- А не хочешь ли ты, мать, ножку мне на плечо закинуть?
Старуху аж передернуло: «Свят-свят! Откуда прознал?! Ох, нечистый…»
- Та ни, хлопче, я ось за йижой корови зайшла, - выдавила она, двигаясь по тесному сарайке бочком, чтоб ненароком не задеть ноги бесстыдника, которые он – окаянный, разбросал в стороны. – Худобу годуваты трэба.
- Ну-ну, берить, мамо, берить…А то, ежели шо, то я с превеликим моим удовольствием, - внимательно наблюдая за старухой, с явной иронией в голосе и хитрецой в очах, произнес молодик.
"А ведь и полетать бы… луна какая сегодня! Ах, какая луна!»…
- А шо, тетка, не полетать ли нам? Вон какая луна сегодня. Не луна, а леденец, право-слово!
«Шоб ты пропал совсем!» Старуха мысленно перекрестилась. «От же, бисов сын! Прознав!... У Киеве говорили, будто есть такой, шо мысли читает? Как его?...не спомню".
- А ты, хлопче, почем знаешь, шо мне зараз хочется?- с придыханием, расщепленным, как у Георгия Милляра голосом, стараясь не выдать страха, который уже застрял иглой в ее дряхлом сердце, спросила бабка.
- Так у тебя на лоби усе написано, - заржал тот, как конь, выставив напоказ крепкие белые зубы.
И по-молодецки легко вскочив на ноги, подошел к женщине близко-близко. У старухи отказали ноги, и она непременно завалилась бы на пол, если бы его сильные руки не подхватили вовремя. Да уж лучше бы упала…Накрутив концы вытертой и, местами почиканой молью, шали на свои огромные, как два булыжника, кулаки, парень подтянул бедняжку так высоко к себе, что она аж загуляла драными калошами в воздухе.
- Шо, старая, не выйшло у тебя ничего? – злобно прошипел он, обдавая ее лицо запахом лука и самогона. – Я вот те больше скажу: видал я тебя в гробу! И дружку своему передай: щекотки я не боюсь! Поняла?!
Мужчина отпустил старуху, и она свалилась в сено, и сознание тут же оставило ее.
А казак шел по пыльной дороге. Закинув на плечо рюкзак, весело напевал: «вить-вить-вить, тёх-тёх-тёх, ай-яя, ох-ох-ох, там соловэйко шчебэтав»…
Старуха нескоро пришла в себя, села и разрыдалась от пережитого.
- Господи, боже, - причитала она, растирая слезы по щекам грязным кулаком. – Прямо впервые со мной такой срам! Матинко божья, шо ж це було?!
Тут взгляд ее остановился на клочке серой бумаги, в которую изверг, верно, колбасу свою заворачивал. Трясущимися руками подняла его и, приблизив к глазам, в тусклом свете керосиновой лампы, наконец, рассмотрела. Это был обрывок газеты. Медленно и по слогам бабка прочитала то, что было напечатано большими буквами: «Чи-таю мысли, пред-сказыва-ю судь-бу, лечу гемо-рой, гры-жи, за-го-ва-рива-ю зубы, снимаю порчу. Порчу. Бальза-мирую на до-му…Экс-тра (чего?)-сен (эстрасенс какой-то!) Хома Брут».
Пишут авторы пародии на конкурс и мне захотелось…ну, может, получилась не совсем пародия, а так…вариация. И, конечно, как бы мне хотелось испросить разрешения у самого автора, но, к великому сожалению, сделать это никак не возможно. По той простой причине, что нет его больше с нами…с лишком двести лет, как уже нет.
Ко Дню рождения великого писателя.
