- Почему ты говоришь, что это твоя первая любовь? Она была первой девочкой, в которую ты влюбился, или первой женщиной, с которой переспал?
- Ни то, ни другое. Влюблялся я всю сознательную жизнь. Первый раз это случилось, когда мне было четыре года. Я сидел в комнате на полу около печки и, кажется, собирался погрызть у нее угол. Не знаю, почему, но это занятие мне очень нравилось. Все кирпичи на углах уже были обгрызены, закруглились, и грызть дальше было непросто. Приходилось очень неудобно выворачивать шею. Дело усложнялось тем, что одновременно я наблюдал за входной дверью – взрослые моего пристрастия не одобряли и безуспешно пытались с ним бороться. Запрет грызть кирпичи был категоричным, а наказание могло быть строгим.
Дверь внезапно распахнулась, и произошло чудо: в комнату влетела, не вошла, именно влетела, впорхнула девушка необыкновенной красоты в коротком легком платьице. Волны счастья исходили от нее и заполняли окружающее пространство, как аромат дорогих духов. Захваченный этими волнами, я вдруг почувствовал, что люблю ее больше всех на свете.
Про свою любовь я никому не сказал, да и не видел ее потом тоже никогда. Только маленькая фотокарточка, три на четыре, воткнутая кем-то из взрослых в раму зеркала, не давала растаять моим воспоминаниям. От мамы я узнал что девушку зовут Валя, она наша дальняя родственница, только что вышла замуж и забежала об этом рассказать. Три года я мечтал стать на двадцать лет старше и жениться на Вале. Потом пошел в первый класс и увидел второклассницу Альку Сёмину. Никогда не думал, что кто-то может вытеснить воздушный и светлый образ Вали из моего сердца, но это случилось. С Алькой всё было гораздо сложнее – я видел ее каждый день и надо было проявлять внимательность и осторожность, чтобы случайно не столкнуться с ней лицом к лицу, и тогда она точно заметила бы, как я ее люблю. По странной случайности именно она пристегнула мне звездочку во время приема в «октябряты». Этот момент, я думал, не переживу. Но время лечит душевные раны, и года через три мне уже не надо было переходить на другую сторону улицы, если она шла навстречу. Достаточно было твердо стиснуть зубы и равнодушно пройти мимо.
В шестом классе я влюбился в Таньку Сидорову из параллельного класса -симпатичную девочку с рано развившимися формами. Она же стала объектом моих первых эротических мечтаний. В восьмом классе я стал ходить на школьные вечера и танцевал там с девочками медленные танцы. Таньку не пригласил ни разу – не набрался смелости. В девятом классе смелости у меня было уже сколько хочешь, но Танька после восьмого ушла в какой-то техникум и на школьные вечера ходить перестала.
Кроме этих трех крупных увлечений было еще с десяток мелких, продолжительностью от одного дня до двух-трех месяцев. Я влюблялся, начинал девочку стесняться, но через какое-то время всё проходило, и уже другая вызывала смятение в моей душе. Кстати, для себя я никогда не использовал выражение «я влюбился». Оно казалось мне пустым, легковесным, не отражающим подлинного состояния моих чувств. Вместо этого у меня, так сказать, «для внутреннего потребления» звучало «я люблю». На современный слух фраза «я ее любил» звучит, как перевод с американского «я имел с ней секс». Но в те времена в Советском Союзе секса вообще не было, о чем лет пятнадцать спустя нам сказала по центральному телевидению одна энергичная дама. Да и мои душевные томления далеко не всегда совпадали с телесными желаниями.
История, которую я хочу тебе рассказать, это история первой взаимной любви. По крайней мере, мне показалось, что не только у меня сердце и душа разбились на куски, но и ОНА испытала что-то похожее. Выслушай до конца, а потом скажешь, что ты обо всем этом думаешь.
-Хорошо, начни сначала. Когда ты ее первый раз увидел?
- Сначала я услышал о ней от Витьки Чернова. Он встретил меня новостью, что приехали практикантки-медички, и добавил, что одна из них очень даже ничего. Год назад уже приезжали медички предыдущего выпуска, и мы с Витькой имели у них некоторый успех. Одну я провожал каждый вечер после кино до дома, и потом она позволяла себя поцеловать. Сердцеед Витька целовался даже с двумя. Но мы тогда учились в десятом классе, девушки были на два года нас старше и начинали присматривать себе потенциальных мужей. Так что при первой возможности подруги сменили нас на парней повзрослее. В этом же году мы заканчивали ПТУ, мужиками стали серьезными и рассчитывали на что-то большее.
На следующий день я столкнулся в дверях магазина с незнакомой девушкой в модном приталенном пальто с капюшоном. Девушка была симпатичная, и я от неожиданности смутился. Она это заметила, презрительно фыркнула и прошла мимо. Демонстративное движение плечом подчеркнуло, что с ней у меня шансов нет. Этим же вечером я увидел ее в кинотеатре в компании с другой, рыжей Танькой. Таньку мы знали, она окончила 10 классов на год раньше нас и пошла потом в медучилище.
- Смотри, - сказал Витька, - вон та самая, про которую я тебе говорил, вместе с Танькой.
- Не слабо! – оценил я новенькую, - Ну что, берем? Ты рыжую, я другую.
- Нет! – возмутился Витька, - Я первый ее увидел.
Понадобилось минут пять уговоров и обещаний, прежде чем он уступил. Витька – хороший друг. Махнул рукой, вздохнул и сказал:
- Пошли.
Я сделал медовую улыбку и подошел к девушкам.
- Привет, Тань, целый год тебя не видал.
- Привет, - осторожно ответила она мне.
- С подружкой познакомишь? – в темпе продолжил я. Быстрота и натиск были по
моему мнению важнейшие компоненты успеха.
- Знакомьтесь, это Галя, - сказала Танька.
Галя ничего не сказала, но посмотрела на меня со смесью любопытства и презрения. Меня такими взглядами не прошибешь.
- В кино идем? – подключился в разговор Витька. Танька бросила на него быстрый
взгляд, поняла расклад, и Витька ей понравился.
- Идем, - ответила она.
- Мы с тобой сегодня в магазине столкнулись, - сказал я Гале.
- Я помню, - улыбнулась она. Улыбка была немного ехидная, но дружелюбная.
Ситуация, кажется, складывалась благоприятно.
После кино мы с Витькой ловко разъединили подруг – что было непросто: жили они вместе – и пошли парочками. Я болтал какую-то развлекательную чушь, Галя иногда односложно отвечала, а чаще молчала. Я потом узнал, что она вообще говорила всегда очень мало, почему-то стеснялась. Скажет фразу, смущенно усмехнется и замолчит. О том что эта усмешка относится не ко мне, я сообразил месяца через три.
А в тот вечер у калитки я привычным ловким жестом притянул ее к себе и попытался поцеловать. Так же привычно и ловко она увернулась.
- Не хочу, - сказала она, увидев, что я опять несколько растерялся.
- Почему? – спросил я обиженно.
- Потому что не люблю целоваться.
- А что ты любишь? – растерянность у меня прошла, и разговор начал забавлять. Но ответ был совсем неожиданным:
- Пиво! – она быстро повернулась, задела мне по носу капюшоном и ушла.
Ко второму вечеру я готовился основательно – вымыл голову под умывальником, надушился материными духами «Пиковая дама» и взял свой кассетник «Весна 303» с любимой кассетой – на одной стороне «Deep Purple“, на другой „Led Zeppelin“.
На счет духов ничего сказать не могу, но кассетник я взял напрасно – рок-музыку она слушать отказалась.
Первый раз поцеловались мы на третий вечер, а на четвертый она загнала меня в стыд до последней степени – хитро улыбаясь сказала, что сегодня днем она была в регистратуре поликлиники и видела мою карточку. Карточкой называлась толстая книга, в которую записывались все мои болезни и обращения ко врачу от момента рождения до настоящего времени. Ничего особенного там не было, но ребенком я болел часто, и книга получилась толстая. Я подумал, что лучше всего было бы провалиться сквозь землю.
- Ну что там, все нормально? – спросил я несколько высокомерно.
- Ага, - она опять хихикнула и неожиданно прижалась ко мне.
От счастья у меня перехватило дыхание. Я понял, что игра в любовь и дружбу кончилась – я влюбился.
Следующие полторы недели мы встречались каждый вечер. Был конец марта, днем таял снег, вечером подмораживало. Мы хрустели тонким ледышком на лужах, я болтал без умолку, она говорила мало, смотрела на меня и улыбалась. Два – три раза за вечер мы целовались. Свою первую неудачную попытку я не забыл и старался не пережимать в этом направлении. Впрочем, пивом я ее тоже ни разу не угостил.
Через две недели мы расставались на месяц – заканчивалась первая половина практики. В начале мая она должна была приехать еще на две недели.
Бабушка, у которой Галя и Танька снимали комнату, держала постоянного квартиранта – шофера Мишку. Был он с того же села, что и Галя, но после армии остался в райцентре, работал в «Сельхозтехнике» на самосвале и приглядывал себе невесту. К сожалению с невестой получалась задержка. Причин, на мой взгляд, было две. Первая – внешность. Невысокий, коренастый, с широким плоским лицом и кривыми ногами - ну совсем не Ален Делон. Вторая – у него не было лихости и наглости, он был «дерёвня».
Так вот, дня за два до нашего первого расставания, загадочно улыбаясь, Галя говорит мне:
- Ты знаешь, Мишка мне вчера в любви признался и предложил выйти за него замуж.
- Бедный Мишка, - ответил я.
В Галиных глазах появилось разочарование.
- А еще он сказал, что ты – бабник, меняешь подруг каждый месяц и, как я уеду,
сразу себе еще кого-нибудь найдешь.
- Ах негодяй! – сказал я притворным голосом и рассмеялся. Зла на Мишку у меня не
было. Приятно побеждать, не прилагая усилий. Но Галя глядела на меня, дожидаясь чего-то другого.
- Чушь всё это, что он тебе сказал – попытался я ее успокоить, - никто мне больше не
нужен, и никого я не буду искать.
Но она ждала каких-то других слов. Каких? Не знаю. Может быть, признания в любви, а может, как от Мишки – предложения выйти за меня замуж.
- Как, ты до сих пор не признался ей в любви?
Я вообще ей в этом никогда не признался. Помнишь, как в детстве, я прятался от нравившейся мне девочки? Так и сейчас, чем сильнее становились мои чувства, тем труднее было об этом говорить. Один раз я попытался передать ей инициативу и спросил, шепнув нежно в ушко:
- Скажи, а как ты ко мне относишься?
Она отстранилась от меня, посмотрела, широко распахнув глаза, и сказала с непонятной тоской в голосе: «Ты что, сам не видишь?».
На следующий день после ее отъезда я написал ей первое письмо и попросил прислать фотокарточку. Она прислала, маленькую, формата в пол-открытки, и четырехлетней давности. Настойчивые просьбы сфотографироваться и прислать мне настоящую фотографию, а не из периода позднего детства, успехом не увенчались. Больше я ничего не получил.
- Так покажи хоть эту!
К сожалению, я ее не сохранил. Произошло вот что. Летом, после удачно сданного последнего вступительного экзамена в политех, я зашел в магазин марочных вин и выпил двести грамм «Букета Молдавии». Окрыленный вином и успехом, я неожиданно столкнулся с парнем из нашего села, имевшем странную кличку «Касенька». Кличку эту он получил совсем маленьким, когда взрослые спрашивали, сюсюкая:
- А как тебя зовут?
- Красильников! – гордо отвечал малыш, а вслух получалось «Касенька!».
