Действительно, в духовно‑материалистическом мире не осталось ничего, чего детективисты не захватали бы своими грязными, перепачканными чернилами, машинописной лентой, а с некоторых пор всё больше тонером загребущими лапищами.
Виды преступлений. Были все, начиная с клеветнических писем и завершая преступлениями против человечества в целом. Нет уголовной статьи, которую нельзя проиллюстрировать беллетризованной трактовкой какой захочется формы: рассказом ли, повестью ли, романом ли. Но самое излюбленное преступление — тихое, негромкое квалифицированное убийство. Расправляться можно со всеми более или менее заметными персонажами, если их не больше десяти, но полное отсутствие трупов считается дурным тоном, отвращая читателей гаже непреднамеренного убийства, совершённого грязным заросшим бродягой, забравшимся в дом в поисках дармовой выпивки.
Мотивы преступлений. В первые же годы земляки Эдди и Чарли перебрали до единого, пока в лондонском Уайтчепеле не объявился некто по прозвищу Дерзкий Джеки и не показал, что совершать загадочные, леденящие душу убийства можно и без всяких мотивов, просто из любви к самому́ процессу умерщвления.
Время действия. За две тысячи лет до нашей эры и по текущий календарный месяц включительно. В доисторическое прошлое и далёкое будущее действие тоже переносилось, но это был уже поджанр — фантастический детектив.
Место действия. Глинобитное поселение близ Фив периода XI династии и ультрасовременный шанхайский небоскрёб из стекла и стали; архисекретный рукописно‑инкунабульный архив мрачного средневекового монастыря и залитая электрическим светом детская публичная библиотека с аппаратом для микрофильмирования; салон одного из первых пассажирских бипланов и борт военного самолёта‑невидимки последнего поколения; пышное церемониальное собрание и анонимный сайт в Интернете; подножие Эвереста и гребень Марианской впадины; местности с самыми высокими и самыми низкими среднегодовыми температурами на планете, а главное дома́, дома, дома, самые разнообразные, но одинаково расположенные на отшибе, оторванные от цивилизации ненастьем всех четырёх времён года, и комнаты, наглухо запирающиеся изнутри комнаты, но с зазором между дверями и полом, необходимым для завладения ключом при помощи зубочистки и коврика для вытирания ног.
Способы убийства. Обязательный пункт уничижительных статей о детективном жанре. Показывается надуманность всех способов кроме отравления бытовыми химикалиями и содержимым домашних аптечек, удара по голове тупым предметом повседневного обихода, с использованием холодного и огнестрельного оружия широкой доступности. Беда в том, что и надумывать‑то больше нечего, не рискуя уйти в вышеупомянутый всеядный поджанр.
Типы преступников. Столько, сколько было задействовано, вряд ли существует на самом деле. Всех национальностей, возрастов, классов, профессий, темпераментов, моральных устоев, уровней образования и умственного развития, и только слугам решительно возбраняется посягать на жизнь других действующих лиц, словно это специально оговорено условиями найма и поставлено под контроль объединённого профсоюза кухарок, горничных, гувернанток, дворецких, садовников и семейных врачей. Автор уморительных «Книг об убийстве» Пэлли Вудхауз констатирует, что убийцу просто неоткуда брать, разве что преступление совершил бы тот, кого в книге нет, в частности, хитроумные издатели, не идущие дальше титульного листа. Да что там говорить, если уже в тридцатые годы прошлого столетия, именуемые «золотым веком детектива», некий француз язвительно заметил, что хотел бы написать вещь, в которой убийцей будет читатель. Идея блестящая, но сродни идее о слуге‑убийце, то есть неосуществимая. Об убийцах, замаскированных под сыщиков или ведущих рассказ от первого лица, теперь даже подумать неловко, после того что сотворил Кристиан Балу, самый настоящий убийца‑писатель, именно так, прежде убийца, а уж потом хоть кто, хоть второй поляк на папском престоле в Ватикане.
Сыщики. Здесь ещё есть из кого выбирать. Не были замечены в расследовании преступлений слепоглухонемые от рождения, многолетние пленники летаргического сна и дети‑тройняшки, а также женщины‑ассенизаторши, беженцы из благополучных стран, отставные генералиссимусы и спившиеся частные детективы исламского вероисповедания. Пожалуй, и всё.
И, наконец, жертвы. Как и с преступниками, невозможно вообразить типаж, который миновала бы участь сия. Даже лучшему сыщику всех времён и народов Эркюлю Пуаро не удалось умереть своей смертью, что тут о всяких простаках‑свидетелях и го́ре‑шантажистах говорить. Некоторые особо кровожадные авторы даже слуг не щадили! С повсеместным же распространением серийных убийств, совершаемых, как уже было сказано, из любви к искусству, в жертвы можно назначить кого угодно, хоть самого повествователя, и не только в вымышленном мире детективного произведения.
Так я думал, дружище читатель, очутившись однажды посреди выжженной пустыни, оставшейся после Эдди, Арти, Гилби, Эгги, красотки Элли из Огайо и сонма других, сплошь и рядом англосаксов, и перебиваясь жалкими крохами, годными разве для книжек‑минуток, так я думал вплоть до того дня, когда пришла весть о смерти девяти моих читателей.
Это была великолепная подсказка. Единственным, кого ещё не додумались убить детективщики, было главное действующее лицо — читатель. Читателя нельзя было сделать убийцей, точнее, убийцей из данной конкретной книги, технически было невозможно, да ещё так, чтобы он не выглядел полным идиотом сродни слуге‑убийце, однако ничто не мешало сделать его бездыханной жертвой и по книге, и наяву, надо было только привести в движение маленькие серые клеточки. Мотив? Его у меня было побольше, чем у Криса Балу: добавить пусть малозначительный, но новый штрих в полотно детективного жанра. И не суть важно, что он наговорил на диктофон целую повесть, а у меня получится выжать максимум три тысячи слов, разница в приоритетах очевидна, по‑моему. Способ? Тут серым клеткам потребовался стимул в виде табака на две трубки, и я внутренне содрогнулся, представив Арти и Эгги, о ужас, живущими во грехе и творящими в соавторстве. Полагаю, вас в этом месте тоже проняло, ваше читательское святейшество?
Но не будем ломать канву и без того куцего, мелкокалиберного сюжета. По правде говоря, сам я ничего не имею против экзотических способов убийства и не считаю, что с ними обязательно откатишься в поджанр фантастического детектива. Ничего фантастического не будет в том, если жертву — начальника арктической станции — обнаружат заколотым сосулькой, которая не растаяла и сохранила кожу с подушечек пальцев его преемника, зато самая заурядная пьяная поножовщина со смертельным исходом кажется мне насквозь фальшивой, если происходит между путешественниками во времени. Однако в моём случае законы честной игры не оставляли мне иного выбора, кроме как использовать в качестве орудия убийства сам рассказ, вернее, бумагу, на которой он будет напечатан. Но как такое, с позволения сказать, орудие пустить в ход? Чтобы подкараулить читателя где‑нибудь в укромном месте (только не в библиотеке, библиотеки просто завалены трупами) и раскроить ему череп ударом сзади, потребуется по меньшей мере пятисотстраничный том, а когда у меня столько наберётся? Солидные габариты необходимы и для того, чтобы спрятать внутри хитроумное устройство, которое при открытии нужной страницы либо царапнет читателя заразной переплётной скрепкой, либо пустит в лицо струю смертоносного газа, либо подорвёт пластиковый заряд… ба‑бах! Нет, чёрт побери, не годится. Положим, пятьсот страниц у меня наскребётся по сусекам, положим, книгу минимальным тиражом, необходимым для присвоения ей номера ISBN — международного идентификационного кода, можно и за собственный счёт выпустить, но как мне изготовить ещё и адскую машинку? В результате я остановился на старом добром отравлении в стиле «Имени розы», начинаете догадываться, читатель?
Да, дорогой мой номер десятый, вы и есть объект преступного посягательства в данном детективном сочинении, самый настоящий, плоть от плоти, кровь от крови. Всё как положено: весомый мотив, коварный злодей в обличье рассказчика, ничего не подозревающая жертва, саморазоблачение напоследок из‑за отсутствия сыщика… Чувствуете, как мурашки ползут по телу, немеют кончик языка, губы, тяжелеет голова? Таковы первые симптомы отравления наиболее сильным из известных ядов, название которого я, по понятным причинам, не стану приводить, скажу только, что он органического происхождения, не имеет вкуса и запаха и весьма трудоёмок в изготовлении кустарным способом. Смертельная доза — полмиллиграмма, и в зависимости от индивидуальных особенностей организма смерть от паралича сердца наступает через полчаса, час, в течение которых человек не может двигаться и говорить, хотя никаких болезненных ощущений не испытывает и до конца остаётся в полном сознании. Лечение, по словам токсикологов, в целом неэффективно.
Итак, старина, пока вы сидите и ничего не можете поделать, кроме как дочитать рассказ до конца, я вкратце, то есть соразмерно его объёму, изложу технику преступления.
Когда вещица была готова, я издал её вместе с двумя другими (называются «Загадка смерти Мафусаила» и «В заложниках у последней надежды», на случай, если вам не суждено было их прочесть) в частной типографии, которая присваивала код ISBN любой непериодической бредятине объёмом свыше четырёх страниц и тиражом свыше 249 экземпляров, не заморачиваясь ни на редактуре, ни на корректуре, так что стилевыми и орфографическими ошибками мой текст не должен пестреть, как это нередко случается с текстами, опубликованными не за твой счёт.
Вчера я распределил свою пятую книжку‑минутку по нескольким бензозаправкам и привокзальным табачным киоскам, назначив предельно низкую цену — вдвое выше себестоимости, и продавцы охотно пошли на предоплату из собственного кармана. Дорого же обойдётся одному из двухсот пятидесяти автомобилистов и курильщиков его случайная покупка. Да, дружище, страницы только одной книжки пропитаны токсином, на большее в домашних условиях не наскоблишь, так что у вас очень большие шансы выйти сухим из чернильной передряги, в целом большие. Я ведь не очередной пишущий убийца, я — первый в мире убивающий писатель, а для закрепления приоритета мне достанет и одной жертвы, если вы не против.
Теперь о ловушке, в которую автор и убийца в едином лице должен был заманить читателя и жертву, неделимого в двух ипостасях. Каким образом последнего можно было заставить перелистывать страницы как дитя малое — слюнявя пальцы, и тем самым заглатывать яд? Сделать вид, что первый — левша, и тогда правши, а к ним относится 85 процентов читателей, не преминули бы проверить, каким всё‑таки пальцем переворачивают страницы эти неловкие в движениях, дискомфортные леворукие, почему‑то считающие себя более интеллектуальными, одарёнными личностями. Лично я
