В череде журналистских впечатлений последнего времени мне запала в душу и не дает покоя встреча с солдатами, вернувшимися из Чечни. Ребята пришли в редакцию, потрясенные людской черствостью и безразличием.
В День памяти, когда они собрались у мемориала "Черный тюльпан" в Екатеринбурге, никто из проходящих мимо земляков не замедлил шаг, видя, как вчерашние солдаты склоняли голову в память о погибших товарищах. А ведь среди проходивших были и родители тех, которым, не дай Бог, возможно, еще придется воевать. И кто знает, как сложится их судьба в наш неспокойный век.
Слушая полные горечи слова ребят, выполнявших свой долг перед Родиной, я вспомнил виденный мной в Вашингтоне мемориал не вернувшимся с вьетнамской войны.
...На камне выбиты имена. Мерцают лампады. Нескончаемый поток людей. Преимущественно молодых. Многие прикладывали к скорбным строчкам на камне специальные листки бумаги (вроде переводных), и на них отпечатывались фамилии родных и близких. Их увозят домой как реликвию, чтобы дома было место, которому можно поклониться. А ведь Вьетнам от Америки дальше, чем от нас Чечня – неотъемлемая часть России...
Вернувшихся из района боевых действий на Северном Кавказе ребят ранили прямым попаданием в... душу. И где? У себя на родине. Они не могут устроиться на работу. Их отбраковывает медицинская комиссия. Им трудно найти общий язык со своими сверстниками. Вот фрагмент магнитофонной записи, которую я сделал у нас в Екатеринбурге в Окружном Доме офицеров, где собрались совсем еще юные фронтовики, чтобы создать свою общественную организацию.
Были тут и такие, кто пришел с родителями. Тяжелыми эмоциями наполнили душу парней уже самые первые дни дома, которых они так ждали, видели во сне. Гостинцев с войны не везут, а сухого пайка, выданного ребятам, едва хватило на дорогу из Чечни на Урал. Скуден оказался и родительский стол: повсеместно и систематически задерживают зарплату.
– Нас не рассчитали, – жаловались ребята, – денег нам не дали. Когда мы приехали домой, встретились с большими трудностями. В военкоматах спрашиваем: "Есть ли у нас какие-то льготы?" Отвечают: "Нет". Никому мы не нужны. Весь город оббегали, но работу так и не нашли. Говорят: "Не нужны нам такие".
– С учебой точно также. В техникумы не берут, – добавил другой парень со следами ранения на лице.
– На кого вы сейчас возлагаете надежды? – спросил я вчерашних солдат, защитников России. Горек был ответ:
– Трудный вопрос. Мы и президенту писали, и в прокуратуру, и Комитет солдатских матерей, и областной военкомат. Мы встречались с офицерами УралВО и решили, что должны объединиться, чтобы добиться каких-то льгот, каких-то прав.
Молодежь оказалась в вакууме. Единственное, где солдаты чеченской войны могут найти себе применение, – охранные фирмы. Но ведь это в сущности .продолжение войны. Только на другом фронте. А они ею сыты по горло. Во сне до сих пор как кошмар видят.
Психиатры знают, что тяжело не столько само потрясение, сколько память о нем, способность переживать его вновь и вновь.
Состояние непрекращающейся тревоги и душевной боли американские медики зафиксировали сразу после Вьетнама и ввели в научный оборот термин "посттравматический стресс". Нас же "афганский синдром", похоже, мало чему научил. Один из опросов среди тех, кто вернулся с войны, показал, что 58 процентов не знает, что такое радость, 42 процента постоянно испытывают чувство одиночества, 40 – приступы беспричинного гнева. Каждый восьмой помышляет о самоубийстве.
Что касается уральских ребят, пришедших в редакцию со своими проблемами, то они объединились в общественную организацию, пытаются при поддержке спонсоров наладить свое производство. Половина их желала бы вернуться на войну. Пустить дело на самотек, значит закрыть глаза на занятие части этих ребят сомнительным бизнесом, дать возможность вовлечь их в экстремистские движения. Вот как может обернуться дело, если общество, по воле которого молодые ребята оказались на войне, не возьмет на себя ответственность за их судьбу.
Говоря об ответственности за эту войну в целом, ее последствиях, уместно напомнить, что в самом ее начале ветеран вьетнамской войны, отмеченный многими наградами, Девид Крисчен, который был политическим консультантом нескольких администраций американских президентов, юрист и зкономист по образованию, предсказывал, что. если Россия не выведет свои войска из Чечни и не предоставит ей право на самоопределение, то чеченцы не остановятся ни перед чем, прибегнут к терроризму.
Дорогой ценой обходятся обществу необъявленные войны. Их последствия – как незаживающая рана.
В США синдром, связанный с посттравматическим стрессом, полученным в ходе военных действий, изучен в специально созданном национальном центре. Такую же работу по реабилитации вернувшихся с войны ведут еще четыре центра меньшего размера. Не забыты и ветераны войны, живущие вдали от больших городов. Это помогает людям, оказавшимся в состоянии апатии, душевной пустоты и боли, избежать прямого пути к алкоголю, поставить заслон наркомании, безотцовщине, преступности. В Америке сегодня действует система психологической помощи, в которой появилась необходимость, как только эта страна столкнулась с "вьетнамским синдромом", У нас же, где мирное время – это всего лишь короткий перерыв между войнами, еще до революции вышла книга профессора Иванова "Военные психозы". Но известно, как относятся к пророкам в своем Отечестве.
... И еще два эпизода, связанных с отношением к солдатам – вчерашним и будущим защитникам Америки.
При посещении старейшей в США военной академии и Вест-Пойнте, где учился бывший президент Америки Дуайт Эйзенхауэр, журналистам можно было посмотреть многое. Многое, но только не казармы. Как нам объяснили: ребята имеют право на личную жизнь.
Другой эпизод связан с вашингтонским Музеем авиации и космонавтики, где мне довелось побывать. Занимающий несколько этажей, он буквально подавляет посетителей массой информации, обилием подлинных экспонатов, Музей воспринимается как живая летопись эпохи, перевернувшей наши представления о мире и возможностях человека, оторвавшегося от земли и вырвавшегося в космос.
Как 6ы не было насыщенно экспозиционное пространство, в нем не затерялся первый советский спутник и макет гагаринского корабля в натуральную величину.
Готовясь отметить полвека со времени окончания второй мировой войны, Музей авиации и космонавтики решил открыть внушительную экспозицию "Завершающее действие: атомная бомба и конец второй мировой войны". Предполагалось показать часть фюзеляжа бомбардировщика, сбросившего смертоносный груз на Хиросиму. Узнав об этом, запротестовала американская организация военных ветеранов – общество не только многочисленное, каких немало в России, но в отличие от наших и влиятельное. Дело в том, что многие военные авторитеты прошлого, среди которых главнокомандующий силами западных союзников генерал Дуайт Эйзенхауэр, сомневались в целесообразности использования атомной бомбы против практически сломленной и готовой к капитуляции Японии. Сегодня об этом пишут много. Подоплека августовской акции 1945 года известна: страна, на которую она должна была произвести устрашающее впечатление, – Советский Союз. Число японцев, унесенных огненным ветром, – 180 тысяч. И тем не менее ветераны победили в конфликте с Музеем авиации и космонавтики: часть фюзеляжа бомбардировщика Б-29, названного по имени матери летчика, сбросившего бомбу, "Знопа Гэй", была показана посетителям. Однако никаких комментариев, ставящих под сомнение "подвиг" американских асов, ветераны не допустили. Экспозиция не была открыта. Даже в таком печально знаменитом случае, по поводу которого однозначно высказался весь потрясенный мир, Америка показала, что не склонна скрывать правды, однако не допустит попрания авторитета тех, кто выполнял приказ, воинский долг.
Мне кажется, эта история дает хотя и неоднозначную, но богатую информацию к размышлению.
И напоследок. В пригороде Вашингтона – Арлингтоне – в мае 1996 года возведен мемориал журналистам разных (!) стран, погибшим при исполнении профессионального долга. На памятнике увековечены имена 934 репортеров, в том числе почти 60 из России и других республик бывшего СССР.
Скульптурно-архитектурный комплекс в парке Свободы в память коллег для меня лично дорог тем, что воздает дань уважения и памяти тем, кто погиб как солдат с оружием в руках. Так, как мой незабвенный друг спецкор "Маяка" Леонид Лазаревич, с которым мне посчастливилось не раз вести парные репортажи у микрофона этой радиостанции Леню – большого, бородатого, с удивительно понимающими глазами и чуть сипловатым мягким голосом – убили в Нагорном Карабахе.
Это было задолго до начала чеченской войны, откуда вернулись солдаты, и пришли в корпункт "Маяка" в Екатеринбурге со своей болью.
