Художник.

Художник.
                                                               (Невыдуманная история)
     Он не был глуп, но был романтик, а романтиков, как известно, считают чудаками. Он не был труслив, но робость постоянно овладевала им. И самым непростительным недостатком для него была рассеянность.
     Он творил тогда, когда кисть сама падала ему в руки, а когда она переставала писать картины, он устало ложился на старый диван и продолжал видеть то, что хотел бы изобразить на холсте. И призрачные дали, и несметные сокровища его глубинных чувств оживляли вновь грубое безжизненное полотно, когда он брался за кисть.
      И так он жил день за днем, год за годом, в своей убогой квартирке с ободранными деревянными подоконниками и облупленным потолком, с которого тои дело падала штукатурка. Здесь было сыро и холодно круглый год, особенно зимой, когда шел дождь или мокрый снег. А на его полотнах расцветали цветы и пело лето. И он сам жил в этом лете, не видя серости и мрака окружающей жизни. День за днем, год за годом.
      А, когда он выносил свои полотна продавать или, скорее, показывать на площадь, жуки, шмели и бабочки слетались непонятно откуда и садились на холст как на цветущий луг. А, проходившие мимо зеваки, не могли оторвать взглядов от дивных творений, завороженные обычными пейзажами. Но покупать картины никто не хотел. Почему? Не знаю. Наверное, боялись испортить свои столичные вкусы «банальщиной», а сверхмодный интерьер квартиры заурядными провинциальными видами. И в шумном ряду современных гениев старый художник занимал место поодаль с краю, но никогда не был с краю своего собственного воображения. Он просто избегал шума и суеты, не желая вникать в банальность этой жизни.
     А люди мигом разбирали картины уже известных художников, украшая ими офисы и кабинеты. Хотя, полотна старого художника привлекали к себе все больше и больше внимания, радуя глаз живостью мысли, тонкостью воображения и жизнелюбием. Но старик вовсе не просил платы за свое искусство или хотя бы самой малой благодарности за него. Он не ожидал, что ему смогут отдать даже сотую долю того тепла, которую он постоянно вкладывает в свои творения. Он просто жил в том мире, который видел в снах, и который никто не замечал в бездонном пространстве его души до тех пор, пока он не выливал всю боль о несовершенстве мира сего на полотна вместе с неизведанными далями. День за днем, год за годом.
    Его коллеги, продававшие рядом картины, иногда поддергивали старика замечаниями:
     «Эй, чудак, ты что-то по отстал от жизни. Ты посмотри, как мы рисуем! Сейчас абстракция в моде, сюрреализм. А ты все о старом. Кто ж купит твою мазню?! Лучше у нас поучись...»
    Но старый «чудак» не спорил с ними. Он был мудр и не хотел огорчать молодых и горячих творцов тем, что видел, как их картины выносят на свалку, ища после этого более модного сюрреалиста или авангардиста. А на холсты старого писца по прежнему приходили смотреть люди толпами, хотя, стиль его был неизменен – жизнь во всей ее красе, жизнь и мечта. Но брать эти картины все равно никто не хотел. Почему? Не знаю. Наверное, просто боялись. Боялись впускать в свое сердце истину, предпочитая любоваться ею издалека, да и то, не долго.
      И художник ничего не требовал взамен. Его радовало только то, что чьи-то глаза вспыхнули, хоть на минуту, засияли, хоть недолгой, но жизнью. Он даже не мог представить, насколько ценны его шедевры и считал себя маленькой затерянной соринкой во вселенной среди ярких звезд.
     Однажды к старому художнику подошел авангардист средних лет. Он, все же, чувствовал превосходство старика над собой, хотя с трудом признавал это чувство в себе. Молодой художник налил старику стакан вина и завел беседу. Уж очень хотелось узнать ему тайну старого искателя, за что его картины так нравятся людям.
    Старик пил немного и не спеша, и больше слушал, чем говорил. Авангардист, изрядно поддав, разоткровенничался вовсю:
     -- Вот я без стакана вина за кисть не берусь. А уж потом такое творю, мне такое видится. И всем нравится.
     Тогда старый художник спокойно спросил:
     -- Если ты пьяный рисуешь картины, то другие, ведь, тоже должны пьяными их смотреть? Иначе, как же они могут понимать твои рисунки...
     Молодой мазила разозлился на старика, назвал его нехорошими словами и ушел. А тот еще долго сидел в раздумьях, затем тяжело вздохнул о чем-то, покачал устало головой, и стал собираться сам.
     А молодой авангардист никак не мог успокоиться после этого разговора. Он не понимал, как можно иметь такой талант при себе и жить в нищете.
     «Вот мне бы его, я бы разбогател,» -- повторял он все время про себя и тут ему в голову пришла гениальная идея, имеющая благородное начало.
      Через несколько дней после ссоры со старым художником молодой картинописец явился к нему с повинной:
       -- Ты извини, старик, я тогда погорячился. Ты действительно гений, мне до тебя далеко.
       Старик уже давно забыл обиду и простил малодушную горячность своего собеседника. Он ответил ему дружелюбно:
       -- Это ничего. У каждого бывают срывы. Главное, что ты понял свою ошибку.
       Они снова поговорили за чашкой чая о том, о сем, о жизни, об искусстве и красоте. Потом молодой человек предложил старику:
       -- А ты знаешь, старина, давай с тобой дело провернем. У меня есть кое-какие связи, я могу устроить тебе выставку в самом центре города. Возможно, что-то продам. А с тебя за это – тридцать процентов от стоимости проданной картины.
       Бедному старику даже и не снилось никогда, что он сможет продать хотя бы одну из картин. До сих пор только раздавал их по доброте душевной или продавал за мизерную плату, радуясь, что его искусство хоть кому-то нужно. А теперь, когда ему предложили деньги за картины, он растерялся:
      -- Ты уверен, что кто-нибудь купит их? – задал старый художник неожиданный вопрос.
      -- Ну, конечно. Ведь у нас у всех что-нибудь да покупают, -- не задумываясь, ответил собеседник.
      Старик призадумался и решил про себя:
      «Да пусть продает. Бог даст и мне копейка перепадет какая-то. Все ж таки, хоть сыну помогу чем-то, да внучку подарочек сделаю.»
      А вслух попросил:
      -- Ты только цену не слишком большую закручивай. Что б людям доступно было.
      -- Хорошо, по рукам, -- ответил авангардист, а про себя подумал:
      «Видать, старик вовсе ничего не смыслит в торговле. Пожалуй, ему хватит и того, что я принесу.»
      На том они разошлись. Да так и получилось все, как они запланировали. Старый художник творил, молодой организовывал выставки в самых престижных культурных центрах города. Там он успешно продавал картины мудрого старца. Дела быстро пошли на лад. Хотя, на первую выставку зрителей пришло сравнительно немного. Но, чем дальше, тем их приходило все больше и больше. Вскоре творчество пожилого мастера стало известно по всей области и за ее пределами. Но, вот беда, художник, ни на одной из своих картин не ставил своего имени. Ни единой буквы автографа, ни единого знака, утверждающего его личность. Быть может, он забывал об этом в порыве творческих исканий, может, не думал о будущем, а, может, просто был по-стариковски рассеян.
    Так шло время. Молодой авангардист богател на таланте своего приятеля, а старый художник имел лишь те гроши, которые приносил ему коллега. Но старик был рад и им, ведь раньше он не имел ни гроша, живя на свою скудную пенсию.
     И, вот, однажды, устав от работы, старый мастер решил отдохнуть. Он отложил в сторону кисть и палитру и захотел погулять по городу. Впитать новые впечатления, краски и настроения для будущих картин.
     Стояла чудесная золотая осень. Солнечный ясный день, один из немногих, который нельзя пропустить, как ценный источник для любого творческого воображения.
     Художник выполз на свежий воздух из своей «хибары» и... был потрясен. Сколько света, тепла и неожиданно ярких красок  ворвалось в его сознание. Последние безоблачные дни молодой осени не поскупились на отдачу, раскинув цвета своей акварели повсюду. А художник, поддавшись внутреннему голосу, стал уходить все дальше и дальше от дома. Он брел по знакомым улочкам и скверикам, улицам и площадям, но все это будто видел впервые.  Листва желтым ковром шуршала у него под ногами, над головой возвышался синий бездонный шатер, лицо освежал теплый осенний ветерок. А ему представлялся желтый горячий песок, синие морские волны и свежий ветер далеких странствий. Хотя, одновременно с этим он понимал, что силу и желание путешествовать по другим мирам  ему дают именно эти листья под ногами, это небо, этот город, в котором он прожил всю жизнь, живет по сей день и никуда не собирается уезжать. Старик словно спал на ходу и видел прекрасный сон.
       И, вдруг, он очнулся перед входом в огромное прекрасное здание. Рядом на тумбе красовалась афиша, приглашающая посетить выставку неизвестного художника. Старик полюбопытствовал и решил заглянуть, заплатив последние гроши за билет. Но, каким же было удивление мудрого старца, когда перед  взором, умеющим трезво оценивать все, что виделось вокруг, открылись его собственные полотна. Небо, долины, горы, моря, деревья, цветы – все это было до боли знакомо пожилому творцу, создавшему вселенную своей собственной кистью.
      Но, больше всего, старика поразило то, что в зале было много народу. И сердце его замерло от восторга. Ведь все эти люди пришли сюда лишь ради его искусства. Старик спрятался за одну из колонн и стал наблюдать за происходящим.
      Вдруг, кто-то из посетителей выставки закричал:
       -- Браво! Браво! Это настоящее мастерство. Это просто и гениально! Подобных шедевров давно не видел свет. Они настолько легки и доступны взгляду! В них нет замысловатостей, нет непонятной абстракции. Но в них столько света. В них сама жизнь!
      -- Браво! – подхватили остальные зрители и захлопали в ладоши.
      -- Но мы хотим видеть самого автора, -- вдруг закричал еще один посетитель, -- Мы хотим видеть лицо человека, создавшего все эти шедевры.
      Внезапная дрожь охватила старого художника от этих слов. Он не в силах был сказать ни единого слова или, хотя бы, пошевельнуться. И, как стоял за колонной, никем не замеченный, так и остался там стоять, словно окаменевший и приросший к ней. Ни в коем случае ему не хотелось показывать сейчас свое лицо людям. Он не мог принять яд славы, поскольку чувствовал, что она может отравить душу, заполнить едким дымом чистое небесное воображение и тогда все погибло. Погибнут его будущие шедевры, их никогда не увидит свет. Да и не нужны были старику все эти овации, он брал от жизни ровно столько, сколько было необходимо, чтобы существовать на этом свете и творить.
      И, тут, на выручку старику снова пришел его незамысловатый «коллега» – художник авангардист. Как только он услышал возгласы прославления, направленные, к сожалению, не в его сторону, кровь закипела у него в жилах. Некоторое время он все еще стоял за дверями зала, кусая от досады кулаки, что ни ему достаются все эти комплименты. Он даже заплакал от расстройства и переполнявших его чувств.
      «Глупый старик, -- думал авангардист, -- Знал бы он, как хвалят сейчас его картины. Он никогда не помышлял о прославлении, думая, что бездарен. От того и теснился в самом