Февраль. Второе число. 1979 год. Мы с сестрой стоим на пороге кабинета директора детского дома. Уютное, красивое помещение - ничем не похожее на наш дом. За столом улыбчивая, совсем нестрашная женщина. Я думаю, что с этой тетей придется теперь жить, и немного успокаиваюсь.
Взрослые разговаривают, обсуждают какие – то вопросы и ведут нас в отряд. Вернее только меня - Таня вдруг куда-то пропала, и я испуганно озираюсь - как бы самой не потеряться. Длинный коридор с чередой комнат, огромные дорожки по всей его длине. Скоро мои руки научатся их подметать, хлопать, стирать, но я об этом еще не знаю.
Из бесконечного ряда дверей выглядывают дети - разного возраста и пола. Мне очень не хочется с ними знакомиться, поэтому я стараюсь не смотреть в сторону воспитанников, но один мальчик все-таки приковывает мой взгляд. Он идет навстречу, немного пошатываясь и кажется великаном( для семилетней пигалицы весь мир огромен). Я решаю, что из-за высокого роста парня плохо держат ноги и того и гляди подломятся. Потом я привыкну к его, в общем-то, обычной походке, а в тот момент прижимаюсь к стене, чтобы в случае чего не пострадать. Великан благополучно проходит мимо. Слава Богу, можно дышать дальше. Примерно полгода я буду сторониться добродушного Игоря.
По пути в комнату, в которой предстоит жить, выясняется, что принимает нас заместитель, а директор будет через неделю. Видимо судьба как могла, смягчала происходившее, но меня волнует не это: я не могу справиться с нарастающим желанием убежать и чувством, какого – то животного страха. Хочу уцепиться за руку тети и не смею. В таком состоянии вхожу в спальню.
Там оглушающе весело. Навстречу летит вертящийся клубок, и с визгом рассыпается при нашем появлении. В комнате стоит штук десять кроватей; среди них теперь будет и моя. Где же сестра? Я привыкла присматривать за Таней и чувствую острую необходимость ее присутствия. Кто-то объясняет, что теперь мы будем жить отдельно. Час от часу не легче! Мне здесь окончательно не нравится - я хочу домой!!! Но путь к отступлению отрезан: кровать показана, а вещи поставлены. Через пару минут они станут общими.
Родственники прощаются и уходят. Я сажусь на краешек матраса и не знаю, что делать дальше. Эта проблема быстро решится: в течение десяти лет мне будут говорить, что делать и как жить. Мое мнение исчезнет на долгие годы.
В комнату все время кто-то заглядывает: как – же - событие – новенькую привезли! Я понимаю, что теперь постоянно буду на виду, и газетный домик остался в прошлом.
Часто бывших воспитанников осуждают за то, что они рассказывают о жизни в детском доме только плохое, как будто ничего другого не происходило. Случалось, конечно и хорошее, но каким бы замечательным не был детдом –он все равно оставался детдомом.
Детский дом, в который были привезены мы с сестрой, видимо являлся образцом для других подобных заведений. Тетя постаралась подыскать лучший. Все было построено на трудовом воспитании и давало, несомненно, положительный эффект: дети сами убирали помещения, накрывали в столовой, мыли посуду, доили коров, растили овец, свиней, телят, кроликов, куриц и прочих домашних животных. Один огород чего стоил. На каждое время года находилась своя сезонная работа; иногда она успешно отнимала у нас каникулы, особенно незабываемы были весенние и летние.
Ежедневные трудовые задания сделали из меня трудоголика; теперь это очень помогает выживать в наше капиталистическое время, а тогда я проклинала осеннюю копку картошки, которой мы посвящали весь сентябрь с утра и до вечера независимо от погоды. Не исключением стал и мой день рождения. Меня угораздило родиться в сентябре, и поэтому проводила я его из года в год, в известной позе из анекдота про дачников. Правда один раз лил сильный дождь и вместо поля мы пошли в школу, можно считать это приятным воспоминанием.
А самый лучший день рождения выпал на воскресенье. Нас оказалось трое появившихся на свет 8 числа. За ужином перед счастливой троицей поставили целый праздничный арбуз. Это означало пир, но почему то угощение никак не елось. Думаю, из- за того, что примерно двести глаз контролировали каждое наше движение. Остальным досталась только положенная порция.
Позже я поняла, за что перестала любить зиму. За 23 февраля. И кто только придумал эту Зарницу, когда старшие скидывают малышню со снежной горы с таким яростным чувством, как будто мы действительно враги и сейчас отнимем у них самое дорогое – знамя!
Ее конечно можно было пережить. Слететь разок с крутого склона; нахлебаться снега в валенки, за шиворот, в нос, рот и уши и с видом побежденного и чувством выполненного долга закончить классовую борьбу, а вот смотр строя и песни досаждал основательно. Для того, чтобы победить в нем и затем достойно выступить в клубе перед односельчанами, нас в наше такое короткое личное время гоняли строем по коридору и учили делать повороты на ходу и не только, с песней и без. Вариаций было много и весь февраль от ужина и до отбоя мы маршировали, пели, кричали троекратное УРА, чеканили шаг и учились делать пилотки. Приобретенному в этих учениях мастерству могут позавидовать передовые батальоны Российской армии. Теперь жду, когда же все это пригодится мне в жизни.
Что ж, на дворе стоял февраль, и первый шок был испытан как раз от импровизированных занятий на плацу. Я хоть и слыла ребенком сообразительным, но с ходу освоить военное мастерство не получилось, из-за чего на меня тут же повысили голос.
Надо сказать, что дома нас с сестрой ругали редко, без ора и по делу. Родители к тому времени разучились жить по-человечески и не особо интересовались детскими шалостями, а бабушка считала любую ругань грехом, поэтому все сводила к поучительным разговорам, которых мне вполне хватало - я была адекватным ребенком. И вдруг на меня заорали за то, что я при всем старании, ну никак не могла сделать.
Это был круговой разворот на ходу. Я замыкала колонну и не успевала поворачиваться одновременно со всеми, потому что внезапно оказывалась в ее начале, отчего сразу впадала в ступор. Из-за меня страдал весь отряд. Нас гоняли по коридору туда – обратно, склоняя при этом мою несчастную фамилию, а я сбивалась все больше и больше. Кошмар!!
Нет. Выяснилось, что это еще не кошмар. Он начался, после того, как отряд отпустили.
Иван – болван. Звучащее раньше прозвище носило всего лишь характер словесной игры с фамилией –обязательное условие для новичков. Получалось, что теперь кличка обрела смысл. Первый комплекс я заработала. Счет открыт.
