Герцог Энгиенский. Часть 7

Несмотря на ночное время, в салоне мадам Лаваль царило оживление. Сама виконтесса де Лаваль была любительницей богемной жизни. Бывало, что гости засиживались у нее до самого утра. Время за игрой в карты, музицированием или светскими беседами протекало незаметно.

Шурша длинным подолом серебристого платья, мадам Лаваль подошла к окну и зябко повела красивым обнаженным плечом, задергивая штору.
- Дождь усилился, - проговорила она. - Какая сырая весна в этом году... Не правда ли, господин Талейран?

Человек, к которому она обращалась, сидел у дальней стены за карточным столом.
- Да, пожалуй... - отозвался Шарль Морис Талейран, продолжая тем временем внимательно следить за игрой. Холеная рука аккуратно держала карты, на безымянном пальце сверкал перстень с большим красным камнем. Рядом стояла трость, прислоненная к игральному столику. Еще в детстве, доверенный заботам кормилицы, Талейран получил серьезную травму ноги. Хромота осталась на всю жизнь. Да и сейчас от длительного сидения и сырой погоды коленный сустав начинал понемногу неметь. Талейран вытянул вперед хромую правую ногу, демонстрируя белый шелковый чулок и туфлю с изящной пряжкой. С началом нового, девятнадцатого века многие мужчины перестали уже носить и парики, и чулки. Но Талейран предпочитал выглядеть по-прежнему галантно и старомодно.

- Ваш ход, господин Талейран, - проговорил его соперник по игре.
Талейран кивнул, глядя на карты.

Находившиеся в углу залы большие напольные часы пробили три раза. Талейран небрежно вынул из кармана жилета свои часы, как будто сверяя время.

- В этот момент последний из Конде перестал существовать, - негромко проговорил он.
- Что вы сказали? - переспросила мадам Лаваль.
- Ах, это вездесущее женское любопытство, - ответил Талейран. - Я сказал, что весна в этом году действительно очень дождливая...
И галантно улыбнувшись хозяйке салона, бросил на стол свою карту.

Игра продолжилась...

***

Первый консул Французской республики с утра был не в духе. Недавно произошла крупная ссора с супругой Жозефиной. Женщина умоляла Наполеона помиловать молодого герцога.
- Очередная женская истерика! - бросил Бонапарт, оттолкнув супругу так, что она чуть не упала.
- Но... послушай! - воскликнула женщина, становясь перед ним на колени. - Прояви милосердие! Я чувствую, что Энгиенский ни в чем не виноват.
- Чувствуешь... - усмехнулся первый консул. - А я предпочитаю не чувства, а доказательства и факты.
И оттолкнув руку цепляющейся за него Жозефины, он решительно вышел из комнаты.

Все это было три дня назад. На следующий день герцог уже был расстрелян. А сейчас в кабинете первого консула перед ним стоял председатель Венсенской военной комиссии Юлен. Министр иностранных дел Шарль Морис Талейран сидел в кресле у окна, опираясь правой рукой на костяной набалдашник трости. Из-за больной ноги ему было позволено сидеть в присутствии первого консула. Да и вообще, было позволено многое...

- Ну... - нетерпеливо бросил Бонапарт, пристально глядя на Юлена и скрестив руки на груди. - Как все прошло?
- Герцог встретил смерть бесстрашно и достойно, - проговорил Юлен. - После расстрела солдатам разрешили забрать его личные вещи, но никто ничего не взял.

Наполеон встал и прошелся по кабинету.

- Похоронили его там же? - спросил он.
- Да, во рву у стен шато, - коротко ответил генерал. - Яма была выкопана заранее.

- Как видите, первый консул, ваш приказ полностью выполнен, - с легкой улыбкой проговорил Талейран. И в его лице появилось что-то лисье.

Юлен молчал, обдумывая, как сказать о следующей вещи, умолчать о которой ему не позволяла совесть.

- Что ж, хорошо! - Наполеон снова сел за стол, принимая прежнюю позу и выражение лица - скрещенные на груди руки, брови, сведенные к переносице. - У вас все, Юлен?

- Нет, - генерал покачал головой. - Есть еще одно...
- Ну, что там? - с легким раздражением в голосе бросил Бонапарт.
- Вот, - Юлен засунул руку во внутренний карман и вытащил, сложенный вчетверо листок бумаги. - Я обязан вам это передать. Письмо от герцога Энгиенского.
- Посмертное завещание? - подал голос Талейран.
- Ваша шутка неуместна, - отозвался Юлен. - Герцог написал его сразу после суда, рассчитывая, что письмо попадет к первому консулу. Савари должен был передать его вам сразу же, но произошла задержка. И письмо хотели отправить только сегодня утром через посыльного. Но я посчитал, что надежнее будет, если я передам его лично.
- Почему же это не сделал сам Савари? - спросил Наполеон.
- Я не знаю, - пожал плечами Юлен.
- Хорошо, давайте сюда! - нетерпеливо бросил Бонапарт, протягивая руку.
Он развернул лист бумаги и пробежал глазами по первым строкам:

- Герцог просит сохранить ему жизнь.
- В его положении это было так естественно, - развел руками Талейран.
- Перестаньте, - нахмурил брови Бонапарт. - Вы же знаете, что он не струсил.
- О чем же он пишет еще? - поинтересовался Талейран.

Наполеон начал читать письмо вслух:

"Я считаю династию Бурбонов конченой. Я глубоко убежден в этом. На Францию я смотрю только как на свою родину и люблю ее со всем пылом самого искреннего патриота. Чувства, которые меня воодушевляют - те же, что чувства всякого французского гражданина. Я нисколько не помышляю завладеть короной, поскольку для прежней династии она утрачена навсегда. Я прошу лишь об одном - разрешения посвятить родине мою жизнь и мои силы. Я готов занять любую должность при французской армии, быть храбрым и верным солдатом,  безоговорочно повинующимся приказаниям власти, в чьих бы руках она ни находилась. Я клянусь, что если мне будет сохранена жизнь, то я, соблюдая непоколебимую верность, посвящу себя защите Франции от ее врагов"

Наполеон дочитал последние слова письма.

- Если бы я прочитал это раньше, я бы его простил, - проговорил он, опершись рукой на стол и окинув взглядом присутствующих.
- Дьявол! - внезапно вскипел Бонапарт. - Почему вы не передали мне письмо раньше! Я отменил бы казнь.
- Но... интересы страны, - пробормотал Талейран, как-то съежившись под гневным взглядом первого консула. - Государственные интересы...
Он испуганно приподнялся из кресла, опираясь на трость.

- Это вы виноваты, Талейран! - продолжал разъяряться Наполеон. - Кто меня побуждал к наказанию этого человека, этого несчастного герцога Энгиенского? Кто мне раскрыл тайну его местонахождения?

- Прошу вас, успокойтесь... - как-то прохрипел Талейран. - Энгиенский был опасен уже тем, что являлся принцем и претендентом на престол.
- Он не стал бы его занимать, - подал голос Юлен. - Он написал об этом в письме, дал слово чести...
- Ах, что значит это слово! - сморщился Талейран.
- Для вас - ничего, для герцога  - все.
- Вы вор, мерзавец, бесчестный человек! - кричал Наполеон, корсиканский темперамент которого разыгрался в полной мере. - Вы не верите ни в Бога, ни в дьявола. Всех обманываете, всех предаете! Для вас нет ничего святого, вы бы продали родного отца! Почему я вас еще не повесил на решетке Тюильри? Но для этого есть еще достаточно времени! Вы - дерьмо! Дерьмо в шелковых чулках!

/Продолжение следует/