Передозировка
Дядя Миша весь состоял из шаров и шариков. Живот - большой шар. Маленький шарик-нос застрял между шарами щёк на голове-глобусе. Пальцы рук - перетянутые складками пухлые сосиски. Высокий и негромкий голос - словно звук воздуха, выпускаемого через растянутую узкой щелью горловину несильно надутого шара. И характер у него безобидный, как у сказочного Пузыря из мультфильма.
Дядя Миша был хорошим электромехаником. Он умел перематывать любые электромоторы. Что такое "перематывать электромоторы" я в детстве понятия не имел, но знал: когда односельчане везли перегоревший электромотор в город к дяде Мише, они были уверены, что после ремонта мотор будет работать долго. Возможно всегда. Главное - попасть к дяде Мише, когда он был трезв. Если же иначе, мотор отправлялся под верстак, где лежало много ничейный поломанных моторов, хранимых там для разбора на запчасти и по причине "жалко выбросить". С клиента взималась одна единица оплаты крепостью сорок градусов в стеклотаре достоинством пол-литра и стоимостью по тем временам два рубля восемьдесят семь копеек, необходимая дяде Мише для поддержания стабильно хорошего настроения. Клиенту рекомендовалось зайти через пару недель, а о моторе, как о вещи, не имеющей никакого отношения к хорошему настроению мастера, забывалось.
Довольно часто у дяди Миши случались запои, которые длились примерно по две недели. Он переставал ходить на работу, пропивал все деньги, как "карманные", так и хранимые на сберкнижке. Впрочем, на эти деньги он больше угощал знакомых и незнакомых желающих выпить, чем пил сам. Самому-то ему, чтобы дойти до кондиции, водки требовалось немного. Доброго и безотказного дядю Мишу знали все выпивохи в округе, и желающие выпить на дармовщинку в периоды его запоев липли к нему как пиявки, высасывая деньги, овеществлённые в водку, до последней копейки.
Добравшись в крупном подпитии домой, он стучал своим пухленьким кулачком в дверь и басом - а, не смотря на высокий голос, при желании он мог говорить и басом - требовал:
- Клавдюшка! - так звали его жену. - Открывай!
И начиналась война.
Нет, он не дебоширил, не гонял домочадцев по квартире...
Дядя Миша во время Отечественной войны служил офицером. После войны сболтнул лишнего про власть и её порядки, за что поплатился несколькими годами свободы. Впрочем, легко отделался - ведь могли припаять и "звание" врага народа с соответствующими последствиями. Дядю Мишу разжаловали в рядовые, он начал пить.
Так вот, придя домой, пьяный дядя Миша вооружался шваброй, "окапывался" под телевизором, стоящим на столике в углу зала, и, уложив швабру-винтовку на бруствер из поваленных на бок табуреток, начинал "бой".
Он командовал кому-то занять позиции, звонил по несуществующему телефону в штаб, докладывая о готовности к атаке, иногда бросался в атаку, неуклюже вылезая из-под телевизора и вперевалку труся на кухню. Там он брал в плен собственную жену. Приставив ей к спине дуло скорострельной швабры, требовал: "Хенде хох!", что в переводе с вражеского значило поднять руки вверх. Жена, надо думать - переодетый вражеский офицер, сопротивления не оказывала, и в плен, как все фрицы, сдавалась по первому требованию.
- Сдаюсь, сдаюсь, - соглашалась она, - только гранаты не бросай. Блиндаж ты уже вчера подорвал, - она косилась на шкафчик с треснутым стеклом.
Отвоевав две недели, а иногда поменьше (если деньги кончались раньше), тихий и виноватый дядя Миша возвращался на работу. За прогулы и пьянство его не выгоняли: он быстро справлялся с долгами, накопившимися за прогульные дни, да ещё и план перевыполнял. Руки у него были золотые: даже безнадёжно поломанные моторы он реставрировал и продавал за бутылку-другую беленькой.
Жена дяди Миши перепробовала все народные и антинародные способы и средства, пытаясь изгнать из него зелёного змия. Змий был неистребим.
Однажды знакомая подсказала ей очередной верный способ лечения алкоголизма в домашних условиях.
Вечерком, посоветовала знакомая, вылови на улице жабу, помести её в графинчик, и залей водкой. Жаба, в отличие от человека, морю водки радоваться не станет. А даже, наоборот, от излишества спиртного, не в пример некоторым, помрёт. Вымачивай, советовала знакомая, преставившуюся лягушку в водке девять дней. Для большей действенности, впрочем, можно мочить и дольше. При случае налей и преподнеси стопочку той "настоечки" мужу. После того, как он выпьет, представь графинчик с мочёной лягушкой пред светлы очи алкоголика и голосом, полным сарказма, изреки:
- А поглянь-ка, милый муженёк, из какого графинчика ты водочку откушивал!
Милому станет дурно, едва он увидит в водке усопшую лягушку. Избавление от пагубной страсти гарантировано, ибо в каждом стакане водки ему будет мниться лягушка-утопленница!
Тётя Клавдя так и сделала. Вымочив лягушку в водке, стала ждать удобного случая, чтобы попотчевать лечебным снадобьем мужа.
Однажды, придя домой, дядя Миша пожаловался:
- Что-то живот у меня крутит весь день. И есть не хочется. Приболел я, что ли?
- Сейчас подлечу! - моментально среагировала жена.
Пошла в спальню, где в укромном месте до поры она прятала "настойку", налила стаканчик и преподнесла на кухне мужу.
Муж недоверчиво понюхал.
- Вроде водка. Только запах какой-то...
- Настойка, - пояснила жена. - На травах настояна. Пей, поможет.
Дядя Миша пожал плечами - дело, мол, твоё. Выпил. Прислушался, как настойка побежала по пищеводу, как улеглась в желудке, как просочилась в кровь и теплом разошлась по телу. Как радостным туманчиком поднялась к голове.
Заглянул в стаканчик, понюхал его пустое нутро, удовлетворённо кивнул головой:
- На водочке настояна!
Посидел, расслабленно откинувшись на спинку стула.
- Помогло немножко. И есть захотелось! Плесни-ка мне супчику, Клавдюш.
Похлебав из тарелки, положил ложку на стол.
- И за что это ты мне водочки поднесла? Вот всегда бы так! А то только и слышишь: опять напился! опять нажрался!
- Так ведь болеешь! Сам говорил, что от живота лучшее средство - стопочка водки. А у меня - лечебная. Я тебе сейчас ещё налью.
"Хуже не будет, - подумала тётя Клавдя, - если две выпьет. Сильнее стошнит!"
Она взяла стопочку и побежала к потайному месту в спальне.
Дядя Миша выпил и вторую. Через минуту вторая порция "догнала" первую. Раздобревший и излечившийся "от живота" дядя Миша начал рассуждать:
- Настойка хорошая. Не знаю, на чём ты её там настаиваешь, но - хорошая. Нет, ты скажи, Клавдюш, и с чего это ты сегодня такая добрая? Раньше я тоже приходил домой больной, а ты: "Жрать меньше надо!" А сегодня - сама! Там у тебя ещё не осталось лечебной чуток?
Дядя Миша в пол-оборота повернул голову к жене и искоса, испытующе и немного заискивающе, посмотрел на неё.
- Осталось, - подтвердила жена. Взяла стаканчик и поднялась из-за стола.
- Слушай, Клавдюш, что ты всё бегаешь да бегаешь? Неси сюда всю свою настоечку! - осмелел дядя Миша. Было видно, что его уже "повело".
Вскоре Клавдюша возвратилась на кухню, держа перед собой стаканчик, а за спиной - графинчик.
- На, Миш, выпей... последнюю.
Миша бережно принял стаканчик, деловито выпил содержимое, похвалил напиток, и поинтересовался:
- Почему последнюю? Кончилась настоечка, Клавдюш?
Клавдюша с победным видом вытащила из-за спины графинчик и сунула под нос мужу:
- А погляди-ка, что ты пил!
Дядя Миша, близоруко сощурясь, оглядел содержимое графинчика.
- Глупая ты, Клавдюш. Лягушку зачем-то убила... Где же последняя? Там, под лягушкой, чуток осталось… Слей, чтоб не пропадало!
Чудо обращения
Мы с матерью обедали, когда в сенях загремела щеколда и кто-то, не спеша, а может неуверенно, прошагал по скрипящим половицам.
Дверь кухни хрипнула и после небольшой паузы распахнулась во всю ширь.
- Гос-споди! - смесь удивления и неудовольствия прозвучали в голосе матери.
Я оглянулся.
В проёме двери, держась руками за косяки, покачиваясь и по-детски беспечно улыбаясь, стоял дядя Миша. Пьяный.
Дядя Миша повернул голову в мою сторону.
Ого! Левая половина его лица представляла собой огромный кровоподтёк!
- Что, не узнали? - спросил, удивился и обиделся одновременно дядя Миша. - А может и не рады гостю?
Он оторвал руку от косяка, потеряв устойчивость, покачнулся. Шумно втянув носом воздух, притронулся пальцами к синей половине лица и скривился от боли здоровой половиной. Синяя часть лица из-за массивного отёка не двигалась.
- Может, и не узнали, - посочувствовал он самому себе. - Пострадал вот. Пострадал, за кого страдать и насильно не заставили бы.
- Господи, кто же тебя так? - обрела дар речи мать.
...Каждое лето дядя Миша брал отпуск и ехал в деревню, поправлять здоровье.
- Свежим воздухом подышать, молочка деревенского попить, - рассудительно объяснял он знакомым.
- Молочка... из-под бешеной коровки, - сердито поправляла его жена.
И этим летом дядя Миша взял отпуск, сел в нужный поезд и отправился в отеческие края "на поправку здоровья".
Перед отъездом он запасся бутылочкой. Поглядывая в вагонное окно на пробегающие пейзажи, дядя Миша неторопливо попивал водочку, коротал дорогу.
Время перевалило за полночь. Проводники спали. Пассажиры сами следили за движением поезда, спрашивая друг у друга, какая станция только что была, и когда будет нужная.
Вот уже и дяде Мише выходить. Он собрал вещички, побрёл в тамбур.
Двое молодых парнишек, едва поезд остановился, открыли дверь вагона и спрыгнули с подножки вниз.
Дядя Миша неспешно слез с высоких ступенек, огляделся. Родные места! Сколько раз за свою жизнь приходилось сюда приезжать!
Он глубоко вдохнул ночной бодрящий воздух, родной и незнакомый.
Несколько сошедших с поезда пассажиров ушли в крохотный вокзал, другие скрылись в темноте неосвещённой улицы. Дядя Миша тоже направился к привокзальной площади, где обычно стояли автобусы, легковушки и грузовики: кого-то привозили к поезду, кого-то встречали. Там можно было найти попутку в деревню.
- Эй, стой-ка! - услышал он окрик за спиной.
Дядя Миша остановился, повернулся на окрик. Его догоняли двое мужчин.
- Ты - Трофимов? - спросил один из них.
- Трофимов, - простодушно ответил дядя Миша, улыбаясь незнакомцам. "Из деревни, может? - подумал он. - Подвезут..."
Один из догонявших зачем-то поднял с земли половинку кирпича.
- Ну, получи, Трофимов! - и с размаху припечатал половинку к дяди Мишиной щеке.
Очнулся дядя Миша, когда вокруг него уже собрался народ.
Он открыл глаза и среди собравшихся увидел... себя. Но почему-то в милицейской форме. В звании майора, кстати сказать.
"Меня же после войны из капитанов разжаловали, - удивлённо подумал дядя Миша своей умеренно пьяной, но сильно ушибленной головой.- Может, реабилитировали после культа личности, да ещё и повысили?"
- Что же это вы, гражданин, в пьяном виде... - наклонившись, сказал он сам себе. Точнее, сказало его милицейское отображение лежащему на земле гражданскому телу. - Документы есть?
- Есть, -добродушно и радостно ответил сам себе дядя-Миша-с-поезда. Не вставая с земли, достал из внутреннего кармана пиджака паспорт и подал дяде-Мише-милиционеру. Брать с собой паспорт, выезжая хоть на пять километров за пределы места прописки, у дяди Миши
