Урок

       – Да какой там. Просто если уж сделано правильно и толково, то должно быть так, не дураки ведь эти железки проектируют.

       – Да, жалко только, что чаще дураки пользуются. То на уроках телефон не выключат, то в автобусе меломаны доканывают. Тишины в городе и так не хватает.

       – А где человек, там всегда шумно, он тишины не выносит.

       – А ты как в глуши?

       – Я-то? – дед на секунду призадумался, – Я, что дикий зверь, среди человеческого гама жить не могу. И так бывает, внученька.

       Александра замолчала, ибо внученька прозвучало как-то слишком официозно, а из самого изречения сочило горькой ухмылкой.

       – Ну, что притихла-то? Как там дома? Что нового?

       Дед увёл разговор от неприятных дум в русло бытовой банальности. Впрочем, делами родни он интересовался искренне, выслушивая внимательно все семейные новости, временами одобрительно кивая или уточняя подробности. Так и не заметили, как доехали.

       Первой на встречу «гостям» выскочила с восторженным лаем овчарка Грета, за ней, радостно повизгивая от восторга, семенила лайка по кличке Ласточка.

       – А, нагулялась, проказница! Четыре дня домой носа не совала, а тут учуяла.

       Ласточка заискивающе припала на передние лапы, стыдливо отводя глаза в сторону.

       – Ты это брось, нас не прошибёшь. Завтра дома сидеть будешь. Наказана, – безапелляционно отрезал дед.

       Ласточка обиженно фыркнула и залезла под крыльцо.

       – То-то же. Ну, всё, девчонки, вы тут хозяинуйте, а я пойду вотчину проверю. Давай, Санька, распаковывай свой баул, я скоро.
       Изба каждый раз завораживала Александру. Каждый свой приезд она входила в неё словно в храм, в храм тишины и покоя, в святилище умиротворения и гармонии с природой, в хранилище истории, как семейной, так и мировой. После своего первого случайного визита, когда заезжали вместе с отцом всего на день, она рвалась сюда каждое лето, словно паломник в землю обетованную.

Стремилась ещё раз прикоснуться к кусочкам сохранившегося прошлого её родителей. Снова включить старую радиолу, покрутить радиоприёмник, вслушиваясь в шумы эфира средних и длинных волн между радиостанциям, а когда надоест, поставить пластинку и под её тёплое шуршание полистать старинный альбом с пожелтевшими фотографиями. В этот приезд была намечена миссия перефотографировать все снимки из альбома для хранения в цифре, ибо с каждым годом они всё больше выцветали. В избе царил коммунизм в том абстрактном представлении, которое имел о нем подросток, рождённый в двадцать первом веке. Официальные сведения были противоречивы, посему на веру Александра принимала информацию из наиболее достоверных источников – со слов родителей и деда. Они признавали недостатки канувшего в былое строя, но и не позволяли кому-либо ругать ту эпоху, а их воспоминания были настолько светлыми, что, даже не будучи ретроманкой, Александра придавалась грёзами по ушедшему времени. Но в тайгу её тянуло не только за воспоминаниями, сама природа не менее заманчива. Александра пыталась запечатлеть хотя бы кусочек лесной маги и поделиться ею с людьми. И ей это с относительным успехом удавалось, имелся неплохой литературный дар и врожденные журналистские навыки. Со временем накапливался опыт и её «написушки» всё больше превращались в нечто большее, чем просто комментарии на форуме, где она упражнялась в словесности.

       Под фоновое бормотание приёмника, иногда перекрывающееся похрапыванием старенькой служебной радиостанции «Лён», Александра задремала сидя в кресле, опустив раскрытый фотоальбом на колени.

       – Проснись, соня, обедать будем, – через некоторое время разбудил дед.

       – Странно, ночью вроде выспалась, – ответила она, потягиваясь и сладко зевая.

       – Это акклиматизация.

       – Какая акклиматизация? До города и двести вёрст не будет.

       – Да хоть двадцать. Город не тем и не так дышит. Ты сегодня не ходок. Так что отсыпайся, а завтра малым кругом по утру сходим. Постепенно в ритм вольёшься. Лес, он дилетантов не любит. Тайга – баба с норовом. Зазевался и привет.

       – Да ладно пугать-то.

       – А я не стращаю, я предупреждаю. Ты вот, благо, пацанкой у нас растёшь. А я ужо навидался этих, городских бойскаутов, на поверку большинство слюнтяи полные. Столько таких из болот выводил… Да ладно, шут с ними. Давай руки мыть и к столу.

       Вторую половину дня провели в беседах за шахматами. Вечером Александра презентовала на нетбуке свежую порцию семейных фотохроник. Потом посмотрели новый фильм о войне. Дед то слегка посмеивался, то хмурился и даже украдкой утирал слезу, но ругать кино он точно не стал. Да, было, что-то так, что-то совсем не так, что-то наивно, что-то даже глупо, но главное, что помнят. Рецензировал дед наделавший шума в интеренете фильм. Сам он не воевал, но детство как раз выпало на те суровые годы. Спать Александра напросилась на сеновал, что на чердаке сарая. Погода стояла тёплая, дождя не обещала, а ни один французский парфюм не переплюнет запах свежего сена. Основательно подсушенное оно всё равно хранило в себе ароматы таёжных разнотравий.

       Утром разбудил обиженный вой Ласточи. Как и свойственно лайкам, та почти никогда не лаяла. Дед непреклонен в своих решениях – наказана, значит, наказана. А чтобы не увязалась следом, он запер её в сарае. Грета же домашняя сторожевая псина, всегда оставалась дома, выполнять свои прямые обязанности.

       – Вставай, соня, всю жизнь проспишь!

       – Иду, дед, иду, – поспешила ответить Александра, спускаясь вниз.

       Приняла из рук деда свой рюкзак, который подготовила к походу ещё с вечера, выгрузив лишнее, и они пошли в лес. Дед вёл знакомой тропой, шагая не спеша, давая спутнику привыкнуть. Вскорости появились первые сопровождающие, не считая пернатых лесных сплетниц, стрекочущих сорок. Любопытные бурундуки посвистывали, перескакивая с ветки на ветку, а те, что посмелее, даже брели следом. Александра уже знала, чем эти «полосатики» отличаются от белок, но не удержалась и сделала пару снимков. Белку же так просто в прицел камеры не поймать, но нет ничего невозможного, и юный фотоохотник не терял оптимизма.

       – Дед, а ты на медведя ходил?

       – А что на него ходить? Он же не спектакль, – отшутился дед.

       – А если он нам попадётся?

       – Скорее уж мы ему попадёмся, а не он нам. Не дрейф, сейчас мишки сытые, жирок к зиме догуливают. Это шатуны зимой опасные. А так, Потапыч не балует. Разве что ягодников разгонит из малинника да из брошенных корзин всю ягоду поваляет. Это он своё хозяйское право заявляет, мол, моя эта ягода, я с неё питаюсь. Ты главное запомни, если медвежонка увидишь, то вот тут беги от него подальше. Чего ты там хотела, просто мимо проходила или проиграться с мелким, мамаша его разбираться не будет.

       – Всё, как у людей, за ребёнка любого загрызут.

       – Если бы. Медведицы детёнышей не бросают, даже чужих принимают, если у кого мать погибла или убили.

       – Так в тайге детдомов нет.

       – И то верно. Были случаи, даже самцы с медвежатами нянчились. Правда, те могут и задрать приёмыша. Чужая кровь ведь. Они о своём продлении рода пекутся. Потому медведица с выводком и злая, от людей и от своих обороняться нужно. Ладно, хватит о косолапых, вон глянь, какие грибочки народились.

       Александра нагнулась за грибами.

       – Ты их ножом подрезай, – наставлял дед, – вот, аккуратно, чтоб грибницу оставить. О, красавцы какие, как на подбор. А там вот около реки черёмуха, завтра сходим по ягоду. Ну, всё, мелкие оставь до следующего раза, пойдём.

       Пройдя ещё немного, они вышли на поляну, сплошь покрытую ярко-голубыми цветами, как поначалу показалось Александре. Но когда она коснулась ближайших цветков, лепестки вдруг зашевелились и, оторвавшись от стебля, взлетели вверх. Огромная поляна синекрылых бабочек. Такого Александра никак не ожидала в лесной чащобе. Дух захватило так, что она даже забыла про фотоаппарат.

       – Красота, – прошептала она, боясь громким словом спугнуть «наваждение».

       Дед утвердительно кивнул, дал ещё пару минут насладиться и спросил:

       – Ну, насмотрелась? Пойдём.

       Александра молча пошла следом. Дед вёл в обход чудесной поляны.

       – Чудо, оно покой любит. А нам пару верст не крюк. Там вот ещё одна полянка будет, на ней и позавтракаем.