хотели.
Мария хохотала до слез: «Конечно же, закончилась, Павел Сергеевич, и первая, и даже вторая…Вы, что с луны свалились, или из роли выйти не можете?
Тут поручику стало совсем плохо, перед глазами снова поплыли цветные пятна, а в голове зашумело. Он спросил: - А какое сегодня число? –
- 25 октября – ответила Мария
- А год какой?
-2012 - и поручик, поняв, что он сошел с ума, снова потерял сознание.… Когда он открыл глаза, то увидел вокруг себя целую кучу народу: немецких и русских солдат и офицеров, которые мирно стояли и беседовали, причем все на русском языке, а Мария, прижав к уху маленькую черную коробочку говорила: «Алло, скорая? У нас несчастный случай на съемках, видимо тяжелая контузия… Да-да… Воротынцев Павел Сергеевич…- заметив, что поручик очнулся, спросила у него: - Какой у вас год рождения?»
- 1885 – ответил Воротынцев - 2 февраля…
- 2 февраля, какого года? – переспросила Мария
- Тысяча восемьсот восемьдесят пятого…
Тут нехорошо стало уже Марии Викторовне, она стала медленно оседать на землю, но ее подхватили крепкие руки немецкого полковника и усадили на скамейку. С жутким завыванием к толпе подъехало два невиданных для поручика автомобиля. Оттуда выскочили люди с чемоданчиками и бросились к ним…
Старший скомандовал: - Носилки! – Два дюжих санитара в белых халатах положили поручика на носилки и отнесли его в автомобиль... Поручик сел на носилках, и развернулся лицом к доктору, но тут автомобиль резко дернулся, трогаясь с места, и Воротынцев упал на носилки сильно ударившись затылком о рукоятку, и сознание снова выключилось…
Сознание медленно, словно улитка возвращалась к поручику. Он вспомнил все, что было до взрыва: совещание у полковника, гаденькую улыбочку Слизнева…, но все, что с ним случилось потом, мозг совершенно отказывался воспринимать. Единственное, что он не подвергал сомнению, это была Маша. Он помнил ее так ясно и четко, словно знал ее всю свою жизнь. Павел Сергеевич открыл глаза и понял, что он в больнице, голову туго охватывала повязка. Больничная палата была небольшая, но чистая, на тумбе у окна стоял странный черный ящик со стеклянным окном и металлическими усами сверху. Для чего сие устройство предназначалось, поручик не мог даже предположить. Тогда он встал и подошел к окну. Окно было забрано решеткой. «Вот это, номер!» - удивился Воротынцев – «Неужели я в тюремной больнице?!»
На соседней койке кто-то зашевелился. Поручик оглянулся и увидел мужчину лет 50 совершенно лысого, но с узенькой полоской усов над верхней губой. Тело его было синим от татуировок и надписей. Но усики придавали лицу некоторую интеллигентность, а в глазах, светился недюжинный ум.
- Ааа, очнулся, болезный! Что же с тобой приключилось, родимый?-
Голос у мужчины был густой, чуть с хрипотцой и обволакивал собеседника, как паутина.
-Доброе утро! Простите, не знаю, как вас звать величать? - осторожно откликнулся поручик.
-А зови меня, Иваном Петровичем – в тон ему ответил мужчина.
-Вы тоже из кино? Офицер?- спросил Павел Сергеевич
-Офицер? – Иван Петрович расхохотался – Да, боже сохрани! Ну, ты действительно артист, ну насмешил старика!
- Воротынцев, Павел Сергеевич, командир роты 315 полка – представился поручик.
Мужчина изучающе посмотрел, ухмыльнулся и произнес:
-Давай-ка, паря, мы с тобой новости поглядим, может там нам, и расскажут, кто ты есть на
