Вместе

Иришка с соседнего сидения протянула мне бутылку с водой, я дал попить Владику, потом приложился к ней сам. Жарко. Перед вылетом всё вокруг просто плавилось от жары, но в воздухе пахло озоном. Здесь, в самолёте, немного комфортнее, но такое ощущение, что мы ещё не остыли, насквозь пропитанные солнцем.

Сколько градусов за бортом? Наверное, глубокий минус. Хотя, в такую жару на земле и небо на большой высоте кажется теплее, чем обычно.

Какие они все загорелые, мои жена и дети! Да и большинство людей вокруг нас, все летят с отдыха, с моря, с детьми. Скоро мы приземлимся в Петербурге, нас встретят родители, и в честь нашего возвращения после месячного отпуска будет семейный ужин. А послезавтра мне уже на работу, Владику в садик, а маленькая Ангелинка с мамой будут вместе после перерыва адаптироваться к дому.

Но что-то непонятное происходит с самолётом… Просто болтанка? Похоже, да. В иллюминаторах – сплошные грозовые облака, кое-где полыхают молнии.

Ну вот, теперь эта чёрная туча под нами, летим над ней, но только вот звук двигателей какой-то странный. Они будто задыхаются, чихают и кашляют. Самолёт потряхивает, всё сильней и сильней.

И вдруг нас вдавило в кресла со страшной силой. Это давление было настолько неожиданным и мощным, что никто не закричал, не успел, а потом язык стал слишком тяжёлым.

Мощные перегрузки. Мы что, поднялись ещё выше? Похоже, нас просто резко подбросило вверх с огромной скоростью. Но это вскоре закончилось, зато появилось ощущение почти что невесомости. Самолёт по-прежнему трясло, болтало из стороны в сторону. Похоже, он крутился вокруг свой оси, кренился и раскачивался.

Ангелинка заплакала.

- Папа, - сказал Владик, закрывая руками уши, - а почему все кричат? А самолёт почему не летит?

Бортпроводница во второй или третий раз попросила пристегнуть ремни. Я уже давно это сделал (ещё бы, такая тряска) и пристегнул Владика, который сидел между мной и Иришкой. Жена пристегнулась тоже, а маленькую Ангелинку крепко держала на коленях.
Большинство пассажиров пристегнулись ещё до подбрасывания вверх, во время болтанки. Те, кто этого не сделал сразу, уже пожалели.

Я огляделся, и тут до меня дошло, что в салоне царит паника. Люди кричали, дети плакали. Им было страшно. Ощущение невесомости и жуткая тряска не проходили.

Я же был в каком-то оцепенении, и воспринимал всё происходящее сквозь пелену. Странно, мы в штопоре, а у меня ступор. Я не верил, что это происходит с нами.

Я посмотрел в сторону – через проход сидела молодая мама с ребёнком на руках, мальчик обхватил её ручками и ножками, прижался и затих, хотя только что плакал. Рядом сидел её муж, и, похоже, что он был уже мёртв. Возможно, разрыв сердца от ужаса или от резкой перегрузки.

Сидящий неподалёку парень с бледным лицом надел наушники и закрыл глаза. Видимо, ему было так легче – слушать музыку, а не крики и детский плач. Другой что-то лихорадочно набирал на мобильнике.

В голову лезли какие-то рабочие таблицы и графики, вечеринка у друзей на прошлой неделе, пикник на берегу озера… Лица родителей, наш дом.

Тем временем мы вышли из облаков и теперь оказались под ними.

Из ступора меня вывел голос жены. Она сидела у иллюминатора, и, повернув ко мне огромные от ужаса глаза, кричала:

- Стас, земля приближается! Мы что, снижаемся? Мы просто снижаемся, а не?..
…Падаем. Да, родная, это плоский штопор.

Земля уже близко.

Сейчас самолёт рухнет, развалится на части и взорвётся. И лучше не думать о том, во что превратимся при этом мы. Я сам, Иришка, Ангелинка и Владик. И все, все, кто в этом салоне. 160 человек.

«Господи, если бы я мог остановить это падение! Если бы я мог!..»

Насколько позволил ремень безопасности, я дотянулся до жены и обнял её одной рукой. Она тоже склонилась ко мне, и наши головы сомкнулись над макушкой Владика. Я обнял их всех, прижался к уху Иришки и прокричал что есть мочи, перекрывая шум паники, крики и плач детей: «Люблю! Люблю!»

«Не бойся, родная, главное, что мы вместе». Вместе навеки. Но впервые в жизни я настолько пронзительно остро пожалел об этом!

Крепко прижимая к себе головки детишек, Иришка напряглась в моих объятиях и зажмурилась.

Я кричал и кричал, хватаясь за это слово, как за соломинку, как будто это стало единственной реальностью в нашем падающем мирке, полном дикой тряски, ужаса и хаоса.

- Люблю вас! Люблю! Люблю! Люб…