Ветер тянет голубовато-белый песок по молочной долине. Солнце ползёт за холм, расплываясь оранжево-жёлтым эллипсом в плотном пригоризонтном воздушном слое.
Предвечерний жар сдувает с земли, и вот уже подступает холодок, с проворством карманника забираясь за пазуху, под потёртую синь комбинезонной ткани.
Компьютер выводит цифры на нарукавные панели.
Авария уникоптера – тринадцать сорок две по местному времени.
Сейчас…
«Странно. Здесь рано темнеет»
Не то, что на Земле. На Земле в это время…
А, впрочем, всё по разному.
На том побережье северного моря, где он жил в прежние, земные времена, сейчас…
Провёл пальцем по экрану.
«Двадцать два – ноль шесть» ответил экран.
…июньские короткие белые ночи.
Сегодня – особенно короткая.
Тепло и светло. Лёгкий ветерок с моря и сосна у дома сбрасывает шишки, так и норовя при случае попасть по макушке. И кот макрелевой масти сидит у ручья, заклиная форель стать беспечной и радостной, чтобы и голодному мохнатому было счастье.
И Луна серебряной монеткой едва проступает на розовом небе.
Здешние луны – красные, тревожные.
Он видел и на Земле красную Селену. В тропиках, перед бурей.
В тропиках темнеет рано. Даже сегодня, двадцать второго июня.
Впрочем, как соотносится местное время с земным?
На этой планете всё совсем по-другому. Здесь и продолжительность дня – двадцать восемь земных часов.
А люди по привычке к циферблату (пусть даже и виртуальному), разрезанному на двенадцать секторов, делят один оборот планеты на двадцать четыре временных отрезка.
Вот и получается, что соотношение… оно такое, что… примерно один-запятая-один и шесть-шесть-шесть…
«Да ту т без компьютера точно запутаешься! И вообще – где Земля и где эта чёртова планета! Как они там крутятся одна относительно другой… Да это и не понять! Остаётся верить этим циферкам на экране. Два шарика в трёх десятках световых лет один от другого… Господи, да как же выбраться отсюда!»
Боль от перебитой ноги нарастающим, алым, густым потоком по белым, ветвящимся руслам нервов потекла к голове, угрожаю залить мозг потоком непереносимого страдания.
Скреплённые биопастой фиксирующие накладки рассохлись за день под палящим солнцем и стали отходить постепенно от голени, освобождая от спасительной хватки фрагменты перебитой голени.
Пилот охнул и припал на правую ногу.
Вытащил капсулу с обезболивающим и сделал инъекцию.
Через шею, так быстрее начинает действовать.
Со времени аварии прошло семь с половиной часов. Местных.
А местные тянутся длиннее земных.
Или ему так кажется?
Он достал из нагрудного кармана прозрачную пластинку-карту.
Совместил красную изломанную линию с линией горизонта. Спасительная жёлтая точка мигала прямо по курсу.
Он не сбился с пути.
Семь с половиной часов он двигается к автономному медицинскому блоку, заброшенному в глушь холмистой пустыни спасательной службой экспедиции терраформирования.
Сотни таких блоков разбросаны по всему континенту Торканы.
Для таких как он. Для подобных ему.
Здесь часты аварии. Обрывы связи. Потери техники.
Чёртова планета – не хуже других. Но опасна, по своему опасна.
Она сопротивляется терраформированию, не хочет терять саму себя.
Не хочет терять свой метан в атмосфере, бесконечные пустыни в центре континента и непрерывные ливни по всему его побережью, грозовые разряды средь бела дня при ясном небе и удушающие раскалёнными воздушными потоками столбы огня, внезапно вырывающегося из скальных трещин на изломах горных хребтов.
А ещё – не хочет терять своих деток, пещерных тварей, копошащихся в её недрах, и выпрыгивающих, выскакивающих, выползающих и дневною порою, и ночною, и – в любое время, как им вздумается, захочется, заблагорассудится, как инопланетная воля их вытолкнет из чрева Торканы на погибель двуногим пришельцам.
Особенно тому двуногому, чей уникоптер попал под удар блуждающей молнии. И чей бортовой экзоскелет придавило плохо закреплённым контейнером с образцами горной породы.
Тому, чью ногу едва не перебило выброшенное ударом с креплений кресло.
Тому, кто бредёт семь с половиной часов, поддерживая силы питательными инъекциями и смиряя боль инъекциями морфодона.
И кому осталось до спасения…
«Семь тысяч сто пятьдесят семь метров» сказала карта.
«Чёрт! Полчаса назад этих тысяч было почти столько же!» ответил ей Эдван.
Выпрямился, постанывая и пошатываясь.
И побрёл, точнее, поковылял к медицинскому блоку.
Было уже темно.
При свете дня приплюснутый цилиндр с куполообразной крышей был бы оранжевым, но в торканской пыльной тьме под жидким лучом фонаря он выглядел бледно-жёлтым с лёгким пепельным отсветом.
Впрочем, кто знает: может, он успел выгореть на местном солнце и изрядно запылиться, до потери начального цвета?
Он ведь тут стоит года три, не меньше.
«Всё, я добрался… Всё!»
Главное, найти дверь.
Медленно обойти блок по периметру.
Датчики заметят его присутствие и подсветят прямоугольник двери с панелью сканирования.
Обязательно подсветят, это предусмотрено как раз для ночных бедолаг.
В блоках последней модели есть и роботы-эвакуаторы, которые способны на расстоянии до трёх километров определить присутствие раненного и помочь ему преодолеть последние тысячи метров, в считанные минуты перенеся его к спасению на трансформирующихся креслах с фиксаторами.
Но это – в последних моделях.
Этот старичок, пожалуй, такими роботами не оборудован. Разве что внутри пара санитаров на консервации, в ожидании пациентов.
И то – если повезёт.
Но подсветка безотказно работает даже в самых древних блоках!
Ему же сто раз говорили об этом, инструктировали, напоминали, информировали, да вдобавок ещё и просили не забывать.
Главное – добраться до блока.
Пересечь невидимую черту, проведённую сканирующими сенсорами в радиусе десяти метров от оранжевых стен.
И блок заметит тебя. Проведёт биодетектирование.
Оживёт и подсветит дверь. И включит красный сигнальный маяк на крыше.
Но…
«А ведь странно!» подумал Эдван, завершая круг и выходя на собственные следы. «Нет подсветки – полбеды. Есть фонарь… Но где проблесковый огонь? Я же минут десять как пересёк черту! Почему эта коробка не мигает? Где звуковая индикация?»
Блок оставался тёмен и нем.
Ни огонька снаружи, ни единого движения внутри (Эдван даже замер на полминуты, ненадолго приложив ухо к стене), ни малейшей вибрации, ни единого звука.
Тревога холодком лизнула сердце.
«Может, он вышел из строя? Инженеры уверяют, что он практически неуничтожим, аккумуляторы держать заряд десятилетиями… Но можно ли этим занудам верить? Они ведь и про уникоптер что-то похожее говорили. Что он любой разряд выдержит. И добавляли: «практически». А практически – не выдержал»
Эван, тяжело кряхтя, присел на холодный песок, бережно оставляя в сторону больную ногу.
Похлопал по нагрудному карману.
Две капсулы обезболивающего, одна – с энергетиком.
Спасительной химией он ещё часа на три обеспечен, но организм может больше не выдержать.
Питательный энергетик в конце концов выжмет все клетки его тела как губки. Он даёт силы, но и заставляет работать ткани на износ.
Тело так долго не выдержит. Скоро оно взбунтуется и отключится.
Морфодон блокирует боль, но для сознания он небезопасен.
Полдня на нём – гарантированная передозировка.
Скоро мозг не выдержит.
Минут через десять начнётся очередной приступ боли, ещё одна инъекция.
А потом…
Очень может быть, что потом – шок и темнота.
Что одна капсула, что другая – из спасителей станут убийцами.
А без них – тоже шок.
Только болевой и от истощения.
И всё та же темнота.
Интересно, водятся здесь пещерные твари?
Эдван вздрогнул.
«Ещё чего! Меня, пилота уникоптера, и сожрёт восьмилапая чешуйчатая тварь? Нет уж, нет!»
Представился ему на секунду труп. Хладный труп с гаснущим фонариком в закоченевшей руке, лежащий навзничь на песке возле блока, обратившийся стеклянными глазами к ясным звёздам и покорно ожидающий подползающую к нему клыкастую тварь, пробующую лапами песок перед финальным прыжком.
«Нет, нет! Чепуха! Так не бывает… Добираться в такую даль, чудом добраться – и погибнуть? Так глупо, так нелепо – у самого блока?»
Впрочем, в глубине души он знал, что бывает ещё и не так.
Некоторые пилоты после долгого возвращения на базу погибали в двух шагах от посадочной площадки.
Но всё же смерть возле блока показалась ему абсолютно невозможной, нелепой и недопустимой.
Он приподнялся, царапая защищёнными перчаткой пальцами по гладкой стене.
Повернулся к блоку. Посмотрел на тёмные следы от пальцев.
«Да, именно так и надо…»
И, подсвечивая фонарём, побрёл вдоль стены, непрерывно ведя по ней пальцами, под слоем пыли отыскивая еле заметный выступ двери.
«Можно же открыть вручную…»
На крайний случай у него был при себе пистолет.
Но стрелять по замку – последнее дело. Может включиться системы защиты.
Хотя, это тоже вариант спасения.
Блок даст сигнал тревоги и прилетит дежурная группа.
Главное, чтобы при этом блок его как-нибудь ненароком не угробил.
Кто знает, что у него предусмотрено на случай нападения. Электроразряд, отпугивающий пещерных, человека может и убить.
«Ничего, главное – найти дверь. А там разберёмся…»
Дверь он нашёл, пройдя почти четыре пятых пути.
«Дурак!» отругал он сам себя. «Надо было в другую сторону идти!»
Впрочем, что можно знать заранее?
Он провёл рукой, очерчивая границы двери.
На сером фоне проступил прямоугольник со скруглёнными краями.
Где-то здесь, посередине и на высоте груди должна быть кодовая панель.
Прикрыв рукавом лицо, он стряхнул пылевой нарост.
Панель оказалась на месте.
Он нажал кнопку ввода.
На панели загорелся бледно и как-то неуверенно одинокий красный индикатор.
«Действует!» с облегчением подумал Эван. «Есть энергия!»
Но почему же он его не опознаёт?
Программный сбой?
Эдван набрал личный код и снова нажал кнопку ввода.
- Повторите! – лязгнул в ответ блок.
Так неожиданно и резко, что Эдван вздрогнул.
«Негостеприимно…» с неудовольствием подумал он.
И повторил ввод кода.
И тут же – вспыхнула подсветка, замигал маяк и запищал зуммер звуковой индикации.
Эдван на всякий случай отступил на шаг.
Кто знает, может, этот запылённый спасатель-старичок и двери открывает резко и без предупреждения.
И наружу.
Минуты две ничего не происходило.
Больные – народ покорный, потому Эдван ждал терпеливо, лишь медленно оседая от упадка сил.
И лишь по прошествии этих долгих двух минут блок зашипел и вдвинул внутрь массивную дверь, подняв по всему периметру осветившегося оранжевым светом проёма лёгкие серебристые облачка.
«Добро пожаловать!» сказал сам себе Эдван.
Конвертоплан, развернув плоскости винтов на трансформирующихся в посадочную конфигурацию консолях, по длинной спирали спустился на пустынное плато, в развороте гася скорость.
Шасси скользнули по грунту и белые потоки пыли взлетели к небу широкими конусообразными столбами.
Конвертоплан остановился.
Замершие винты сложились цветочными лепестками и ушли вглубь консолей.
Бесшумно выехал трап и одновременно отошла в сторону крышка бортового люка.
«Быстро прилетел» со смесью удовлетворения и удивления отметил Ботнер, заранее протягивая руку
