Культура готового мира

В каком направлении движется культура (тем более литература, тем более русская), не знает, вероятно, никто. Множество концепций, попыток выявить или выяснить направление преобразований литературы либо применимы к двадцатому веку лишь с большими натяжками, либо  - всё более часто – представляя постмодернизм как конец культуры, последний этап её развития, за которым не последует ничего, кроме, опять-таки, распада.
Возражений на это можно выдвинуть несколько. (Помимо общего замечания о том, что человеческое создание в принципе имеет тенденцию считать свою эпоху последней. Возможно, сейчас за этим ощущением стоит нечто большее. Но об этом позже.)  Однажды мировая культура уже сталкивалась с подобной ситуацией. А.В. Михайлов сравнивал эпоху барокко с плотиной, у которой собираются все осколки уходящей риторической культуры, культуры готового слова на завершающем этапе её развития. Сходным образом постмодернизм вобрал в себя всё то, что осталось от культуры постриторической (культуры неготового слова). Что дальше?

Можно выделить, по крайней мере, одну тенденцию, которая, вполне вероятно, станет определяющей на следующем этапе. По аналогии с культурой готового слова её можно назвать культурой готового мира. Идеальный, инвариантный образ текста, его создания и функционирования внутри этой культуры выглядит следующим образом.

Соотношение количества авторов и читателей приближается к тому, каким оно было до возникновения массовой литературы, но это происходит за счёт возрастания количества авторов. Фактически, автором становится каждый. Авторы всё же сохраняют за собой некоторые права – но лишь на конкретный написанный текст, не на мир, в который он происходит. Мир принадлежит всем. Концепция мира, вокруг которого собираются тексты, может быть изначально изобретена одним человеком, (имя которого затеряется достаточно быстро, так как личность не важна), и затем многократно описываться. Но он, этот мир, может возникать и непосредственно, в процессе сонаправленной деятельности множества авторов. (Хорошим примером такой организации является Wikipediaи бесчисленные Wikia. A ConworldWikia непосредственно касается нашей темы.) Кроме того, в основании может оказаться и мир, созданный удачливым автором предшествующей эпохи.

Центральный текст системы – описание мира – может существовать как имплицитно, будучи рассеянным по множеству историй, так и эксплицитно – в форме энциклопедии, в формировании которой участвует всё сообщество.

Движение к такому типу текстов, к культуре готового мира, в отдельных её проявлениях происходит уже достаточно давно, прежде всего, в литературе фантастической. Сначала это движение возникает, как идущее снизу, от читателей, которые выбирают, в каком мире жить, и пишут о своей жизни. Автобиографии. Биографии и истории. Жития и летописи. Может быть, литература любого мира начинается с них?

Потом происходят попытки организовать этот процесс, воспользоваться им или создать такое сообщество, исходящие «сверху» (Ещё одна деталь: «от автора» заменяется на «от создателя»). Создать мир как проект, включающий множество текстов.

Пример проекта «Аватар» (фильм, учебник языка, руководство «Как выжить на Пандоре») , на мой взгляд, не слишком успешный в этом аспекте, показывает, что сила воздействия, вовлечения в мир определяется не только внешним качеством текста (в широком смысле слова). но и чем-то иным. «Мощностью мира». Мерой влияния. Противоположный пример  - «Метро 2033/2034». Неоднократно доводилось слышать мнение: неудачная книга про замечательный мир. В различных вариациях. Скучная. Однообразная. Ненастоящая. Но мир – настоящий, и это оказывается важнее, чем качество текста от автора.

Кстати, об авторе.  Понятие авторства остаётся, но становится всё менее и менее значимым. Маркером текста, его определяющим знаком, становится принадлежность текста к тому или иному миру. Бесчисленные серии книг с названиями «Мир чего-нибудь (или кого-нибудь)» - ещё одно тому подтверждение.

Кроме того; вероятно, впервые движение преобразования литературы будет происходить в обратном направлении: не из «высокой» литературы в массовую, а из массовой в «высокую». Будучи выработана на материале массовой литературы, прежде всего, наиболее к этому располагающей фантастики, культура готового мира захватит и ту литературу, которую мы сейчас называем реалистической. Впрочем, при такой структуре организации текстов, какая описана выше, понятие реалистичности растворяется, поскольку принципиальной разницы в подходе к описанию вымышленного и существующего мира нет.

Такова культура готового мира, возможно, набирающая силу сейчас. За ней, если следовать логике, задаваемой уже самой терминологией, должна последовать культура мира неготового. Какой будет она, вряд ли доступно предположить сознанию, ещё лишь стоящему на пороге.