- Менять корову надо, стара, стала! – все чаще и чаще поговаривала мать.
- Лето пусть пасется, а в зиму и сменяем, - соглашался с ней отец, - подсмотрел я у Ермолаевны телку, денег подкопим, и, может стать, сладимся.
Но началась война, отец ушел на фронт, а корову так и не сменяли.
Еще два года кормила Зорька полуголодную ораву, а на третье военное лето пастух не пригнал корову домой. Не дошла она, легла за околицей, да так и не поднялась.
- Вот, что, Прасковья, резать, говорю, корову твою надо. Не отойдет она, - сказал пастух.
Мать так и рухнула.
- Не дам, не дам резать кормилицу, - заголосила она. – Пропадем мы с голоду. Иди за ветеринаром. - Смотрел он ее, Пашенька, не выживет Зорька, а так хоть мясо будет.
- Куда я его летом-то дену, - залилась слезами мать. А потом, как-то безнадежно махнув рукой, прошептала:
Режьте.
Алексей, не помня себя, бросился к Зорьке. Широко раскрытыми глазами корова смотрела прямо на него, словно прося о помощи, и, чтобы не видеть смерти своей любимицы, Алексей пошел прочь.
… К бабушке он прибежал уже ночью, восемь верст отмахал, не замечая вокруг ничего. Впервые за военные годы мальчик плакал.
- Что ты, что ты, Леня? – трясла его за плечо бабушка. – Отца что ли…, - язык не повернулся у нее сказать »убили».
- Нет, - мотнул головой паренек.
- Зорьку прирезали, помрем теперь с голоду. Мама вопит, ребята плачут, - не сказал, а только пошевелил губами Алексей.
- Зорьку? - бабушка так и ахнула и надолго замолчала, гладила по голове старшего внука. Семидесятилетняя, была она по натуре сильным человеком. Прижав внука к себе, проговорила:
Не плачь, Аленя, не пропадем. Малинка еще у нас есть. Вместе с ней к вам и переберемся.
Пришла с дойки Мария, старшая дочь бабушки. Решенье матери она одобрила: «Завтра уйду с Танюшей к свекрови, все легче будет Володю с войны ждать. Ведите Малинку к Прасковье, не помирать же им с голоду, в самом деле».
Корову вели ночью, а когда на небе заалела заря, Малинка уже находилась на новом месте. Мать лежала навзничь, редко, всхлипывая.
Бабушка подошла к дочери:
- Вставай, Паша, чай корову доить уж надо.
- Нет Зорьки, нет нашей кормилицы, - прошептала мать.
- Как нет, во дворе корова, Алеша уж и травки вон несет. Вставай, дочка. Придет Саня то с войны, а мы с коровой, и все живы, здоровы», - приговаривала бабушка.
- И Александра нет, чай, знаешь.
- Что ты, Паша, жив наш Саня. Эко, пропал без вести. Это еще не убили. Вчера видела его во сне, шел домой он, веселый, мешок зерна нес. К добру это, не иначе.
Мать медленно подняла голову.
Бабушка хлопотала уже с завтраком, что-то говорила, приговаривала, поправляла одеяла на спящих ребятишках, а когда Малинку погнали в стадо, и мать принесла молоко, налила целую кружку теплого пенящегося молока, подала Алексею: «Выпей, кормилец, да ложись спать. Умаялся».
И все хлопотала, хлопотала, добрая, неугомонная, старенькая бабушка.
Алексей, засыпая, подумал: «Словно солнышко, бабушка-то наша», - и, почувствовав внезапное облегчение, провалился в тяжелый сон.
|
А ведь так, наверно, оно и было.. .
Были коровки на деревне кормилицами всегда.
Слëзы аж к горлу сами собой подступили..