говорили, свиньи почти всеядны и с удовольствием питаются падалью. Видимо, девушка раньше услышала шум, может, не спала: ребенок болен. Спустилась к ним, но к моему приходу визги свиней уже почти прекратились, а хряк обгладывал тело бедняжки. Меня чуть не вывернуло тут же, на месте. Разогнав живность, запер загон, чтоб они не тронули. Схватил ребенка и погнал к чертям с этого дьявольского места. Перед глазами все еще стоял образ огромного хряка, рыло которого ковыряется в человеческой плоти. Она спала, дверь в общежитие была выбита. Рычание из комнат второго этажа четко давало знать, что тварь — та самая, о которой в детстве мне рассказывала бабка, называя ее чертом.
Тварь уже здесь... Ружье осталось наверху, потому, схватив ребенка, я просто побежал, пока она нас не заметила.
Я слышу ее.
Она почти дышит нам в спину. Не нападает, а просто ждет, когда вымотаемся. Когда падем наземь, обессилевшие, думая, что оторвались.
Ветки хрустят под ногами и бьют в лицо. Ручонки девочки хватают за плечи — несусь из последних сил, стараясь не сбавлять темп. Хотя бы ребенок должен выжить.
Нога попадает в яму, подворачивается, со вскриком я падаю, подминая ребенка под себя. Она плачет, цепляясь за шею. Поднимаюсь на ноги — резкая боль не дает бежать, ковыляю, всего пара километров — и дорога. Дорога, по которой каждые полчаса проезжает машина, на которой ни разу не было случаев нападения: тварь туда не выходит.
Волоча ногу и держа всхлипывающего ребенка, шагаю, упорно двигаясь в сторону спасения. Прислушиваюсь, но вроде тихо, ее не слышно.
— Меня что-то коснулось. Мокрый нос...
— Не бойся, это лисенок, — шепчу девочке; она боязливо жмется.
— Правда?
— Да, — сквозь боль улыбаюсь, — не волнуйся, все будет в порядке.
Голова кружится от боли. Не знаю, что с ногой, но явно ничего хорошего. Тихое похрустывание в сапоге намекает на перелом, но отгоняю его: даже если у меня шок болевой, мне или так идти, или сдохнуть вместе с ребенком. Картинка перед глазами плывет...
Прошагав еще метров сто в кромешной тьме, опускаю ребенка на ноги:
— Сама пройди немного, хорошо?
Она кивает и, схватив за руку, идет наравне со мной. Так мы медленно идем вперед. Темно. И слышен лишь хруст под нашими ногами. Трава, ветки, сухие листья. Прохладно. Небо чистое, светит луна, озаряя нам путь. Огромные коряги отбрасывают тень. Подозрительно тихо. Знаю, что очень плохая примета, когда не слышно птиц. Ибо тогда считается, что лес мертв.
Оторвались?
Волна тошноты накатывает. Дальше не дойду. Руки трясутся, ноги передвигаются только чисто механически.
— Присядем? — Мы где-то рядом; надеюсь тварь так близко не подходит, и мы давно уже оторвались. Спускаюсь на землю, вытягивая ногу и притягивая девчонку.
— Только не бойся.
— Это точно был лисенок? — В ее глазах плещется ужас: она не понимает ничего, кроме смертельного страха.
— Лисенок, — вяло улыбнувшись, щелкаю по носу. — Отдохни немножко, — она сворачивается клубочком. Обняв ее, утыкаюсь лицом в затылочек, вырубаясь... Проваливаясь во мрак...
Просыпаюсь от жуткой боли и холода. Сырой туман повис густым облаком.
— Малышка, — протягиваю руку, касаясь ее ножки, чтоб разбудить. Тельце, лежащее чуть поодаль от меня, такое же холодное, что и туман. На ее лицо я смотреть боюсь.
Сглотнув, оборачиваюсь. Смотрю в упор на пасть прямо перед моим носом. Один рывок — и челюсти смыкаются на моем горле. Сдавливая и вгрызаясь в плоть. Сжимаю руками небольшое тело с поджарой тощей задницей и длинными лапами, сдергивая его с себя.
Вырывая клок гортани, тварь сваливается с меня.
Тут же с рыком набрасываясь на лицо.
