Я - фашист (истории мыса Тык)

не продадут». Жизнь потом показала, что и тут я сильно ошибался. Наш командир полка, настоящий донской казак, предупреждал нас.
•Вот вы там, в курилках, обсуждаете меня. Мне на это наплевать. Но помните, что каждое ваше слово доносят или мне, или кому следует, а тот мне. Про меня еще Бог с ним,  не облезу, но не вляпайтесь по-глупому с партией и правительством. Вон Овсянников, отличный штурман и рос бы себе и рос. Уже полковником был бы. Так нет же, ляпнул, что вдруг он от усталости в полете не ту кнопочку нажмет и улетит самолет в Японию. Дескать, квартиру ему трехкомнатную не дают, а у него двое детей и теща, а ему перед полетами и отдохнуть нельзя. И это после того, как Беленко самолет в Японию угнал! Я понимаю, что он это не со зла сказал, но там, где надо, решили подстраховаться. И все, карьере его – стоп машина! Так майором на дембель и уйдет. И вы все – держите язык за зубами!
В субботу я поехал на своей машине в село, что на берегу Татарского пролива стояло. Рыбки, икорки прикупить. Сала домашнего и еще какой вкуснятинки. Наши рыбачки, наловив корюшки, уже домой собирались, да автобус что-то не шел. Говорят, обломался. Это значит 14 километров пешком в гарнизон топать. Некоторые так и поступили – поволоклись в гору цепочкой.
Гляжу: Колюня мой, любезный, на улице стоит с рюкзаком и удочками. Увидел меня, обрадовался, обниматься лезет. Хорошо, я в машине сидел, не вышло это у него. Через опущенное стекло друг на друга порадовались.
•Сань, ты в гарнизон едешь?
•Да, Коля. Вот сейчас к бабушке заеду, семинку копченую куплю, а потом и домой.
•А меня заберешь?
– Спрашиваешь?! Конечно, заберу,  – и улыбаюсь ему лучезарно, •кого же и подвезти как не тебя? Ты тут минут десять постой, я быстро. Рыбку куплю и за тобой заеду. Он моему лучезарному виду поверил, хотя в машине на заднем сидении хвосты рыбьи торчали и пахло копчением, как в рыбном отделе Елисеевского магазина.
Я  проехался по поселку •и в гору. Он, наверное, видел мои маневры, так как на другой день Геннадий на меня налетел:
•Ты почему Колю из поселка не забрал?
•Эту свинью, которая меня в тюрьму готова посадить? Жену мою и дочку сиротами оставить? И я еще его катать должен!?
•Он вчера из-за тебя грузовик пропустил, думал, ты его отвезешь, а потом увидел, как ты в гору шпаришь, все понял и пешком все 14 км проперся. Это все бы ничего, но он меня обвиняет, что я тебе все рассказал. У меня могут быть неприятности.
•А ты ему скажи, что у меня с памятью плохо. И что я бабульку дома не застал, расстроился и уехал. А вообще, если бы его на той дороге трактором переехало, на земле бы чище стало, и воздух свежее стал бы.                      
    Гена свое обещание выполнил. Так как я служил в полку, который, как они говорили, Геннадий и  «обслуживал», мое дело ему передали и он, при смене начальника особого отдела эти бумаги уничтожил. Медведь бы их задрал за это обслуживание. Колю за пьянство и аморалку перевели в нельготный район Приморья и вскоре уволили. Очевидно он, как Горгона-Медуза, напоследок что-то нашему начальнику политотдела рассказал, так как моя карьера на Дальнем Востоке закончилась. Когда меня в очередной раз должностью обошли, я подошел к нашему славному командиру полка.
Я ему все, как есть, рассказал. Он, молча меня выслушал, но по выражению его лица я понял, что он все знает и только сверяет мой рассказ с тем, что ему известно. Очевидно, результат сверки его удовлетворил.
•Так что ты хочешь? Чтобы я против особого отдела попер, как медведь на рогатину.
•Нет, командир. Я не так глуп, чтобы этого хотеть. Я думаю, что моя карьера здесь, как у Овсянникова, окончилась. Тот хоть майора получил, а мне быть здесь до дембеля «капытаном». Я вас прошу, не препятствуйте моему переводу. Я бы и дальше с вами в одном экипаже хоть куда летал, но возраст. Скоро дети на улице надо мной смеяться будут. Отпустите меня.
•Ладно, пиши рапорт.
•Есть! – я посмотрел на его черную голову. Это ж надо, человеку под полтинник и ни одного седого волоса! Вот это казак! Никого не боится.
Почти через два года меня перевели на запад. Но горбатого могила исправит. Рот мне не зашили, так как я военным преподавателем работать стал. А преподавать молча еще никто не научился. Как и я не научился не встревать туда, куда не просят. Увы!