Произведение «Минералку Астафьеву...» автора Пилипенко Сергей Андреевич

А Таньку очки совсем не портили. Под очками её глаза ещё больше казались. Да её ничто не портило. И испортить не могло. Ни туго обтягивающие её длинные ноги джинсы, ни светлая маечка, плотно облегающая её небольшую но красивую грудь и покатые плечи. И предбаскетбольный рост тоже мне импонировал. Любил я в молодости крупных девушек, ну, а если крупные не попадались, то тогда любил просто высоких. Как Танька. С ямочками на щеках. Так хорошо было мне сидеть рядом, прижимаясь своей ногой к её горячему бедру. Приятно было, что на нас обращают внимание, приятно, что она с удовольствием общается со мной и, прижимаясь ко мне, что-то шепчет на ухо, уже и не важно что, и вовсе не «звездится». Несмотря на то, что многие присутствующие её хорошо знают. Тогда она была ведущей на краевом телевидении и была автором двух собственных программ. А я кто? Так себе, никому не известный работяга с завода. А вот, поди ж ты!

Мы сидели в кафешке «Дома актёра» и попивали мартини. Под аристократов косили. А как же, кругом такая богема, а я без бабочки. Честно сказать, я с большим удовольствием заказал бы графинчик водки, но не мог, со мной за столом была дама. В те годы я только-только начал кропать стишки и каким-то образом влился в литературное объединение «Диалог». Сходил пару раз просто из любопытства и остался надолго. Люди в ту пору там были очень интересные. Да и вела всю эту литературную деятельность Аида Федорова, поэтесса, которая пользовалась большим уважением в скандальной и по-глупому амбициозной писательской среде. Там я с Танюхой и познакомился.

Не знаю, каким образом, но Аиде Петровне удалось найти спонсора для издания сборника «Диалога». Это был, кажется, девяносто четвёртый год, и культура, медицина и образование падали в глубокую яму. Но ей это удалось. Сборник был, конечно, напечатан небольшим тиражом и на газетной бумаге. Но это была уже настоящая книга, и мою грудь распирала гордость. Танькину грудь она распирала уже не так сильно. За полгода до того она выпустила собственный сборник под названием «Зодиакальная болезнь». Да и печаталась она частенько в периодике. Я же ничем, кроме четырёх-пяти десятков совсем коротких очерков в захолустной газетёнке, похвастаться не мог.

По случаю выпуска этого сборника и затевалась эта презентация. И не просто презентация, а с грандиозным фуршетом для своих. Можно было ненадолго ощутить себя избранным. Зал для выступлений был небольшой, но очень уютный. Он сочетал в себе две странности. Обитый чёрным бархатом и крепом, он был настолько тёмным, что, стоя на сцене, невозможно было увидеть лица людей из первых рядов. И в то же время он так ярко был освещён рампами, что приходилось жмуриться, чтобы рассмотреть текст, написанный на листе. Мы уже с ней отстрелялись, прочитали по парочке наших нетленных шедевров и теперь проводили время за столиком, ожидая окончания выступления остальных наших сотоварищей. Чтобы ближе уже пообщаться за презентационными столами. Долго ли коротко ли, но и презентация закончилась наконец. Суровые официанты вытаскивали столики в фойе, накрывали их скатертями и выносили тарелки с салатами, канапе и бутербродами. Литературная элита в нетерпеливом ожидании бродила по мраморному полу Дома актера, обменивалась впечатлениями от встречи, разбивалась на небольшие группки и в нетерпении поглядывала на накрытые столы. Они были выставлены большой буквой «Т».

Чтобы придать значение и вес всему происходящему, были, естественно, приглашены все значимые литературные мэтры нашего города. Роман Солнцев, Эдик Русаков, вездесущий Коля Ерёмин, другие легкоузнаваемые персоны. И конечно же, с большими предосторожностями, был привезён на это мероприятие Виктор Петрович Астафьев! В ту пору он уже редко куда выбирался из дому, и увидеть его можно было только на собраниях союза писателей. Но он был всё время так плотно окружён толпой добровольных и навязчивых писателей-телохранителей, что не было не только никакой возможности подойти, но и просто разглядеть его толком.

Наконец столы были приготовлены, мы с Татьяной плавно перетекли со своих столиков на общий праздник, народ потихоньку был рассажен по местам и первая речь сказана Аидой Петровной. Это были тёплые наставления и пожелания дальнейших творческих успехов. Вставали по очереди и другие маститые писатели, осторожно хвалили, осторожно обещали поддержку, осторожно критиковали. Намекали аккуратно, что рано нам ещё пускаться в самостоятельное плавание, желательно бы поучиться у них, у людей, всё видевших и всё знающих. Всё это радовало, воодушевляло, вдохновляло и хотелось с новыми силами творить и дерзать. Но и мысль о статусном неравенстве по окончании речи подлой змеёй заползла мне в голову. Вот о чём я зачем-то думал! Ещё до того как нас пригласили за столы, официанты расставили на столах через равные промежутки бутылки шампанского и дорогого коньяка. Видимо, спонсор был серьёзен и богат! Маститых усадили за верхнюю перекладину буквы «Т», а начинающих за её ножку. Пробежался по столам кто-то из старших товарищей – и весь коньяк оказался у мэтров, на каждого по паре бутылок. На нашу же долю оставалось одно шампанское. Да и того не густо. Я как-то немножко скис. Нет, я не был алкоголиком, но воспитанное во мне с советских времён чувство справедливости негодовало. Было желание накатить полный стакан, чтобы этот праздник души засверкал яркими красками! Шампанское для этой цели не годилось. Скучновато нам становилось от длинных речей за длинным столом.

- Нет, Танюха. Так не годится, - сказал я через пятнадцать минут поэтессе, - ты как хочешь, но я пойду и прикуплю чего-нибудь в баре. Не хочу весь вечер цедить холодное шампанское, когда в душе столько горячих эмоций.
- И я с тобой, - прошептала она, - хотела тебе раньше намекнуть, да всё стеснялась.

И мы почти незамеченными удалились. Стеллажи за спиной бармена сияли удивительным разнообразием. Чего там только не было! Мы, ещё к тому времени не окончательно отошедшие от унылости советских прилавков, долго не могли решить, что же нам выбрать. Вкусы еще окончательно не сформировались к тому времени. Я мучительно решал для себя дилемму, состоявшую из литровой бутылки водки Baren и литровой же водки Finlandia, когда Татьяна несильно ткнула меня в бок. Я обернулся, за моей спиной стоял крепкий старик в хорошем сером костюме, но почему-то в светлых подшитых валенках. Простая короткая стрижка и выбритое лицо, исполненное спокойствия. Я непроизвольно отодвинулся от стойки. Его не узнать было нельзя.
- Проходите, пожалуйста, - попросил я его. Но он только отрицательно мотнул головой.
- Нет, покупайте себе, молодёжь, мне торопиться некуда, я уже своё отспешил, - слабо улыбаясь, произнёс он.

Мы с Танюхой рассчитались за бутылку финской клюквенной и отошли в сторону.
Нужно было ещё решить, какие сигареты прикупить. Дедушка тем временем достал из кармана кошелёк, такой, который в то время носили все пенсионеры, полуовальный, с бронзовыми каёмками по краям и отполированный до блеска в карманах. Попросил бутылочку минералки и, укладывая сдачу мелкими монетами в кошелёк, медленно отправился к столам, где гуляла наша презентация. Бутылку с минералкой он забыл взять, она сиротливо осталась стоять на прилавке.

Мы купили сигареты. Бармен недовольно посмотрел в спину медленно удаляющемуся старику и, протянув бутылку, попросил нас:
- Отдайте дедушке воду!

А навстречу ему уже почти бежали потерявшие его писатели. На минуту отвлёкшись собственным красноречием, они и не заметили, как Виктор Петрович встал и удалился в бар. А обнаружив исчезновение, почти запаниковали. И вот сейчас, окружив его снова плотным кольцом, ласково журили за такой необдуманный поступок. Татьяна подошла к окружавшим писателя спинам и решительно похлопала по одной из наиболее близко к нему наклонившихся.
- Тебе чего? – с какой-то досадой спросил он, поворачивая своё бородатое лицо и недовольно сверкнув очками.
- Минералку Астафьеву принесла, передайте, - спокойно ответила она.
Мы, развернувшись, направились к нашим местам, чтобы по-настоящему порадоваться празднику.
- Теперь до конца жизни буду хвастаться, что с Астафьевым за одним столом пил, - улыбался я.
- И никто не возразит... Правда, мы будем пить водку, а он минералку, но кто об этом узнает? - улыбалась Танька.