Учитель

      Решение уйти в отставку именно сейчас, когда Пантей лихорадило от беспредела демонической армии, было, по­жалуй, самым трудным в жизни магистра Авахима. Однако это единственный способ остаться в здравом рассудке, иначе его и без того работающая на пределе нервная система не выдержала бы. «Магический консультант со свободным гра­фиком работы» — так значилась в реестре Цитадели его нынешняя должность.
      Замок Хорр встретил своего хозяина затхлостью и холодом. Авахим не был здесь уже более десяти лет, потому как проблемы государства для него всегда были важнее отпуска.
      Телепорт с негромким хлопком закрылся за спиной магистра, и телепортационный зал погрузился в полумрак. Гряз­ные стекла едва пропускали вечерний свет, отчего в комнате было еще темнее и неуютнее.
      — Наверное, так даже лучше, — пробормотал Авахим, косясь на окно.
      Он знал, что за зрелище ждет его там, и потому оттягивал тяжелый момент встречи с суровой реальностью.
      Торжественная мантия бесформенным кулем упала в угол, подняв облачка многолетней пыли. Старик чуть помор­щился, подавляя желание привести комнату в порядок. Не сейчас, это может подождать. У него еще будет время приб­раться здесь, а пока лучше потратить остатки сил на уборку в спальне, чем он и занялся.
      Магией Авахим принципиально не стал пользоваться, несмотря на преклонный возраст. Ему доставляло мало кому понятное удовольствие собственноручно, без заклятий, духов и помощников расставлять по местам упавшие статуэтки и вазы, выметать сор, вытряхивать ковры и покрывала, вытирать пыль и грязь. Даже воду магистр набирал в колодце, ко­торый располагался во дворе замка, и, кряхтя, тащил на второй этаж, оставляя вереницу небольших лужиц, вскоре превратившихся в грязное скользкое месиво. Несколько раз Авахим едва не расшиб лоб, так как ноги в мягких тка­невых туфлях разъезжались в стороны, и только падение с лестницы убедило старика в необходимости чуть-чуть покол­довать.
      Закончив с уборкой, хозяин замка хотел перекусить, но все припасы, дожидавшиеся своего часа на протяжении многих лет, давным-давно сгнили, несмотря на многочисленные заклятия долговечности. Отвыкший от тягот мирской жизни, Авахим впервые за долгое время лег спать с урчащим животом и ломотой в старых костях.
      Проснулся магистр далеко за полдень. Впрочем, окна он так и не вымыл, а потому в спальне царил приятный полум­рак, и о времени суток догадаться было сложно. Живот уже не урчал, но теперь старика подташнивало, что было не очень-то хорошим знаком.
      Вздохнув, Авахим переоделся из ночной сорочки в походную мантию и, затянув потуже пояс, спустился во двор. Па­радные ворота не сразу поддались, и магистру вновь пришлось прибегнуть к помощи магии, чтобы покинуть защиту вы­соких стен. Подгнившие крепления противно заскрипели, выпуская хозяина в бесконечность Хоррской степи.
      Вот только никакой степи не было. Маг знал, что ждет его по ту стороны ворот, и все равно открывшееся ему зре­лище потрясло старика, немало повидавшего за свою долгую жизнь. Смрад смерти, тянувшийся от выпотрошенных че­ловеческих тел, сбивал с ног, заставляя нервно зажимать рот и нос рукой. Глаза слезились от густого, насыщенного кровавыми парами воздуха, а сознание отказывалось верить тому, что представало взгляду.
      Авахиму пришлось приложить немало усилий, чтобы подавить ужас, парализовавший каждый его нерв. Тысячи во­инов, юных, бесстрашных, но безвозвратно мертвых, нашли свое последнее пристанище здесь, в Хорани. Тысячи погас­ших судеб расстилались перед глазами двухсотлетнего старика, который так и не научился прощаться с теми, кто по­кинул этот мир слишком рано.
      «Этот грех будет лежать на мне», — так Она говорила. И все равно Авахим понимал, что его вина ничуть не мень­ше, а в чем-то даже больше. Но Она теперь тоже мертва, а он, отживший свое старик, все еще попирает пропитанную юношеской кровью землю, коря себя за неспособность что-либо изменить.
      Хрип сорвался с морщинистых губ, так и не сумев превратиться в крик. Магистр утирал рукавом слезы и тщетно пы­тался успокоиться. Видение смерти, беспощадной и всеобъемлющей, сломило его железную волю, что прежде не раз поддерживала князей и других магов.
      А после пришло решение. Решение стереть эту печать смерти огнем. Пантей уже напился кровью вдоволь, пришло время покрыться пеплом и восстать.
      Жилистые руки, нервно дрожа, запорхали в воздухе, вычерчивая пентаграмму. Огненные линии, отзываясь на зов мага, разрастались, наливаясь волшебной силой создателя. Словно этого было недостаточно, Авахим забормотал сло­ва, каждое из которых по своей разрушительности не уступало небольшому взрыву.
      Заключительный взмах руки, яростный выдох и короткое, полное уверенности слово-приказ:
      — Ших’хира!
      Пентаграмма растворилась в яркой вспышке, а затем разлилась лавиной золотистого огня, с гудением устремивше­гося к ковру из мертвых человеческих тел. Магистр последовал за своим детищем, желая убедиться, что ничто не ус­кользнет от очищающего пламени. Тонкая ниточка, по которой он подпитывал заклятье, позволяла управлять огненной стеной, но контроль давался нелегко. Впрочем, Авахим не зря был старейшим магистром Цитадели, и его опыт в магии значительно превосходил любого мага Пантея.
      Пожалуй, именно опытность спасла старика от роковой ошибки. Когда огненная стена наткнулась на преграду, пер­вым желанием Авахима было проломить ее, уничтожив, как и все до этого. Но осознание, что никаких преград здесь, среди мертвых, возникнуть не могло, удержало его от этой глупости.
      Усилием воли развеяв заклятье, старик с опаской приблизился к тому месту, где его лавина встретила сопротивле­ние.
      — О Боги, — выдохнул он.
      Поверх месива из рук, ног и тел сидела девушка. Выставив перед собой обожженные до мяса ладони, она застыла, как кровавое изваяние, видимо, не понимая, что с ней происходит. Авахим физически ощущал ее ужас, но это отошло на второй план, стоило ему заглянуть в ее глаза.
      Сама Смерть смотрела на него из зрачков девушки. Тяжелый, давящий взгляд, полный мрачного, безразличного ко всему желания выжить, не мог принадлежать смертному.
      — Она должна жить, — губы выжившей зашевелились, но голос был явно чуждым девичьему телу. — Ты ведь хо­чешь искупить вину?
      Старик бессильно опустил руки и покорно кивнул. Тому, кто сейчас говорил устами девушки, сложно перечить. Да и не особо хотелось.
      — Уж не знаю, зачем это тебе, но я постараюсь сделать все, что в моих силах, — выдавил Авахим, заставляя себя не отводить взгляд.
      Девчонка улыбнулась, а затем Смерть ушла из ее глаз. Подавляющая сила исчезла, и перед магистром осталось ма­ленькое дрожащее тельце, бьющееся в припадке истерики. Вздохнув, старик приблизился к рыдающей в голос девушке и, застыв у края еще не сожженных тел, накинул на нее свою мантию.
      — Не плачь, самое страшное уже позади, — Авахим постарался вложить в свои слова всю нежность, на которую был способен.
      Деваха, подняв на него затравленный взгляд, закусила губу, изо всех сил сдерживая рыдания. Ее аура заполняла все вокруг болью, ужасом, непониманием, и магистр понимал, с чем это связано. Очутиться посреди ковра из трупов, одной, без одежды, а потом едва не погибнуть в лавине огня — в такой ситуации кто угодно впал бы в истерику. Но сил успокаивать девчонку у Авахима не было.
      — Идем, если не хочешь разделить их судьбу, - он кивнул на тела мертвых солдат.
      — Кто ты?
      Ее вопрос повис в воздухе, заставив сердце старика пропустить удар. Болезненно знакомые интонации напомнили ему о том, что он предпочел бы забыть. Магистр пригляделся повнимательнее, пытаясь под слоем копоти и крови раз­глядеть черты лица. И то, что он увидел, ему очень и очень не понравилось.
      Пигалица напряженно ждала, кусая губы. Казалось, от этого вопроса зависела ее жизнь, не меньше.
      — Хим, учитель Хим, — наконец, ответил Авахим, решив не испытывать судьбу.
      Девушка оценивающе пробежалась по фигуре мага, словно не веря на слово.
      — А я?
      Второй ее вопрос застал магистра врасплох. Что на это ответить?
      — Хора, — выдал он первое, что пришло в голову. — Точнее, Хоранна.
      О том, что имя девушке дала степь, едва не ставшая ее могилой, Авахим решил пока промолчать. Он расскажет ей это позже, когда ужас от пережитого уляжется в хрупкой душе.
      Хоранна, чуть помедлив, кивнула, принимая такой ответ. Ухватившись за протянутую руку учителя, она соскользну­ла с горы мертвых тел и встала на усыпанную пеплом землю, плотнее закутавшись в мантию, успевшую изрядно ис­пачкаться.
      — А теперь идем, Хора, иначе останемся голодными, — Авахим нарочито бодро зашагал вдоль границы между выж­женной пустошью и кровавым ковром.
      — Ты не будешь очищать это место дальше? — девушка не торопилась следовать его примеру.
      Магистр отметил про себя умение его нежданной ученицы вникать в суть. Она не просто увидела огонь, сжигающий все на своем пути, но и почувствовала, что это — очищение Хорани от боли невинно убитых.
      — У меня не хватит сил сплести заклинание такого уровня еще раз, особенно на голодный желудок, — признался Хим, не оглядываясь, но чувствуя, что девушка все же плетется за ним. — Еще успею упокоить твоих приятелей.
      Хоранна промолчала, не оценив неуклюжую попытку учителя пошутить. Старику оставалось только смириться с угрю­мостью ученицы, которая больше не произнесла ни слова, как он ни пытался ее разговорить. Вскоре Авахим оставил тщетные попытки, рассудив, что девушка не отошла от пережитого ужаса, и ей нужно время успокоиться.
      Однако она так и не успокоилась. Ни день спустя, ни неделю, ни год. Хоранна так и осталась замкнутой и отрешен­ной, отчего Химу порой становилось не по себе. И лишь обещание, данное самой Смерти, удерживало его от того, что­бы, плюнув на все, вернуться в Цитадель, к нормальным людям.
      Впрочем, он все же привязался к своей мрачной ученице, научившись ценить ее молчаливую, но искреннюю за­боту. Хоранна же, несмотря на безразличие к окружающему миру, беспокоилась о здоровье своего уже немолодого спа­сителя, хотя порой горячий непокорный нрав прорывался на поверхность, что почти всегда заканчивалось грандиозны­ми скандалами.


      Авахим прожил в Хоррском замке еще восемь лет, хотя никто в Цитадели не верил, что его хватит хотя бы на год. Смерть оттягивала последнюю встречу с магистром, словно не желая оставлять Хоранну без присмотра. За это время учитель сумел обучить девушку многому, пусть иногда она отчаянно этому сопротивлялась.
      В один из теплых летних деньков девятого года от Вторжения демонов магистр Авахим, точнее, уже просто учитель Хим, отошел в мир иной. Смерть его была легкой, без агоний и страданий. Он искупил свою вину перед Пантеем, за что был вознагражден покоем и посмертным признанием.