ТРЕВОГА
Темно-синий бездонный камень перстня настойчиво притягивал и уже не отпускал взгляд, словно мутный омут, неотвратимо затягивающий неопытного пловца в свои темные холодные глубины. Ольма с огромным трудом оторвалась от него и, поспешно завернув перстень в линялую тряпицу, упрятала его на самое донышко берестяной шкатулки. Немного подождав пока прошло легкое головокружение, вызванное длительным разглядыванием необычного камня, знахарка накинула на плечи старенький затертый тулуп, осторожно выскользнула из избы и, перебежав по скрипучему снегу темный двор, тихонько постучала в окошко приземистой амбарной пристройки, за которым слабым огоньком мерцала лучина.
Почти тотчас плотная занавеска отодвинулась в сторону, и к замерзшему стеклу приникло сморщенное старческое лицо с крючковатым носом. Подслеповато щурясь, старуха пыталась разглядеть в ночной темени припозднившегося посетителя. Наконец, узнав Ольму, она приглашающе кивнула головой. Занавеска тотчас опустилась, наглухо закрыв окно.
Через несколько мгновений пронзительно скрежетнул отодвигаемый засов, и дверь распахнулась. Из затхлого полумрака блеснули настороженные глаза.
- Это ты, Ольма? И чего это тебе, девка, не спится ночью?! - прошепелявила старуха.
- За советом я к тебе, бабушка Тора. Поговорить надобно, - ответила Ольма, зябко передернув плечами. - Может быть, впустишь в избу-то, ведь холодно?!
- Э-хе-хе... Чего уж там, пришла - так входи...
Старуха отодвинулась в сторону, пропуская Ольму внутрь, а затем быстро закрыла дверь и снова задвинула засов.
В комнате царил душный полумрак. Только на столе неуверенно колебался желтоватый круг света от потрескивающей лучины. В нем тускло и мягко поблескивали гладкими отполированными боками разноцветные камешки, выложенные каким-то весьма сложным замысловатым узором.
Ольма с любопытством уставилась на них.
Проследив за ее взглядом, Тора быстро накрыла камешки старым вылинявшим платком и сварливо проворчала:
- Нечего тебе, девка, на это зенки пялить! Говори быстрее: за чем пожаловала ко мне в такой поздний час?
Ольма смущенно присела на колченогую грубую скамью у перекошенного стола и неуверенно произнесла:
- Мне бы узнать об одном человеке...
- Мужик что ли? - усмехнулась старуха.
Не дожидаясь ответа еще более смутившейся женщины, Тора неожиданно резво для своих преклонных лет шмыгнула в темный угол, какое-то время повозилась там, чем-то громыхая, и вскоре вернулась, бережно неся в руках маленький глиняный горшочек, покрытый охристым орнаментом и путаной вязью каких-то непонятных символов. Она аккуратно поставила его на стол, а затем вновь исчезла в углу. Ольма слышала, как Тора чем-то громко шуршала, что-то переставляла с места на место, при этом что-то невнятно бормоча.
Наконец она угомонилась и возвратилась к столу с маленьким узелком. Развязав его и разложив перед собой, старуха принялась извлекать оттуда одну за другой разнообразные засушенные травки, веточки и корешки. Она тщательно растирала их жесткими узловатыми пальцами в порошок, что-то тихонько нашептывала, словно уговаривая, и бросала в горшок.
Ольма с неподдельным удивлением следила за сноровистыми действиями Торы.
- А что это за травы у тебя? - не выдержала она. - Они почти все мне не знакомы...
- Тебе это и знать незачем! - сердито отрезала старуха. - Те травы, которые потребны для врачевания, ты не хуже меня сама знаешь. А эти, что для ведовства и ворожбы предназначены... - о них не спрашивай. Очень опасно это знание - тебе ни к чему!
Когда бабка Тора наконец-то закончила свои длительные приготовления, она резко обернулась к Ольме, отпрянувшей от неожиданности, и, протянув к ней ладони, требовательно произнесла:
- Ну, давай!
- Что? - не поняла Ольма.
- Как, что?! - старуха даже подпрыгнула от возмущения. - Ты что, девка, разве не знаешь, что для того, чтобы узнать что-либо о человеке, надобно перво-наперво иметь какую-нибудь его личную вещицу?! Есть у тебя что-нибудь такое, али нет?
Ольма растерялась, было сперва от такого неожиданного стремительного напора, но тут же вспомнила о застежке от плаща Аргнара, которую хранила в потайном кармане платья. Знахарка оставила ее у себя на память о той тревожной ночи, когда Данго принес на хутор раненого воина.
- Вот, - смущенно пробормотала она, протягивая старухе открытую ладонь, на которой тускло поблескивала овальная фибула с изображением прямого меча.
Тора быстро выхватила ее из рук молодой женщины, внимательно оглядела со всех сторон и, удовлетворенно кивнув, опустила застежку в горшочек. После этого старуха мгновенно задула лучину. В наступившей темноте слышны были только какие-то странные шорохи и невнятное бормотание.
Ольма старательно прислушивалась, пытаясь разобрать слова, но к своему превеликому удивлению ничего не смогла понять. Совершенно незнакомая речь завораживала приторно-тягучим ритмом, гипнотизировала, приковывая взгляд к горшку.
Постепенно из его горловины начало подниматься и разливаться во все стороны слабое свечение, внутри которого было заметно призрачное мерцание, словно далекие звездочки перемигивались где-то в беспредельной Вечности.
Бормотание Торы становилось все быстрее и громче, одновременно с этим оставаясь глухим и неразборчивым. Иногда в ее голосе проскальзывали неприятные визгливые нотки.
Ольма почувствовала, что совершенно не может шевельнуться, даже просто моргнуть глазом она была уже не в силах. Глаза от напряжения начали слезиться, но знахарка, тем не менее, не могла оторвать взгляд от горшка.
Неожиданно из горловины в потолок комнаты ударил плотный сноп нестерпимо яркого белого света. Старуха-ведунья резко вскрикнула, отпрянув от стола, и в испуге замерла. В глубине сияющей колонны появился сначала весьма смутный силуэт человеческой фигуры, постепенно приобретающей все более четкие и узнаваемые очертания. Вскоре Ольма уже различила, что это высокий статный воин в хорошо подогнанных по фигуре серебристо-серых доспехах. Держа в руке обнаженный меч, он широким шагом уверенно уходил куда-то вдаль по прямой дороге. Рядом с ним, слегка пригнув голову, шел большой волк. Вокруг воина угрожающе клубилась тьма, но там, где он проходил, мрак расступался и уже не мог соединиться вновь.
Вся фигура воина была окутана чистым светлым сиянием, при виде которого сердце трепетно замирало в ожидании какого-то великого откровения и отрешенности от мирской суеты. Неземной воин уходил, не оборачиваясь. Ольма совсем не видела его лица, но ей казалось, что она узнает его из тысячи.
Внезапно щемящее душу видение померкло, световой столб заколебался и погас, и в комнате воцарилась безмолвная темнота. В гулкой тишине было слышно лишь, как где-то в подполе скребутся неугомонные мыши, да за окном гуляет ночной ледяной ветер.
- О-хо-хо... вот так дела... - вздохнула Тора, словно приходя в себя после тяжелого сна.
Она подвинулась ближе к столу, зажгла новую лучину, а затем как-то несмело заглянула в горшочек. Ее косматые брови в изумлении поползли вверх.
- Что там? - робко поинтересовалась Ольма.
- А ничего, пусто...
Старуха изучающе пристально посмотрела на нее, словно видела впервые, закусила губу и, то ли осуждающе, то ли сочувственно покачала головой. Затем, бережно обернув горшок холстиной, она отнесла его обратно в темный угол и все так же молча принялась убирать со стола цветные камешки.
- Что это было, бабушка Тора? - тихо спросила Ольма.
Старуха, сгорбившись, замерла, а затем с сокрушенным вздохом опустилась на скамью, и устало скрестила на коленях сморщенные руки. Она долго - долго смотрела в пол, а когда, наконец, подняла печальный взгляд на Ольму, лицо ее выглядело измученным и осунувшимся. Казалось, что она постарела еще больше.
- Ох, не знаю, - как-то неуверенно призналась Тора. - Я с таким впервые в жизни столкнулась... Только я тебе, девка, вот что скажу: забудь ты о нем вовсе!
- О ком?
- О мужике-то своем...
- Почему?
- Да потому, что не твой он! - воскликнула Тора, но тут же успокоилась и добавила с печалью: - Путь его лежит в безвременье. На воине твоем великая печать Вечности - он избран...
- Кем? - задохнулась Ольма.
- Вышними силами, - словно нехотя ответила старуха.
- Может, ты ошиблась? Может, твоя ворожба соврала?
Ольма умоляюще сложила ладони, с надеждой глядя на Тору.
- Может, и так, - неожиданно легко согласилась старуха, отводя взгляд в сторону и вставая из-за стола. - Пути Господни неисповедимы! Ступай-ка спать, Ольма, время-то уже далеко за полночь, да и я с тобой тут изрядно притомилась.
После того, как она выпроводила молодую женщину за двери, Тора снова достала из укромного угла горшок и осторожно высыпала его содержимое на стол.
На холмике серебристой пыльцы лежала уменьшенная копия прямого боевого меча с рукоятью в форме крестовины, увитой колючей ветвью терновника.
Подперев голову руками, старуха, пригорюнившись, смотрела на него, не отрывая взгляда.
- Стало быть, не врет легенда. Уж близок час великой битвы... - едва слышно прошептала она.
* * *
Предрассветный прохладный туман мягко стелился над самой землей и медленно плыл по улице, беззвучно растекаясь молочно-белыми ручьями между домами. Доверчивая ласковая тишина, наполненная сонной ленью, царила в столице Берта. Ничто в округе не двигалось, не слышалось ни одного звука. Это было то самое волшебное время, когда крепкий сон безраздельно властвует на земле, а свободные от дневных забот души людей витают где-то в бескрайних просторах сладостных и несбыточных грез.
Небо над темной грядой Джунхаргских гор слегка высветлилось, обозначив их вершины зубчатой изломанной линией, а яркие звезды начали постепенно блекнуть, словно остывая. От покрытых тягучим мраком склонов и пригорья на долину падала густая непроницаемая тень, скрывая от глаз стражников спящие поселки баронства. Ничто не тревожило их мирный сон.
На дозорной вышке, поднявшейся над запертыми по ночному времени главными воротами крепости, облокотившись на толстые перила и опираясь на копье, стоя дремал караульный. Хоть как он и не сопротивлялся, однако всепобеждающий предрассветный сон сморил и его. Не то, чтобы в Берте относились к гарнизонной службе спустя рукава, просто кольцо неприступных высоких гор надежней всего охраняло баронство от неожиданного нападения возможных врагов, а немногочисленные заснеженные перевалы, через которые можно было бы проникнуть в долину, день и ночь стерегли опытные воины-следопыты. Мимо них ни птица, ни мышь не могла проскочить незамеченной, не говоря уже о воинских отрядах.
Рука мирно дремлющего стражника непроизвольно соскользнула с древка копья. Он резко вздрогнул и настороженно поднял голову, мутным спросонья взглядом обвел покрытую сумраком долину. Вроде бы все было тихо и спокойно.
Переменив позу и немного размяв затекшие ноги, воин смежил веки и, уж было, собрался опять погрузиться в сладостную дрему, когда возникший где-то со стороны западных отрогов гор едва различимый ритмичный звук коснулся его слуха.
Тотчас сон как рукой сняло. Стражник мгновенно подобрался, на лице его появилось тревожное удивление. На юго-западе Берт граничил
