В советскую эпоху в каждом большом городе имелись оборонные заводы. Где-то ракеты делали, где-то танки, а в одном из волжских городов даже подводные лодки строили. Рассказывают, чтобы её до моря доставить, надстройку сооружали. Деревянную. Типа небольшой катерок плывет по Волге-матушке, а опустись ниже - сотня метров металла. Так своим ходом и добиралась.
Ростов же почему-то специализировался на точных приборах. В частности, был такой завод «Алмаз». В народе его называли телефонным. Принимая сотрудников на работу, зам по режиму строго предупреждал, название завода не должно звучать ни в коем случае. Ни при каких обстоятельствах. Спросят, где работаешь? Отвечай: на телефонном заводе.
Гордый приобщением к гостайне новый работник выходил с заводоуправления на остановку транспорта и видел, как подкатывал троллейбус с маршрутной табличкой «Завод Ростсельмаш – завод Алмаз».
Короче.
Свирепствовала горбачевская кампания трезвости, но бюро эстетики или, проще говоря, отдел художников-оформителей телефонного завода, похоже, был свободной зоной, куда в конце недели любили захаживать многие сотрудники.
Художники – народ творческий, веселый и неорганизованный. Если в других подразделениях этого оборонного предприятия властвовала советская полувоенная дисциплина, то здесь гуляла вольница.
В пятницу Георгий Васильевич, начальник бюро, принес из лаборатории шумомер, а дядя Миша, знатный художник, старейший работник завода, бутылку спирта из оптического цеха.
- Предназначен для измерения уровня звука в жилых помещениях, производственных и полевых условиях, - постучав ногтем по прибору, возвестил начальник. - Надо опробовать.
Сначала опробовали спирт, разбавив его водой из-под крана. Когда разливали по второй, начальник включил шумомер и поднес его к бутылке.
Журчание потянуло на двадцать децибел. Чоканье – на тридцать. Тост дяди Миши «за окончание трудовой недели» - на шестьдесят. Реакция молодого Серёги на своё падение, в связи с тем, что дядя Миша незаметно отодвинул его стул, когда Серёга тянулся за куском любительской колбасы – на семьдесят пять.
Потом Георгий Васильевич замерил тиканье наручных часов. Десять децибел. Передал шумомер Серёге и показал глазами на настенные часы. Тот встал, вытянул руку к часам. Тридцать.
- По пионерскому лагерю «Бриз» объявляется подъем, - включился в тестирование прибора, зашедший по делу пионерский директор.
- Та-а-к… гражданин начальник лагеря тянет на шестьдесят децибел, - дядя Миша глянул на циферблат.- Дети спокойно спят. Вожатые после бессонной ночи тем более.
Дядя Миша изобразил жестом, чем были заняты вожатые после отбоя.
- Ага. Вот чего вспомнил, - тряхнул длинными волосами Серёга и стал пересказывать порнографический фильм, о котором ему поведал его дальний родственник, сосед-моряк которого видел такой в Италии. Серёга даже записал тексты. Он порылся в блокноте.
- Ага,- он приосанился, кашлянул и высоким голосом заверещал:
- А! А! А! Нон стоп! Ах! Ах! Ах!!! Престо! Престо! А! А-а-а!!! О-о-о…Пронто. Вот.
- Восемьдесят децибел, - одобрительно хмыкнул начальник.
В дверь заинтересованно заглянул пенсионного возраста нормировщик Евтеев.
- Да… ото ж… бывают такие женщины, - сообразив, в чем дело, согласился он.
- Вот, аналогичный случай помнится…- начал рассказывать дедушка.
- Сорок, - кисло заметил Евтееву Георгий Васильевич, посмотрев на шкалу. - Мало.
Участники комиссии дружно покивали.
- Постучи по пенопласту, - дядя Миша протянул нормировщику метровую металлическую линейку.
На столе лежала большая белая плита пенопласта, которую приготовили для разрезания на буквы к предстоящему празднику.
Серёга отодвинул в сторону незаконченный здоровенный плакат «Да здравствуют равноправные женщины СССР!»
Евтеев размахнулся, крякнул и с силой опустил линейку на плиту, по пути зацепив лампочку под потолком. Хлесткий удар по пенопласту и звон разбившейся лампы потянули на восемьдесят децибел.
- Сука! – рявкнул на нормировщика Георгий Васильевич.
- Тоже восемьдесят, - удивился дядя Миша.
В дверях возник Безменов из хозуправления. Постоял немного, восхитился и исчез.
Выпили ещё по сто.
- Ага. Вот у меня соседи снизу ругаются каждый вечер, – предложил Серёга. - Слышно каждое слово.
Георгий Васильевич протянул микрофон.
- Не трогай меня руками, б***ь!!! - закричал Серёга грубым низким голосом.- Я тебе повторяю, не трогай меня руками!!!
И сразу же почти без паузы визгливым женским голосом заголосил:
- Ты мне всю жизнь загубил, паразит! Зараза, поставь на место мамину вазу! Помогите! Убива-а-ают!!!
- Ото ж…- подтвердил Евтеев. - Аналогичный случай был…
- Зовите Митяя из транспортного, - перебил его Георгий Васильевич. - Он в клубе оперу поет.
Серёга набрал номер телефона. Через три минуты вошел грузный, вечно всем недовольный механик Митяй. Мрачно окинул взглядом компанию, выпил полстакана, взял микрофон и басом заревел арию Мефистофеля:
- Жил-был король когда-то, при нём блоха жила. Милей родного брата она ему была.
Ха-ха-ха-ха-ха блоха. Ха-ха-ха-ха-ха блоха. Ха-ха-ха-ха-ха блоха.
Георгий Васильевич сосредоточенно следил за стрелкой.
- Сто десять! Опасный для здоровья уровень. Я и думаю, чего ты такой вредный?
Распахнулась дверь. Хозяйственник Безменов втащил тележку с пневматическим молотком, которым долбят асфальт. Подключили. Безменов держал грохочущий молоток наперевес, как пулемет и, направляя попеременно на участников измерительной комиссии, орал:
- Врёшь! Не возьмёшь! Русские не сдаются!
- Сто двадцать! Хороший результат, завхоз. Почти конец шкалы.
Вошел пожарный инспектор Иван Иваныч.
- Что за шум? Возгораний нет? - он внимательно осмотрел стоящую на столе бутылку.
- Дистиллировка, - с младенческим выражением на красном лице пояснил начальник бюро и налил традиционную порцию.- Проводим лабораторные испытания шумомера. Готовимся к празднику.
- Спору нет, - пожарный посмотрел жидкость на свет. - Водка - яд. Пьяные республику зазря спалят.
Иван Иваныч опрокинул стакан, поправил пышные усы.
- Ото ж, - подтвердил Евтеев.- Аналогичный ...
- Пожар! Пожар! Эвакуация!- зычно выкрикнул инспектор.
- Сто пять. Мало. Этак народ угорит и не поймет с чего. Давай ещё.
- Пожа-ар!!! Горим!!! - послушно гаркнул Иван Иваныч.
Митяй изобразил пожарную сирену.
- Мало! Все вместе! - скомандовал начальник.
- Караул! Убивают! - присоединился Серёга.
Безменов включил отбойный молоток.
Евтеев ожесточенно лупил линейкой, вымещая на куске пенопласта ненависть к окружающим за невнимание к своей персоне.
- Ха-ха-ха-ха-ха блоха! - натужно ревел Митяй.
- Зашкалило!- радостно взвыл Георгий Васильевич.
Когда все стихли, из коридора донесся топот ног. Заработала сирена.
- Сто тридцать, - определил Георгий Васильевич.
Иван Иваныч резво вспомнил о службе, набрал номер дежурного:
- Что случилось? Где возгорание? Пока не обнаружено? На четвертом?
- Хлопцы! - обратился он к собранию. - Тикаем. Где-то на нашем этаже очаг.
У дверей возникла заминка. Сначала тормознул Серёга с почти завершенным женским плакатом. Потом выход запер Безменов своей тележкой. Совместными усилиями тележку вытолкнули в коридор вместе с завхозом. Последним, как капитан с корабля, выбежал Георгий Васильевич, захватив самое ценное: шумомер и недопитую бутылку.
На площади перед корпусом собрались все заводские. Наконец на ступеньках появился Иван Иваныч. Он откашлялся, поправил усы, и, стараясь не смотреть в сторону Георгия Васильевича, громко изрек:
- Товарищи! Плановая учебная тревога! Прошу вернуться на рабочие места.
- Девяносто, - наклонился к уху дяди Миши начальник бюро.
