Сухофрукты Коля привозил из деревни. Там жила его бабушка. Она была очень старенькая и, как предполагал Коля, доводилась ему не бабушкой, а, по крайней мере, пра-пра-бабкой. Она сама собирала фрукты в саду, росшем вокруг ее дома, резала, провяливала на листах из журнала «Огонек», расстеленных на двускатной крыше, а потом доводила до нужной твердости на противнях в русской печи.
Коля привозил сухофрукты из деревни в бязевой наволочке и хранил на антресоли. По вечерам он доставал наволочку, насыпал пару горстей сухофруктов и гадал: что попадется на этот раз? И всякий раз попадалось новенькое: то – коричневые кружочки сухих бананов, то – лепешки инжира, белые от выступившего на них сахара, то полупрозрачные колечки ананасов. Но чаще это были сморщенные кусочки груш, которые, когда Коля их ел, наполняли рот твердыми комочками, похожими на сырую манку, или красные закорючки сухих яблок, или абрикосы. Абрикосы Коля особенно любил, потому что в них были косточки. Косточки Коля дробил молотком и ждал, будет ли зернышко горьким, отдающим заморским вином «Амаретто», или же сладким.
В ту осень Коля снова приехал к бабушке. Когда он похвалил ее абрикосы за вкусные орешки в косточках, та, вопреки ожиданию, вовсе не расплылась в улыбке от похвалы, а посуровела лицом и повела его в сад.
В саду в полном беспорядке теснились всяческие растения. На корявых деревцах китайской айвы желтели здоровенные покрытые пухом плоды, похожие на безголовых гусят; агавы истекали соком в подставленные бадейки; торчали жесткие сабли ананасных листьев; похожие на дыни, висели под макушками деревьев плоды папайи – и чего только еще там не было!
- Смотри, оболтус! – сказала бабушка. – Думаешь, отчего сад такой? А оттого, что никто тут косточек не раскусывает, а едят плод, как есть, с косточкой, с семечком, с тем, что внутре. Вон они, птицы, склевывают все подряд, и самые лучшие семена не перевариваются, а падают наземь удобренными и почищенными, и дают всход и жизнь. И ты, архаровец, чтоб ел так же – и жизнью земля наполнится!
- А если там червяк? – засомневался Коля.
- Ну и что ж, если червяк… Вот, смотри, – и бабушка кулаком расколола кокос. Из кокоса высыпалась труха, похожая на спитой и высушенный чай, упала на землю и тут же стала незаметной, неотличимой от такого же грунта.
-Понял, придурок? – спросила бабушка. И Коля понял.
***
Коля считал, что все в жизни должно свершаться в положенное время. Коле пошел четвертый десяток, и его беспокоило, что очередной пункт – создание семьи – покуда оставался невыполненным. Он суетливо искал подругу жизни, но все претендентки были либо скучными, либо старались обустроить Колин быт по своему разумению. И хотя у Коли было множество недостатков, почему-то только его любовь к сухофруктам вызывала у пассий острые приступы педагогического зуда. Сами они ели что-то стерильно-синтетическое: загущенные полимерными клеями йогурты, стеклянно хрустящие хлебцы, взращенные на гидропонике мертвенно-блеклые листья салата... Для того, чтобы пропихнуть это в сопротивляющийся желудок, они запивали еду пахнущей горелой корой растворяшкой и жидкостями из коробок с надписью «Сок», раскрашенными синтетическими красками в веселые цвета китайских игрушек. Как только очередная претендентка видела заветную Колину наволочку с бабушкиными сухофруктами, она пыталась отнять ее. Начиналось подобие перетягивания каната, в котором Коля выходил победителем, а несостоявшаяся подруга, влекомая силой инерции после того, как руки ее срывались с бязевой оболочки, исчезала за горизонтом Колиной жизни.
С Ольгой Коля познакомился очень обыденно, на троллейбусной остановке. Он заприметил ее сразу потому, что другие девушки ели мороженое или хрустели чипсами, а она аккуратно доставала из полотняного очешника съеженные черносливины и съедала их целиком, не разгрызая косточек. Наверное, Коля слишком упорно пялился на нее, но она просто подошла к нему и протянула очешник: «На, ешь…».
Уже через неделю они встречались у Коли дома и подолгу сидели, глядя в телевизор и разбирая содержимое наволочки: «Ну-ка, что там еще интересное попадется?» Ольга нравилась Коле все сильнее, особенно после того, как, обглодав сушеный абрикос, она проглотила красную в бороздках косточку.
Однажды Коля почувствовал, что с ним творится неладное. Как-то они с Ольгой съели множество сухих яблок вместе с семечками, а позже Коля почувствовал странное шевеление под ложечкой, как будто кто-то теплый и мягкий осторожно бродил по желудку. Мысль о беременности Коля отверг сразу, а к врачу не пошел, решив подождать несколько дней: авось, само пройдет. По ночам шевеление в животе усиливалось, кто-то множеством мягких присосок переступал внутри живота и Коле представлялось белое с розовыми подпалинами тельце в перетяжках. Наконец, Коля догадался, что в нем поселилась яблоневая плодожорка. Иногда он прикладывал ухо к животу и подолгу слушал, как осторожно движется в нем обитательница, мягко изгибается, прокладывает ходы и влажно и дробно причмокивает присосками, отделяя их от Колиного нутра. Тогда Коля умилялся и замирал, гадая: а что будет дальше?
В такие минуты Ольга загадочно смотрела на него, потом забрасывала в рот сухую вишенку и кивала каким-то своим мыслям.
- Плодожорка? – спросила она у Коли однажды.
- Ага, - ответил Коля смущенно.
- А у меня лимонница. А может, капустница, - сказала Ольга.
После того диалога они полюбили друг друга еще сильнее. Коля прикладывал голову к Ольгиному животу и пытался уловить движение, и удивлялся: как она догадалась, что в ней не крапивница, не роскошный махаон, а милейшая лимонница?
Иногда и Ольга клала руку на заросшее бурой шерстью Колино пузо и говорила, что чувствует под кожей и жиром теплое шевеление. Коля млел, в ушах стучало, а в голове дозревала мысль: пора покупать кольцо и делать предложение.
В один из выходных они встретились утром и потом бродили по пустоши, заваленной отходами с близлежащих строек и всяческим мусором. На спине у Коли умостилась заветная наволочка, карманы тоже топорщились от сухофруктов. Светило солнце, летали паутинки, остро несло дымом от сгорающего хлама. Ощущение яростного напора жизни было таким сильным, что Коля невольно засмеялся, и сейчас же коротко ударило в пищевод, рот широко раскрылся и оттуда вылетела, размахивая крыльями, бабочка. Она крутанулась в воздухе и стала летать кругами вокруг Ольги и Коли.
Ольга закинула голову и то ли пискнула, то ли икнула – и желтая лимонница резво выдавилась у нее промеж зубов. Разворачивая скукоженные крылья, она минуту посидела у Ольги на плече, а потом взлетела и присоединилась к полету плодожорки.
Они шли и шли, город оставался все дальше, в вышине парили бабочки – серая и лимонно-желтая, и с их крыльев осыпались искристые чешуйки. Позади Ольги и Коли, вспучивая мусорные кучи, поднимались сады, с яблонь тяжело падали в траву жемчужно-матовые яблоки и лопались, выбрасывая фонтанчики скопившегося в середке сиропа, и тут же полосатые осы слетались, чтобы напиться досыта. Стаи свиристелей обрывали тяжелые рябиновые гроздья и улетали, чтобы рассыпать семена. Слоны растатптывали гниющие плоды манго и погружали хоботы в сладкий кисель, добывая плоские косточки. Арбузы лопались от бродившего в них сока, разлетались красными и зелеными брызгами, и тут же обезьяны с визгом утапливали сизые в бакенбардах морды в арбузных чашах и, дерясь и ругаясь, лезли на деревья, чтобы оттуда рассеивать скользкие семечки по миру. Неведомо откуда взявшийся орлан выхватил с лету здоровенное ядро с кокосовой пальмы, тяжело забухал крыльями и полетел на север. Львица брякнулась в заросли малины и стала кататься, жмурясь от удовольствия и тенористо мурлыча, и ягоды налипали на ее боках и спине, тут же высыхая.
А в стороне стояла Колина бабушка и улыбалась ласково и спокойно.