Извини?!
В один шаг он оказался рядом с ней, впечатывая её в стену, забирая в кулак тонкие запястья.
– А ты знаешь, – спросил он чётко и так же тихо, хотя сердце бухало даже в кончиках пальцев, – что девяносто процентов изнасилований происходят на свидании с хорошо знакомыми жертве людьми?
Он глядел прямо в её глаза. В них не было ни страха, ни гнева, ни отчаяния – а только какое-то изумление.
Совсем детское.
Стас резко разжал руки, отступил и зажмурился. К горлу подкатил горький острый комок.
– Лиза… Это ты прости. Я идиот. Если хочешь, иди. Но лучше останься… припри дверь вон хоть стулом, что ли… – Он тяжело усмехнулся, не открывая глаз. – Но я не подойду больше к тебе, ты не бойся…
Подошла она.
Он услышал тихий шорох, а потом ощутил мягкое тепло её тела, тесно прижавшегося к нему.
– Ты зря это делаешь… – пробормотал он прямо в нежные, раскрывшиеся губы. – Ты… Я… М-м-м…
– Не зря, – выговорила она наконец твёрдо и спокойно. – Ты прав. Мы живём здесь и сейчас. Я, может, тебя и потеряю… или ты меня, но не сейчас. Не сейчас! И я сделаю всё, чтобы этого не случилось. Я… я могу для тебя даже Напа косплеить! У меня получится!
– Переведи… – жалобно взмолился Стас, по-прежнему не открывая глаз, потому что боялся, что всё это сон, и она тотчас же исчезнет. – Что… делать? Кос… плеить что?
– Кого, а не что, тундра! Наполеона изображать! Дуала твоего! – Она опять смеялась и всхлипывала, прижимаясь к нему, и крышу у него совершенно повело.
Схватив её в охапку, Стас повалился на диван, тоже заливаясь смехом:
– Дуала, значит?! А ведь из меня выйдёт отличный Робеспьер – ваш дуал, Елизавета Андреевна!
Бонапарт тихо сидел в тёмном коридоре, чутко прислушиваясь к звукам, доносившимся из комнаты – поцелуям, смеху, шёпоту, всхлипам, вскрикам, и снова смеху, и снова стонам…
Наконец он подёргал ушами и решительно направился к балкону.
Ничего, выспятся, встанут и быстренько его найдут.
