Не нагнал ли этот холодный вечерний ветер тучи, что вдруг в комнате стало так темно? Ты ошибаешься… Из слегка приотворенного окна не доносится ни дуновения. Просто за теплой беседой мы пропустили наступление вечера. Лишь кое-где в соседних окнах мелькает неясный отблеск золотой дымки. До господства густой ночной тьмы осталось совсем немного времени. Это волшебные мгновения, потому что нет ничего более прекрасного и таинственного, чем созерцать вечерние превращения. Когда плотные серые тени плавно застилают закатные краски, когда нити мрака опутывают комнату и уводят нас за собой. Когда молча глядишь на лицо старого друга и невольно воображаешь, что оно тебе не знакомо, что между вами километры дорог. Но вот ты почти шепотом говоришь, что тебе тягостно наступившее молчание, и ты слышишь звон разбивающегося времени. Ты хочешь поговорить. Вернее, ты сказал, что хочешь послушать мои рассказы. Хорошо. Я расскажу тебе одну забытую историю, и буду рада, если смогу украсить ее сумеречным теплом этого вечера. Хотя не помню, откуда у меня эта история.
Не знаю, с чего начать… Понимаю, что только один образ или одно мгновение, которое я успею вырвать из темной пелены, разбудит во мне эти грезы…
Вот я и вспомнила.
Я сижу на полу в полной темноте и напряженно вслушиваюсь в отдаленные приглушенные звуки. Руки и ноги затекли, тело онемело, вся кровь будто ушла из меня, дыхание прерывалось, но я жду, не обращая ни малейшего внимания на эти неудобства. Разве значат ли они что-нибудь по сравнению с тем, ради чего я их покорно переношу? Безусловно, нет. Я готова сидеть так не только по два часа, но и целыми сутками, терпеливо выжидать, когда же придет мой черед, мое время Я медленно повернула голову и посмотрела на часы. Циферблат был разрезан лунным лучом, каждую ночь приходившим ко мне, строго пополам; часовая стрелка плавно ползла к 12, минутную же не было видно.
«Пора » — я медленно встаю, но тут же приседаю: тело охватывает слабость и желание поскорее лечь и уснуть, не делать этого глупого поступка, в ушах что-то звенит, точно тревожный набат, перед глазами радужные круги. Но я стою, спокойно жду. Ждать… Ожидание… Я очень благодарна моему ожиданию за то, что оно ждет. Всегда… Оно молчит, не высказывает каких-либо претензий, не жалуется, ему некогда — оно ждет. Но вот я медленно открываю глаза и делаю первый шаг. Всего их четыре, и я это знаю. Четыре шага весь мой путь. В конце своего пути я останавливаюсь: мне преграждает дорогу полоска света из-под двери. Она шириной лишь пару сантиметров; одно целое, но такое разное. В самом начале она пронзительно-яркая по сравнению с освещением спальни, в середине мутно-желтая, почти сдавшаяся мраку, у самого конца она уже бессильная, покорившаяся тонким струям темноты, свисающим с потолка, они уже смешались с ней, впитались, слились воедино. Она словно грань, разделяющая два мира, переход через которую может стоить жизни, жизни моего сна. Жизнь сна — это дорого? И можно ли вообще говорить о жизни сна, как о явлении, если принято считать, что сон это маленькая смерть? Разве у смерти может быть жизнь? Но я сегодня, как и вчера, решила перенести еще одну смерть, еще одни похороны; и, осторожно повернув ручку, открыла дверь. Свет, получивший свободу, ликовал, издевался над тьмой, резал ее на куски, злорадствовал, но это длилось секунды: я перешагнула через порог и закрыла за собой дверь.
И вот я снова здесь…
Я закрываю глаза, медленно поворачиваюсь налево. Еще шесть шагов. Тихо… Осторожно… Всего шесть…
Стоп!!! Я на месте. Я снова здесь, снова стою у окна, ради которого уже не раз умирала. Я готова умереть еще раз.
Я взбираюсь на подоконник . Вот… Опять началось… Я так близка к началу, я так этого ждала, но сейчас почему-то хочу оказаться за дверью, я боюсь… Хочу вернуться… Но уже не могу — силы покинули меня. Я опираюсь на стенку, поджимаю под себя ноги и жду. Опять… Как всегда… Жду… Вдруг где-то внутри ощущаю острую потребность посмотреть на часы. Пытаюсь сопротивляться внутреннему порыву, но безрезультатно. Я поднимаю глаза — 01:15. Я вновь закрываю глаза и погружаюсь в дремоту…
«Пора!» — внезапно просыпаюсь. Привстаю и, словно человек, первый раз прыгающий с парашютом, замираю на краю, затаив дыхание. Вдруг меня будто кто-то сталкивает, и я делаю первый шаг.
Иду медленно, не тороплюсь. Да и зачем спешить? Времени у меня много, просто неограниченное количество. Первый — белый, второй — зеленый, третий — белый… Зеленый… Белый…
Стоп!!! Тридцать четвертый квадрат пересекает луч света, яркого, мучительно яркого. Я опять замираю и прислушиваюсь. Где-то далеко, как и всегда, капает вода, кто-то вздыхает так жалобно и тревожно, что хочется подойти к нему, обнять, укрыть потеплее одеялом, сказать что-нибудь простое и приятное. При этом свете мои квадраты изменили цвет, возможно, сами того не желая, на приглушенно-желтый и салатовый. Начали!
Раз… Два… Желтый… Зеленый… Раз… Салатовый… Два… Пятьдесят шесть… Медленно поворачиваюсь направо и продолжаю. Белый, зеленый… Шестьдесят три — белый… Как противен свет! Он не гармоничен. Он все портит. Белый, зеленый… Девяносто восемь…
Я продолжаю идти. Знаю, что только четыреста девяносто три из пятиста семидесяти имеют свой натуральный цвет, затемненный сумраком. И знаю, что дальше трехсот пятидесятого я не уйду. Мне опять помешают они. Они, как варвары, нарушат призрачную прелесть ночи, бесцеремонно прогонят тишину, такую робкую и вдохновенную, что кажется, будто эта ночь последняя…
Зеленый… Сто шестьдесят девять… Белый… Сто семьдесят четыре…
Внезапно все рушится, словно карточный домик! Крик, непереносимо громкий, причиняющий физическую боль, точно ножом по нервам, разрывает тишину; свет, невообразимо желтый, больно режет глаза, проникает в глубину, как лазер, выжигает все внутри!!!
Они обрушились, как лавина, возникли из этого противного света, я их не ждала. Я опускаюсь на колени, затем ложусь и жду… Из последних сил прижимаюсь к полу, чтобы запечатлеть эти ощущения. Квадраты прохладные, точно трава в росе по утру, жаль только, без запаха. Их энергия схожа с моей — энергия ожидания, я жадно впитываю ее, она проникает в каждую клеточку моего тела. Жду… Снова смерть… Но я не боюсь, потому что знаю силу. Силу правды… Они не знают о квадратах ничего из того, что знаю я. Есть такое правило: «Знать, уметь и молчать». Я буду, буду молчать. Они этого не узнают. Обещаю. Я буду хранить тайну, как кладбище хранит свои неприкаянные души …
Они близко… Они ведут меня на эшафот… Смерть…
«Moriturus te salutat!» — кричу я им в шутку, но они не внемлют моим словам. Я отдаю себя на растерзание. Я привыкла к боли, к страху.
По своей сути, они мне родственные души…
05.01.06.
