побои, да еще в придачу больной ребенок.
-Она вас навещает?
-Была один раз.
-Но это же чудовищно, доктор, – расстроился я, – где же человеческая благодарность?
-Мы уже обсуждали эту тему. Добро всегда наказуемо, но это не важно. Я вам объяснил, дело не в ней, а во мне, я не могу по-другому. И я надеюсь прожить здесь долго, она не может меня предать.
Он взял свои костыли и приподнялся, пора было идти на ужин.
-Прощайте, мой дорогой, – сказал он, – не забывайте обо мне.
-До свидания, доктор.
Так мы с ним расстались. Я сел в машину, включил зажигание и закурил, потом выехал на Дмитровское шоссе – до моего дома было полчаса езды.
…Через три дня я узнал, что он умер. От сердечного приступа, объяснили мне по телефону. И тут я понял, что главное для меня он успел сделать – он со мной поговорил. Я услышал от него то, что хотел услышать, и теперь буду говорить об этом с другими людьми.
Но лучше об этом написать, решил я, и взял тринадцать чистых листов бумаги. Я надел очки и в правом верхнем углу написал свою фамилию, а чуть ниже, посередине страницы, название рассказа, которое у меня созрело, когда я уезжал из пансионата, – «Распятие длиною в жизнь».
