Смирная

На днях не вдруг вспомнилось из великого: "Никогда. Никогда не сдергивайте абажур с лампы! Абажур священен. Никогда не убегайте крысьей побежкой на неизвестность от опасности. У абажура дремлите, читайте – пусть воет вьюга, – ждите, пока к вам придут."*; и не вдруг, наверное, вспомнилась гр. Смирная М.А.
Обратилась она как-то в нашу вполне успешную в то время конторку - почти «Рога и Копыта» - с просьбой: как можно скорее продать долю в трёхкомнатной квартире:

- Сил нет.

На вопрос – какая сволочь тиранит её - пожилую женщину, М.А. толком ответить не смогла.

- А документы на квартиру где? - спросили мы.
- Выкрали соседи, - сказала Смирная.
- Родственники? - уточнили мы.
- Наверное. Но они говорят, что нет, но я помню, что вроде бы, да.

М.А. пояснила, что фактически проживает на десяти квадратных метрах из общих семидесяти пяти. Доступа к местам общего пользования Смирная не имеет - "не дозволяют соседи".

Эдуард тогда вышел из кабинета и позвонил мне с параллельного:

- Справку о дееспособности спроси.

Тут Смирная, словно подслушав Эдуарда, твёрдо заявила:

- Не думайте, я - в себе.

Надо признаться, что после того, что мы узнали позже, я удивилась, что Смирная М.А. не состояла на учёте, как доведённая до сумасшествия.

- Надо, чтоб вы посмотрели сами, но только так, чтоб эти... не поняли – кто вы и зачем, а то возьмут ещё грех на душу.
- А за квартиру кто платит?

Это был уже глупый вопрос или, как говорят, риторический. Эдик снова вышел и позвонил с параллельного:

- Давай, я съезжу. Не заработаем, факт. Но за бабку обидно.

Через час вернулся, рассказал:

- Она в комнате и спит, и готовит на плитке, и моется в тазике, и в туалет... там же. На кухне заседает разнополый контингент. Краснорожие - штук пять, не меньше. В двух комнатах, видать, такие же засели - я слышал возню.
Понятно, такие документы не покажут, если они вообще хозяева, а не квартиранты.

Со слов Смирной М.А., изначально ордер был выписан на мужа Смирной – военврача Смирного О.П. Их единственный сын ходил в море от Мурманска, там и женился. В девяносто третьем приехал в родительский дом с женой и тремя детьми, двое из которых - не его, а от первого замужества. И как раз в стране приватизация. Сын сказал: "обязательно!" В бюро предупредили: «Всех прописанных включать, как членов семьи». Так и сделали. А сын через два года развёлся. Из дома ушёл, а жена с детьми – ну куда им - остались. Сын женился снова, и уехал на ПМЖ в Германию.
Сначала, вроде, уживались. Смирная думала – не чужие ведь, а потом посыпалось, поехало – всё наперекосяк.
Сначала муж умер. Сын приехал на похороны. М.А. и не вникала в наследственные дела – положилась на сына. Потом невестка вышла замуж, привела в дом нового мужа, потом её старшая дочь родила, а младших забрали в интернат. Потом сын в Германии погиб. Потом невестка умерла, а её муж, овдовев, вступил в наследство на какую-то долю, а после женился на даме с двумя детьми. Потом помер внук от передозировки. Потом приехал какой-то мужик и заявил:

- Я – Рустам, муж вашей покойной дочери.

И стал жить на кухне. А вот теперь что?

- Вроде, вот этот, который Гришка – мой внучатый племянник. Остальных я не знаю, - думала вслух Смирная.

- Зачем терпели столько лет? - удивлялись мы.
- Стыдно. Дело семейное, как можно. Думала, умру быстрее, чем терпение закончится, но господь не дал больше.

...Изучили в домоуправлении стопку поквартирных карточек, договор приватизации, достали копию свидетельства о праве на наследство, запрос в городском справочном столе сделали, и наконец вытащили из юстиции копию договора купли-продажи.
Девятым пунктом оного значилось обременение, а именно – «после подписания настоящего договора гр. РФ Смирная М.А. 1938 г.р. сохраняет право регистрации и проживания в вышеуказанной квартире».

Видимо, кто-то из людей, имеющих отношение к этой сделке, был человеком.

Участковый отмахнулся сразу:
- Даже не надейтесь. Будет решение суда на выселение, тогда зовите.

Никто не знал, как сказать Смирной М.А., что в квартире ей больше не принадлежит ни метра, что уже полгода собственниками квартиры являются гражданин Грош В.Х. и гражданка Грош Х.В. – по одной второй доли в праве каждый.

Нет, маклера - далеко не робины гуды и не бэтмены. Но иногда могут себе позволить поработать «чисто для души».

Эдик, царство ему небесное, был человеком чутким, тонкой душевной организации, потому иногда делался нервозен и непредсказуем. Любимая его поговорка была – «я не дерусь, я бью».

- Я им устрою индемнитет, - пообещал Эдуард.

Смирную М. А. на период кампании он положил в терапевтическое отделение к врачу-однокласснику – он был денег должен. А сам заселился в комнату А.М., и немного запил. И не один, а с Пошей - любителем питбулей, бейсбола и Prodigy.

Питбуль, знающий только две команды – «взять» и «фу», уже на второй день кампании чувствовал себя как дома – квартирьеры-сенегалы рассредоточились и, если и выходили в места общего пользования, то строго в позе Ромберга - по одной половице, и не дай бог скрипнет! Бейсбол под Prodigy крайне способствовал нормализации внутриквартирного климата.

Когда Смирная М. А. выписалась из больницы, из краснорожих остался только внучатый племянник и его супруга. Накануне питбуль лично проследил, чтоб эта застенчивая женщина добросовестно убрала квартиру, а также чтоб в комнату Смирной М. А. чудесным образом вернулись пианино, стол, кресло и абажур, о возвращении которых та и не мечтала.

Конечно, можно было бы закруглить этот рассказ совсем красиво, чтоб не только Аркадий Райкин, был бы жив, проникся, но и Тимур со своей командой прослезился. Что-то вроде: мы подали в суд, расторгли сделку и копию договора приватизации заставили съесть начальницу бюро той самой приватизации на пару с начальником бюро технической инвентаризации. И приврать под занавес, что решением арбитражного суда в собственность Смирной М.А. определены две третьих доли в праве и тд.

Может, так бы оно и вышло, но случилось иначе.

Мне посчастливилось наблюдать, оживший взгляд Маргариты Андревны, когда она села, словно на трон, в кресло, зажгла абажур и торжественно произнесла:

- В былые годы у этого абажура вся семья собиралась. Что ж, теперь и мне помирать можно.

И тогда, наверное, не вдруг вспомнилось: «...у абажура дремлите, читайте – пусть воет вьюга, – ждите, пока к вам придут.»

Это было в субботу. В понедельник ей было назначено время в отделе районной соцзащиты, а она в воскресенье взяла и умерла.