двадцать лет на двадцать миллионов больше, видимо ненужных для власти, сограждан. Медицина превратилась из института, облегчающего страдания и продлевающего жизнь, в средство геноцида против собственного народа. Медицину сейчас, как и милицию, не любят, боятся и обращаются к ней, потому что по В.Высоцкому, «просто некуда деться!»
В медсанчасти института знакомая медсестра подарила Сугробину пятнадцать метров марли. В службе материального обеспечения испытаний он получил десяток метров байки очаровательного жёлтого цвета. Знакомые и друзья тоже помогли, чем могли. И детское приданое у него стало выглядеть солидно. В дальнейшем, выезжая в командировки, Сугробин в первую очередь обходил детские магазины. Из Киева на следующую осень он привёз мохнатую шубку, из Ленинграда маечки, рубашки, Из Ярославля привез льняное полотно. В Хабаровске купил нанайские расшитые тёплые сапожки, во Владивостоке отличную кожаную куртку на трёхлетнего малыша. И так со всего Союза привозил что–нибудь для своей любимой Дианки.
К выписке Лены с Дианкой он сдал в роддом одеяния в полном объёме. Утром Сугробин с букетиком алых гвоздичек подъехал на нанятой машине к заветному крылечку. Из дверей появилась Лена и получила цветы. За ней сестра вынесла завёрнутую в атласный конверт бесценную драгоценность и передала Леониду. Ребёнок внимательно рассматривал незнакомое существо. «Я папа, - сказал Леонид. Голубые глазки мигнули и губки разжались, изображая улыбку. «Будьте счастливы!», - сказала появившаяся в дверях Кармия. Сугробин поклонился ей вместе с ребёнком.
Через полгода Сугробину предприятие выделило двухкомнатную квартиру в обмен на его комнату. А ещё через полгода Дианка весело бегала по ковровому покрытию, застелившему весь пол, в пустых и чистых комнатах своей квартиры. И радостно разговаривала, беспрерывно привлекая слова «мама, папа, ой». Из мебели в доме была только её кроватка. Свою квартиру вместе со всем имуществом Лена передала Алочке. Двадцати двухлетний специалист с высшим образованием, и обеспеченный жильём, мог строить свою жизнь независимо и уверенно. Сугробин считал, что он выполнил свои обязательства перед Леной по оказанию помощи её вдовьей судьбы.
Дианке досталось счастливое десятилетнее детство. Мама была при ней неотрывно. Папа старался бывать в командировках поменьше. Почти до трёх лет в дальние поездки родители дочку не возили. Леонид насмотрелся в своих путешествиях на мучения малых детишек на вокзалах, аэропортах, поездах, которых родители везли за тысячи километров без нужды. Просто показать дедушкам, бабушкам детей, которые и вякнуть – то не могли, не то, что прочувствовать важность события. И гробили детям если не здоровье, то психику. В первый раз Дианка поехала к тёте вместе с мамой и папой по Волге на теплоходе, когда ей было за два с половиной годика, Тётя Катя тогда жила в Тольятти. Плыли два с половиной дня на маршрутном корабле Горький – Астрахань. Пассажиров в июне на классной палубе было немного. У Дианки появился равный по возрасту друг, и они до упаду носились по палубе, не оставляя мамам времени на спокойные беседы, когда папы пили пиво в корабельном ресторане. В Тольятти июль месяц по погоде на Куйбышевском море был не хуже, чем на крымском берегу. Вода была только пресная, не морская. Курортная зона с широким песчаным пляжем раскинулась привольно и просторно. На другой стороне в лёгком мареве горячего воздуха туманились Жигулёвские горы. При санаториях качели, карусели для детей. И полная привольность на песках у мелкой воды Прикрытая только панамкой, Дианка наслаждалась этим привольем, и первый раз в своей жизни загорела. И навсегда полюбила воду и плавание. По выходным муж сестры Кати, полный тёзка Сугробину Леонид Иванович, привлекал всех в сад, где взрослые пили вино под шипящие шашлыки, а ребёнок ползал по грядкам, собирая ягоды.
Леонид, сестрин муж, как и Катя, был сама доброта. Как активный строитель автозавода по просьбе Валентина Ивановича, купил ему автомобиль ВАЗ – О1 из первой тысячи произведённых. И какие были смешные времена. Машина, естественно, была продана на имя Леонида Ивановича. И когда брат Сугробина приехал в Тольятти за машиной, чтобы отогнать её в Горький, два нотариуса в Тольятти отказались выдать доверенность на машину. «Идите, жалуйтесь! Но спекуляцию поощрять я не буду!» – заявила обескураженным владельцам автомобиля советская женщина. Попробуй, предложи ей тогда презент за услуги, посадила бы мгновенно. А сейчас всем хорошо, кроме тех, у кого денег нет, чтобы дать.
Дружелюбная обстановка в доме сестры, которую Леонид называл второй мамой, растопило предубеждение Елены Максимовны о холодном отношении родных Леонида лично к ней, как к женщине, принесшей ему своим первым ребёнком дополнительные хлопоты.
В Тольятти Сугробин с Леной экскурсионно посетили Куйбышевскую ГЭС, прошлись по плотине. Не пропустили своим вниманием и автомобильный завод. У Лены был знакомый по Горькому, в будущем известный всей России Владимир Каданников. Он и многие другие горьковчане стояли у истоков производства итальянских автомобилей в России. Уже едва ли кто помнит, но брежневское руководство хотело превратить город Горький в подобие американского Детройта. Всё было не просто разговорами, а запланировано. Были выделены площадки под строительство. Для легковых автомобилей (нынешний ВАЗ) на высоком берегу Оки напротив ГАЗа. Для большегрузных автомобилей (нынешний КАМАЗ) на левом берегу Волги напротив Стрелки. Горьковские газеты подробно информировали читателей о количестве автомобилей, которые будут выпускаться в городе. Естественно, из молодых, подающих надежды горьковских автозаводцев, формировались первые группы для обучения и руководства будущим производством. Но произошло как в анекдоте про Израиль.(1) Кто – то в политбюро вспомнил, что существует ядерное оружие. И не только в СССР, но и у потенциальных противников и сказал: «Это, пожалуй, неправильно, что мы в диаметре пятидесяти километров сосредоточим всю автомобильную промышленность страны. Одну хорошую бомбу уронят американцы посреди этого воображаемого круга. И всё!» И политбюро согласилось, не понимая, что глобальный ядерный пожар сметёт всё живое на земле, а не один гигантский город автомобилестроитель. Этим решением город Нижний Новгород был спасён от совсем непривлекательной судьбы стать промышленным мегаполисом России.
В то время Каданников работал директором сборочного производства ВАЗ. Лена прозвонилась ему домой, и её с Сугробиным завод принял как уважаемых гостей. Чашечка кофе в кабинете при встрече, и беседа под кофе. Потом прогулка по заводу в сопровождении квалифицированного специалиста, с толком показавшего и рассказавшего обо всём. На конвейере тогда собиралась поставленная по весне на поток новая модель ВАЗ – 08. По прощанию снова чашечка кофе, но уже с коньяком. Тёплые рукопожатия и тёплые слова.
- Очень приятно, Леночка, иметь значимых друзей, - сказал Сугробин, когда они покинули завод и сидели на открытой веранде при кафешке в новом городе, построенном москвичами по столичному. И закусывали жарким по домашнему под крымский белый портвейн. Больше с Каданниковым Сугробину встретиться не пришлось. И дай ему Бог памяти, чтобы оставаться хоть чуток таким, каким был.
На Чёрном море Дианка первый раз побывала пяти с половиной лет. В Гаграх. По предложению соседа по дому. Сосед был лицом кавказской национальности, приехавшим и обосновавшимся в Нижнем Новгороде задолго до распада Союза. У него была девочка, ровесница Дианки. Дети дружили и ходили друг к другу в гости на именины и просто так. Кавказец так и не признался в своей национальности. Но в Гаграх у него жил двоюродный брат в собственном доме. И друг семьи присоветовал Елене с Дианой поехать в Гагры, и остановиться у брательника. Он написал записку для брата и отдал её в руки Елене. Денег у Сугробина на всех не было, и в Гагры улетела мама с дочкой.
Весной прошёл ХХУ11 съезд КПСС, выдвинувший смутные идеи об изменениях внутреннего состояния страны, назвав всё это намерениями о перестройке. Страна, ограниченная в потреблении алкоголя, воспринимала слухи недоверчиво, и была в полной непонятности. Но зашевелились националисты и «деловые» люди, уже наворовавшие большие деньги, и ещё не знавшие как этим деньгам дать легальный выход. Андроповские намерения о наведении порядка и внедрения в жизнь справедливости были забыты.
В Абхазии, откуда загоревшие и довольные вернулись к Сугробину его девочки, советская власть ещё держалась. И Чернобыльская пыль до этих берегов не долетала. Малышка была в восторге от моря. А Лена осторожно, как и положено было члену КПСС, говорила, что абхазы не уставали напоминать всем отдыхающим, что это их земля, и все русские не очень им нужны. «Особенно, почему–то, старались говорить женщины», - удивлялась Лена, рассказывая об этом.
- Женщины эмоциональнее мужчин, - ответил ей Леонид в раздумье. – Националисты знают, что делают. Главное для них возбудить толпу, которая ничего не понимает, но всё давит и сокрушает. Массы становятся главным орудием для достижения целей их вдохновителей, и не получают ничего после завоевания так называемой независимости. И женщины в восточных государствах, по их законам и людьми-то полноценными не считаются, выходят на улицы и готовы умирать сами, не понимая за что. А малые народы в современном мире вообще не могут существовать без покровительства сильного. И при всей своей фактической независимости - всегда зависимы. Только простому народу приходиться платить двойную дань за эту независимость: своим властителям, и покровителям через властителей.
- Уж больно ты мудёр у меня, - засмеялась Лена. – Малышка после дороги так сладко и безмятежно спит. И нам пора.
Через пять лет Абхазаия, объявившая свою независимость, узнала, что это такое, подвергшись нападению Грузии. И вздохнула облегчённо, когда Россия снова протянула свою покровительственную руку. А Грузия своим примером показала всё лицемерие многих национально – освободительных ситуаций, когда националисты борются не за свободу народов, а за достижение клановых и личных интересов. И националисты сделали грузинский народ никому не нужным. Даже неплохое натуральное вино им не кому продать. И правдами, и неправдами ползут грузинские люди в Россию, чтобы подзаработать и как – то выжить. Потому что дома у них ничего нет, кроме гонору. А подачки от дяди Сэма оседают в карманах дежурных властителей. И если сообразит народ что и к чему, то разберётся. И разборка будет не простой.
Через год уже по путёвке Диана с мамой Леной отдыхали в доме творчества. Потом был санаторий «Анапа» и великолепный дом отдыха «Голубая даль»в Дивноморске. В Анапе Дианка с папой ежедневно ходили на базар, который был недалеко от санатория, и подолгу бродили по рядам, выбирая фрукты и торгуясь власть. Соблюдали предписания докторов и принимали сеансы лечения. Дианка
